— Подождите, Светлана Петровна, ну не бегите так быстро, я задыхаюсь.
— Мне не о чём с вами говорить, девушка, я уже всё сказала.
Со стороны картина выглядела так, словно убитая горем женщина не хочет разговаривать ни с кем после похорон и бежит к выходу. Родственники не спешили за женщинами, шли от могилы неспешно. Кое-кто из них даже видел, что Костя встречался перед трагедией с той, второй, маленького роста девчонкой, что сейчас пытается с огромным животом наперевес догнать жену, законную.
— Это ваш ребёнок, как вы себе представляете, что отдадите его? Мне не нужен ваш ребёнок.
— Но это не только мой, но и Костин сын!
Две ужасные новости всё ещё не укладывались в голове этой сорокадевятилетней женщины, в один миг потерявшей мужа и узнавшей, что у супруга была другая, носившая под сердцем ребёнка. Светлана даже не знала, что сейчас больнее ранит её.
— Он уверял, что когда ребёнок родится, то вы его заберёте. Суррогатная мать я.
Света остановилась и обернулась. Огромный живот на ножках тоже остановился. Сама женщина отдельно от живота не воспринималась. Словно без него она не имела значения. Света даже сейчас не могла толком её рассмотреть, чтобы запомнить, как выглядит та, с которой был её муж. Она, красивая, высокая, даже в трауре, выглядела элегантно и обращала на себя излишнее внимание. И этот живот на худеньких ножках.
— О таких вещах знают оба супруга.
— Да муж вам подарок хотел сделать на юбилей. Без центра же дешевле, — беременная женщина начала всхлипывать.
— Мой муж так не поступил бы..., — Светлана запнулась, одёрнула себя и прибавила шаг.
Мог, как оказалось, плохо знала Света своего благоверного, а ведь тридцать лет были вместе — это не просто срок, это целая жизнь за плечами. Никогда ничего подобного не только не замечала, повода усомниться не было. И вдруг...
В кафе этой женщины, живота на ножках, не было. Света выдохнула. За поминальным столом все загремели столовыми приборами, послышались тихие разговоры. А Светлане всё казалось, что обсуждали её, и эту беременную женщину. Приходилось волей-неволей прислушиваться к голосам, пробовать разбирать слова, о чём говорили за столом. Было стыдно. Хотелось, чтобы эта пытка как можно быстрее закончилась.
Больше о той самой женщине Света не слышала. Да и не хотела. Пыталась начать свою жизнь заново, не представляла, как продолжить то, что уже создано. А создано было многое.
Вместе с мужем они учились на одном факультете в университете, там и познакомились, сыграли свадьбу. Потом пошли работать, как оказалось, в фирмы — конкуренты и долго над этим смеялись, купили свою первую квартиру, были счастливы и довольны... до первой беременности Светланы. Внематочная беременность, долгий сложный этап восстановления, операция. Света не хотела отказываться от мечты стать матерью и, наконец, вторая долгожданная беременность и тот же диагноз, и удаление второй трубы. И снова больницы, операция. Муж всегда был рядом. Ни на минуту не сомневался, поддерживал.
Не получилось родить детей самой, и Света вся с головой ушла в работу. Идеи собственного бизнеса не покидали её, и муж поддержал, вместе было проще. Работали много, без отдыха. И закрутилось всё, завертелось, прибыльным оказалось собственное дело. И также быстро всё с уходом мужа стало неинтересно.
Светлана очень хотела распрощаться со всем, что её связывало с прошлым, продать всё и начать жизнь заново. Одно не давало покоя... — надо было разобрать документы и вещи мужа.
Трогать и брать в руки счастливое прошлое было тошно. К горлу подкатывало уныние, глаза тут же щипали слёзы. Зачем любила? Зачем так сильно привязалась, словно нитками всё это время пришивала себя к нему.
Папки жгли руки, пахли мужем, стойкий парфюм вперемешку с табачным дымом. Светлана тут же вскочила и прошла на балкон. Кресло, любимое кресло мужа, было пустым. Тут же открытая пачка, зажигалка, пепельница. Света схватила всё, что вместили руки, и выкинула в мусорное ведро.
Вещи, что носил муж, так быстро запустить в мусорное ведро не получилось. Они словно держали тепло. Хотелось проститься и отпустить.
С бумагами было ещё сложнее. Их нужно было разобрать, вникнуть в каждую записку, чтобы не выбросить нужное. Большая стопка бумаг и папок с центра стола раскладывалась на две: левую и правую. Ещё бумаги были в портфеле. Светлана достала и их.
Важный документ она увидела не сразу, точнее, увидела, что это договор, и отложила в папку, к которой решила вернуться позже, изучить внимательнее.
Но после взяла листы в руки снова. Все договора заключались от имени Светланы, муж с женой сразу так договорились и распределили роли в организации бизнеса. Константин это правило никогда не нарушал. А этот договор...
Её глаза быстро побежали по буквам. На данных второй стороны Светлана остановилась и несколько раз перечитала их.
Константин, действительно, заключил договор о вынашивании и рождении ребёнка с Крестцовой Ольгой.
Что толкнуло Светлану позвонить, а потом поехать к Ольге, она и не знала. Но понимала, что это необходимо. Словно совесть уговаривала: "На минутку, посмотрим и домой. Помнишь, в детстве ты котёночка с кошкой подобрала и долго ухаживала за ними, пока котёнок не подрос. Вот. И тут также. А тем более, это же не котёнок — человек, ребёнок Кости".
Маленькая квартирка, давно требующая ремонта, словно сгибала Светлане плечи.
— Проходите, — Ольга указала рукой на комнату.
Светлана не выпускала из рук дорогую сумку, её удобно было мять, скрывая нервозность.
— Вы знаете, я вам даже завидую, — Оля села на диван рядом с кроваткой и открыто посмотрела на гостью. — Нет, не благосостоянию, хотя сама это сделала из-за денег. Я восхищена тем, как Константин вас любил. Как он говорил о вас, словно вы всегда держали его за руку, вы словно незримо всегда присутствовали рядом. Сначала я жалела вас, Светлана Петровна, посчитала, что он предложил мне родить из-за того, что вы не можете. Мы познакомились на крыльце того самого репродуктивного центра. Ему же нужен был наследник, а вы вся такая в работе, но нет... он это сделал из любви к вам, словно жертвовал, словно осознавал, что это сможет сделать вас чуточку счастливее. Странный поступок, конечно, я же тоже не сразу поняла этот посыл. Осознала позже. Это он так любил вас. До одури, словно одержим был. Так сейчас не любят. Вы знаете. Он словно мужчина из прошлого. Как Маяковский, Есенин. Только не писал вам стихов.
— Писал, — Света опустила голову, — писал, Ольга, ещё какие.
— Вот видите, я не ошиблась. Я ничего у вас не прошу, просите за этот цирк на кладбище, гормоны...
Младенец стал возиться в кроватке, кряхтеть.
— Как зовут, кто родился?
— Мальчик, — улыбнулась Оля, — как и планировал Костя, назвала Женей. Евгений Константинович, как и договаривались.
Света почувствовала, как участился её сердечный ритм, — так она хотела назвать своего ребёнка, они с мужем часто мечтали и разговаривали об этом.
— Я хочу, что бы вы, Оля, понимали, для меня на данный момент поступок мужа — это предательство. Да, не иначе, и назвать это любовью ко мне я не могу. Скорее, помешательством. Но, даже после предательства можно простить другого — это нормально, мы все живые люди. Я вижу боль в ваших глазах. Но принять этого ребёнка я не могу. Вы его мать.
— Да, я всё понимаю. И ничего у вас не прошу, Кости нет уже, вы тут не причём.
Света достала из сумки пухлый конверт:
— Думаю, это хоть как-то поможет вам.
— Спасибо вам, Светлана Петровна, я от денег не откажусь. Я ведь согласилась на рождение ребёнка, потому что думала — жизнь моя изменится, а она и, действительно, изменилась. Я очень люблю своего малыша, он для меня всё, и не знаю, как бы поступила, если бы всё это не случилось. Мои родители ещё пятерых воспитывают, мне не на кого рассчитывать. И ещё, если захотите приехать, не стесняйтесь, я не буду против. Женя очень похож на Костю.
Света от неожиданности даже задержала дыхание.
— Да-да, смотрите.
Светлана заглянула в кроватку.
Малыш ничем не отличался от других новорождённых, казалось Свете, но что-то до боли знакомое всё же улавливалось. Улыбался или кривился малыш точно также, поджимая верхнюю губу, как и Константин.
Через три недели Света не выдержала и позвонила Ольге уточнить не нужно ли что.
— Коляска нужна, — не задумываясь выпалила молодая мамочка, — я так и не купила ничего, хотела с рук.
На следующий день Светлана уже катила коляску с младенцем по парку. Катила гордо, вышагивала.
— Знаешь, Оль, а давай я буду крестная.
— Крёстная?
— Ну да, мамой я ему быть не могу, а вот крестной вполне.
— Так это замечательно, Светлана Петровна!
— Света, зови меня Све-та, мы же договорились.
— Да, никак не могу привыкнуть, — махнула рукой Оля.