У женщины-судьи в рабочей обстановке не так уж и много возможностей для того, чтобы проявить свою индивидуальность. Черная мантия, белый воротничок. Строгая прическа. Я провела рукой по своим коротко обстриженным волосам.
Но женщины есть женщины. Нам всегда охота помодничать. Спрос рождает предложение, и на Главном проспекте появилась эта «золотая жила» - новый магазин тканей. Вообще-то одежду для судей шьет специальная фирма по пошиву мантий, и заказывать можно мантии только этой фирмы. Но качество изделий многих не устраивает. И я уже второй раз пошла на хитрость: купила ту ткань, которая меня устроила и заказала в этой фирме.
Я коснулась пальцами черной ткани. Ощущение было приятным. По всему телу пробежала приятная дрожь. Прохладный черный шелк. Не совсем подходит, конечно. Но в такой день мне хочется быть безупречной.
День Открытого Заседания. Важнейший день в карьере любого судьи. Считается, что это своего рода экзамен на профпригодность. Но на самом деле это "спектакль, который необходимо отыграть", по меткому выражению моего Учителя и непосредственного начальства. На самом деле никто не сомневается, что судья будет принимать правильные решения, ни в чем не ошибется, и все пройдет, как по маслу.
Как правило, после заседания комиссию ждал накрытый стол, за которым собирались все причастные и поздравляли судью с успешным прохождением испытания и последующим повышением в должности.
При мысли о предстоящем повышении, я затрепетала. Подумать только, Главный судья Московской агломерации. Это в двадцать восемь лет-то!
А уж если я пройду испытание, то…. Тогда я стану (конечно, правильнее сказать, не если, а когда) Главным судьей Центральноевразийского Округа.
От этой перспективы у меня даже немного закружилась голова. Но мне нужно было держать себя в руках.
«Не надо делить шкуру неубитого медведя». Так говорил мой учитель.
Я вошла в свой кабинет, как и положено, без десяти минут девять. Рассмотрение дел должно начаться без опозданий. Мне всегда нравилась эта точность. Если рассмотрение дела назначено на 9.43, то оно и должно начаться в 9.43, а не в 9.42 и не в 9.45.
Это давало мне абсолютную уверенность в себе и в своих силах.
Здесь я была властью. Даже над временем.
У меня было десять минут, чтобы подготовиться к процессу.
Я взглянула в окно. Недалеко от здания суда высилась и моя «элитка». Огромная стрела из стекла и металла. Наверное, я не буду менять квартиру после повышения, подумала я, она меня полностью устраивает…
Я считаю, что я всего добилась сама. Мое высокое положение, мой статус, вес в обществе, да, в конце концов, роскошная квартира на последнем этаже элитной высотки - это все я заработала сама, благодаря своему образованию, упорному труду, политической благонадежности и преданности Великому делу.
На самом деле, конечно, своему успеху я была обязана во многом существующей системе социальных лифтов, прежде всего, системе социального рейтинга, в который я вступила при поддержке своих родителей уже в восемь лет.
Первые записи в моем портфолио были датированы 2056 годом, через десять лет после Великой перезагрузки. Я пошла тогда в первый класс и прилежно начала собирать все грамоты, все благодарности, все сведения об участии в конкурсах.
О будущей профессии я задумалась в двенадцать. Надо сказать, я была не по годам серьезной девочкой. Уже лет в двенадцать я знала, что хочу обладать властью. Я была лидером в классе, и это ощущение мне нравилось. Я понимала, что хочу сохранить его и после школы.
А женщины-судьи, которых мне приходилось видеть, были такими величественными, гордыми, неприступно красивыми.
Так что выбор я сделала, и мои родители его одобрили. Правда, мой отец, тяжело вздохнув, спросил:
- Ты уверена, что сможешь? Это такая тяжелая работа.
- Конечно, смогу! - возмутилась я. - Я лучшая ученица в классе! Кому как не мне идти на юрфак?
- А не думала о том, что работа грешная?
Я заметила, но не придала тогда значения этому жесту. Мама слегка дернула отца за рукав.
- Глупости какие! Очень хорошая работа! Принятие окончательного решения. Конечно, это ответственно, но ведь передо мной будет целый штат специалистов, каждый случай будет анализироваться, ко мне дело будет поступать уже на итоговое рассмотрение...
Отец только вздохнул.
Потом, будучи уже студенткой, я поняла его сомнения.
Уже через десять лет после Великой Перезагрузки уголовные преступления практически исчезли. Кражи и ограбления сошли на нет, потому что у людей практически не стало наличных денег, а воспользоваться именной карточкой грабители бы не сумели.
Благодаря повсеместному внедрению постоянно включенных камер практически исчезли убийства и нападения на женщин. В городах попросту не осталось непросматриваемых мест, а осознание того, что убийца непременно будет найден, как оказалось, действует на самых психованных маньяков.
Принцип неотвратимости наказания они отлично понимают.
Сначала, конечно, люди возмутились распоряжением Правительства, регламентирующим установку камер в каждом жилом помещении, но потом оценили смысл этого распоряжения.
Теперь камеры висели не для вида, информация с них каждую секунду стекалась на серверы, которые непрерывно просматривали специально обученные люди.
Конечно, люди не сразу к этому привыкли. Сначала находились те, кто возмущался подобным вторжением в частную жизнь. Находились и те, кто вообще не принял власть Всемирного правительства; они утверждали, что хотят вернуть власть государств, что их не устраивает власть транснациональных корпораций и финансового капитала.
Но с течением времени все убедились, что Мировое Правительство, пусть и состоящее изначально из руководства транснациональных корпораций, в самом деле сделало мир лучше...
Отмена частной собственности, внедрение системы социального рейтинга, а самое главное, распределительная система в соответствии с прозрачными и справедливыми канонами полностью изменили жизнь на планете.
Мир стал абсолютно безопасным местом. С простыми, понятными и предсказуемыми правилами игры.
Работай, проявляй умеренную лояльность, зарабатывай баллы (а это совсем не сложно) - и будешь обеспечен в соответствии со своей стратой. Жилье, еда в соответствии с определенной тебе потребительской корзиной - все это будет.
Люди приняли эту систему по той причине, что она была справедливой. По крайней мере, до нее ничего лучше не было придумано.
Я была абсолютным сторонником этой системы. И она взамен создала для меня прекрасные условия.
Восемь минут. Уже минут.
Чашечка кофе. Все-таки я волновалась сегодня и не очень хорошо спала ночью.
… Единственное, с чем люди еще не смогли справиться - это болезни. Несмотря на все успехи медицины, еще оставались болезни, справиться с которыми пока было невозможно.
Для таких больных был организован отдельный вид помощи: медицинская помощь в умирании.
Поскольку в этой сфере изначально начались злоупотребления, то работы для юристов в медицинских организациях было невпроворот. Попробуй определи, действительно ли в данном случае имеют место показания к эвтаназии, или вовремя подсуетились родственнички, которым не терпится получить бабушкину квартиру.
Впрочем, когда личная собственность была ликвидирована, то и в этой сфере злоупотреблений стало значительно меньше.
Тем не менее, каждый такой случай подлежал независимой юридической оценке. Сначала такие решения выносились комиссионно, и окончательное решение принимал Председатель комиссии по эвтаназии. Потом их стали именовать Судьями.
На практике в Университете я стала понимать, почему.
Роль этого человека сложно переоценить. Он - как глава Страшного суда.
Есть показания или нет? Разрешить или не разрешить?
Да или нет? Жизнь или смерть? Мучения или освобождение?
У меня дыхание срывалось, и, казалось, что даже сердце останавливается, когда я наблюдала за работой Судьи.
А потом я сама стала одной из них...
Две минуты. Одна минута. Процесс идет под запись. Я глубоко вздохнула и включила экран на стене.
Итак, первое дело. Видимо, комиссия решила начать с простого, чтобы дать мне собраться.
Здесь все просто и понятно. Алексеева Марья Григорьевна, 1998 г.р. На экране появилась древняя старушка, сидевшая за столом в своем доме. Это была развалюха, сохранившаяся с 30-х годов. Старый домишко из пенобетона. В окна заглядывали разросшиеся стебли крапивы. Бабушка все время как будто пожевывала губами. Словно хотела что-то сказать, но не знала, что…
Ну, тут все понятно, какие могут быть сомнения, бабушке под восемьдесят лет, куча хронических заболеваний. Онкологии, правда, не выявлено, но гипотензивная терапия в последнее время не очень эффективна. Скоро бабушку шарахнет инсульт, и уход за ней в лежачем состоянии обойдется налогоплательщикам минимум в сто тысяч зетов за полгода.
Критерий обозримости будущего соблюден, сказала я в черную трубку микрофона, весь процесс шел под запись, и мне хотелось, чтобы и запись моего голоса была безупречной. Поэтому никаких подкашливаний, никаких «эков».
Я – будущий главный Судья Центральноевразийского округа.
Итак, продолжала я, смерть пациентки наступит в обозримом будущем. Высок риск нетранспортабельности, невозможности обслуживать себя самостоятельно, и соответственно, повышения расходов на пациента, находящегося в старческой астении.
Прошение удовлетворить.
Экран погас. Лицо бабушки исчезло.
Я перевела дух. Вспомнила слова своего Учителя, гения медицинской юриспруденции, Анатолия Ивановича Южакова, автора моей любимой монографии.
"В нашем прекрасном мире нет места для всех. На том уровне, на котором вы будете работать, вы должны понимать это".
Я понимала. Действительно, в этом есть определенная справедливость. Пожил - дай пожить другому.
Сначала "Медицинская помощь в умирании" распространялась на тяжело больных, в первую очередь онкологических. Однако в последующие десятилетия список показаний для эвтаназии был расширен. И в первую очередь в него были внесены рекомендации, названные возрастными...
Понятно, что это еще "разгонка". И действительно, следующее дело было посложнее.
Об эвтаназии попросила молодая женщина, тридцати трех лет, бездетная, без явной соматической патологии. Однако уже в течение трех лет она находилась на лечении в психиатрическом стационаре, проще говоря, в "дурке".
Я покачала головой. С 2067 г., согласно II поправке Закона об эвтаназии, добровольный исход из жизни разрешен пациентам, страдающим неврозами, неврастенией, посттравматическими расстройствами, шизофренией, и, конечно же, биполярным расстройством. «Биполярочка» - вообще одно из главных показаний к эвтаназии, реально неприятная штука. Настроение мечется туда-сюда. Так уж лучше пусть эти люди закажут себе комфортную процедуру, чем сигают с крыши перед рассветом.
Конечно, трудно определить, является ли психическое заболевание потенциально излечимым. Также трудно определить, насколько взвешенным является желание добровольно уйти из жизни у пациента с психическим заболеванием.
Тут необходимо заключение группы экспертов. У пациентки оно было.
Прошение удовлетворить.
Я откинулась на спинку кресла. Теперь мне полагался пятиминутный перерыв. Вторая чашечка кофе появилась на автоматически выдвинувшемся подносе. От него шел приятный терпкий аромат. Я сделала глоток, и мысли прояснились.
Дело №3. Юля Аникина. 11 лет.
На экране появилась девочка. Она сидела на лавочке в школьном дворе. Рюкзак стоял рядом. У девочки были ярко-розовые волосы и татуировка в виде бабочки на правой щеке. Она смотрела в камеру и зачем-то шмыгала носом. Я подумала, что буллинг в данном случае однозначно имеет место быть… Но показание должно быть каким-то другим… В любом случае, сути дела это не меняло. Правительственный комитет пришел к выводу, что доступ к эвтаназии должны иметь все вне зависимости от возраста. Поправкой С-7 установлено, что несовершеннолетние, способные самостоятельно принимать решения, также должны получить на нее право.
Я проверила, есть ли у девочки заключение возрастной комиссии, с этим все было в порядке. Комиссия установила, что девочка в состоянии принять обдуманное решение об уходе из жизни.
Потом я перешла к обоснованию необходимости эвтаназии. В случае с детьми к обоснованию предъявлялись повышенные требования.
В данном случае к выводам комиссии претензий не было. Часто болеющий ребенок, с явным иммунологическим дефицитом, у родителей возможности скорригировать иммунологическое состояние ребенка нет.
Я вздохнула, в данном случае эвтаназия действительно лучше. Да и еще явное непонимание со стороны сверстников, которое в материалах дела не было упомянуто. Но у меня глаз был наметан. Неспроста эти розовые волосы и татуировки на лице, ох неспроста…
Согласие родителей не требуется, так что...
Удовлетворить прошение.
Я немного отдохнула, прикрыв глаза. Напомнила себе, что после заседания меня ждет "накрытая поляна". Я даже смогу позволить себе пару глотков шампанского. При вступлении в должность разрешается.
Дело №4. Я открыла материалы дела. Так, женщина, 68 лет. Хронические заболевания, конечно, имеются, но не критично. Лучше бы включить их в обоснование. Но женщина выбрала формулировку: усталость от жизни.
Осознание того, что ее жизнь закончилась.
Я поморщилась. Скользкая формулировка. Закон, конечно, допускает ее при желании пациента и при отсутствии других показаний. В конце концов, такие люди тоже должны иметь право на добровольный уход из жизни, даже если медицинских показаний у них нет.
Но все же хотелось бы какое-то более значимое обоснование.
Ну ладно, посмотрим.
Экран снова зажегся. Я вцепилась в ручки кресла.
Я увидела знакомую обстановку квартиры, этот стол...эти стулья. А за столом сидела моя мама...
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова.
Первой заговорила мама:
- Прошу Высокий суд удовлетворить мое ходатайство о возможности добровольного ухода из жизни в связи с моим морально-психологическим состоянием.
Я наконец очнулась. В голове билась дурацкая мысль: просто так Главным судьей Центральноевразийского округа никого не делают…
- Мне необходимо заключение экспертов о вашем психологическом состоянии, - сказала я, глядя в глаза своей мамы.
Заключение было, не подкопаешься. Впрочем, я ведь знаю, что их раздают всем, кому не лень…
- Все-таки мне бы хотелось услышать от вас, с чем вы связываете невозможность своего дальнейшего существования? – мой голос был как будто чужим.
Как будто он донесся откуда-то из глубин вселенной и по странной случайности прозвучал здесь.
- Понимаете, я завершаю свой земной путь, - моя мама говорила спокойно и вполне уверенно. – Здесь я сделала все, что могла. У меня прекрасная, очень успешная дочь. Я очень горжусь ею, - тут ее голос дрогнул, или мне показалось это…, - в общем, я считаю, что сделала все, что могла, и теперь меня ничего здесь не держит.
- Ничего не держит? – я как будто забыла, где нахожусь.
Я знала, что сейчас за мной пристально наблюдают. Мой учитель, мое руководство, специально созванная комиссия.
Все ждали моей реакции. И вдруг профессионализм во мне взял вверх.
Мой голос был холодным и ясным. Как лед. Как рассвет. Как лезвие.
- К сожалению, мы не можем удовлетворить ваше прошение. Вы имеете право ознакомиться с причинами отказа. Во-первых, поправка №436, на которую вы ссылаетесь, и которая позволяет совершить эвтаназию тем, кто не имеет соматической и психиатрической патологии, в перспективе могущей привести к инвалидизации, рассмотрена Думой, но еще не прошла проверку Советом Федерации при Мировом правительстве. Вы еще не достигли семидесяти лет, чтобы эта поправка вас не касалась.
К тому же имеют место дополнительные обстоятельства. Ваша дочь, которую вы упомянули (я думаю, ни для кого не является секретом, кем пациентка является именно для меня) выполняет слишком важную социальную роль, чтобы вы могли разом лишить ее помощи. Ваша дочь еще не имеет детей. Вы нужны будете для воспитания внуков. Потому что ваша дочь играет слишком большую роль в обществе, чтобы на несколько лет выпадать из рабочего процесса.
В иске отказать!
И я стукнула о стол небольшим черным молоточком.
Сердце как будто продолжило его удары. Раз… два… Три…
И тут заговорили огромные черные динамики. Они были установлены именно для проведения Открытого Заседания. Но раньше я их почти не замечала…
- Комиссия не согласна с вердиктом Судьи. Ее решение и ссылка на отсутствие верификации поправки №436 препятствуют конституционному праву каждого индивида на медицинскую помощь в умирании.
…Судья проявляет потрясающую некомпетентность! Поправки местного уровня не должны противоречить Основному Закону! Предлагаем снять ее кандидатуру с конкурса на пост Главного Евразийского судьи!
Все это меня уже не интересовало.
Я помнила только взгляд мамы. Строгий, но при этом умиротворенный.
Я помню, как вскочила с кресла и швырнула чашку кофе в черный динамик, как сорвала с себя мантию, как закричала, словно раненый зверь.
А потом наступило спокойствие.
Я не знала, воспользовалась ли комиссия накрытой «поляной». Может, они и ужинали там, через стенку от меня…
Я знала свою задачу. И я знала свои права.
Каждый судья, до тех пор, пока не лишен должности, может воспользоваться своим Правом.
Я нажала кнопку и из ручки кресла появился металлический шприц с уже введенным раствором.
У Судьи есть приоритетное право распоряжаться своей жизнью.
Он может вынести сам себе единственный и неоспариваемый приговор.
Я закатала рукав и увидела, как шприц хищно приблизился к локтевой вене.
Мне было легко и радостно.
Все. Это мой последний Приговор.