Председатель Союза художников России Андрей КОВАЛЬЧУК – о памятниках, о времени, о себе и о космосе
- Андрей Николаевич, как из мальчишки получается скульптор? У вас было какое-то особое детство?
-В целом нет, но так как я рос в семье архитектора, то с детства был вовлечен в творческую атмосферу. Дома у нас постоянно были люди искусства, художники, скульпторы, архитекторы. С отцом я бывал во многих скульптурных мастерских, а в пятом классе поступил в Краснопресненскую художественную школу. После ее окончания передо мной стоял выбор - идти или в архитектуру, или в скульптуру.
- Наверное, отец хотел, чтобы вы стали архитектором?
- Он больше занимался как раз архитектурой, связанной с монументальным искусством, работал со многими скульпторами над установкой памятников, монументов, преподавал в Строгановке. Я не думаю, что он очень хотел, чтобы я стал именно архитектором.
- Какая первая работа у вас была?
- Что считать первой работой? Школьные, я не рассматриваю, это слабо. В институте много было работ, среди которых были и удачные, но одну из них выделить я не могу, да и не хочу. Зачем? Первая серьёзная станковая работа - скульптура «Лев Толстой»", это 1985 год. Она хорошо прозвучала и была замечена. А первая значительная монументальная - памятник «Жертвам Чернобыля» в Москве.
- Но кто вам, молодому и еще малоизвестному скульптору, доверил столь крупный проект?
- В 1988 году проводился большой всесоюзный конкурс, в котором участвовало более 150 проектов. Мы с архитектором Виктором Корси получили первую премию. Мне тогда не было и тридцати.
- Это был первый конкурс, в котором вы приняли участие?
- Нет, были и раньше, но они не были такими важными. В то время я работал в других творческих коллективах, помогая более маститым скульпторам. Но это была скорее подготовка или практика. А вот монумент «Жертвам Чернобыля» - это уже работа серьезная и самостоятельная. А первая премия в этом конкурсе – первая настоящая победа. Так что, скульптура «Лев Толстой» и монумент «Жертвам Чернобыля» - вот две работы, после которых можно было уже говорить о каком-то признании, пока еще небольшом, но признании.
ЛЕПКА
- Все мы, будучи еще детьми, проходили стадию художника. С удовольствием рисовали цветными карандашами, а потом – акварелью или гуашью окружающий мир. И с восторгом лепили жизнь из пластилина.
- Пластилин – самый любимый, самый близкий мне материал. Он даёт возможность максимально приблизиться к пластическому изображению того или иного человека, раскрыть его суть или создать сложную пространственную композицию. Но это материал первичный, недолговечный, в нём хорошо искать, пробовать. Он очень подходит для творческого поиска, также как и глина , кстати. Мне нравится лепить. Близок сам процесс лепки, даже психологически. Когда ты мнешь в руках пластилин или глину, возникает очень приятное, комфортное состояние душевного равновесия.
- Проблемы уходят, плохое забывается...
- Да. Такая своеобразная терапия: несколько часов безотрывной работы успокаивают, восстанавливают, ты себя очень хорошо чувствуешь, так что в лепке присутствует серьёзный психологический аспект. В последние годы сохранять такое состояние равновесия становится всё труднее.
- Неужели возраст сказывается?
- Нет, телефон. Он просто не умолкает. В советские времена сотовых телефонов, да и простых телефонов в таком количестве не было, поэтому было проще.
- Так его можно выключить. Чтобы «абонент находится вне зоны доступа».
- Это не так просто. Телефонные звонки мешают, они отвлекают, но я уже привык быть постоянно на связи, привык к тому, что телефон всегда должен работать, так как моя общественная деятельность требует постоянно быть на связи. И я привык к этому ритму жизни. Но когда он молчит, можно всецело отдаться процессу лепки.
ВОПЛОЩЕНИЕ
- Микеланджело свою технологию описал просто: "Беру камень и отсекаю лишнее". За шесть веков что-то изменилось?
- Я практически не работаю в камне, предпочитаю бронзу. А здесь первый этап работы происходит в пластилине, именно в нём создаётся эскиз или модель. Когда скульптор понимает, что нашёл то, что искал, пластилиновый эскиз формуется. Затем отливается в гипсе, после чего начинается работа в твердом материале – отливается в металле. А в камне или дереве такой свободный поиск невозможен. Отсек лишнее - все, обратно не прилепишь, изволь начинать работу заново, хотя и здесь существуют некоторые возможности.
- Или меняй замысел. Хотя, наверное, изменение замысла в угоду ситуации – не есть верно.
- Не всегда. Иногда бывает так, что случай рождает новое, интересное решение.
- И часто случается, что окончательный результат сильно отличается от задуманного?
- Бывает, что и не просто сильно, а кардинально. Часто от первого эскиза до результата скульптор и его творение проходят большой, долгий путь с различными изменениями. Монумент «Жертвам Чернобыля» как раз такой случай, когда от замысла до воплощения проект поменялся очень сильно. Изначально у меня в центре была фигура пожарного, в каске, в защитном костюме. А получился – обнаженный мужчина в арке гриба ядерного взрыва. И сам гриб вначале был совершенно другим. Вообще же, первая идея никогда не сохраняется на 100 процентов.
!!!- Но ведь эти проценты изменений далеко не всегда лишь плод «полезных ошибок» и неправильных отсечений?
- Разумеется, нет. Просто эскиз делается маленьким, 30 - 40 сантиметров. В нём всё проработать невозможно. Ведь каждый размер диктует свои законы и возможности.
- И что хорошо для маленькой фигурки, для монумента – смерть?
- Нет, все таки не так жёстко. С изменением размера меняется многое, главное не растерять то ценное, что было найдено в эскизе. Это может быть общее восприятие или тонко прочувственные эмоции и чувства. Процесс постоянной доработки в монументальном искусстве присутствует всегда, не бывает, что скульптор вот так придумал, и все. Нет, постоянно возникают вопросы, которые ты решаешь, как скульптор и архитектор. Многое зависит от окружающего пространства или ландшафта. Постамент, высоты, точки обзора, силуэты, какие-то детали и так далее.
ЭМОЦИЯ
- Легко ли быть скульптором в нашем не очень гармоничном, несовершенном мире?
- Нелегко. Но это относится не только к скульптуре и другим видам изобразительного искусства, а к творчеству в целом.
- И как с такой дисгармонией справиться?
- Во-первых, нужно очень любить свое дело. Это верно для любого направления – театр, литература, архитектура, кино, музыка... Во-вторых, обязательно должен быть талант, а также трудолюбие, упорство, и, конечно, удача. Нужно «полностью жить своим любимым делом».
- С творчеством всегда связываются какие-то мистические истории. Достаточно вспомнить Пигмалиона с его Галатеей.
- На счет мистических … у меня есть скульптура «Гоголь. Пробуждение». Она с мистикой, хоть косвенно, но связана.
- Писатель и сам был великим мистиком.
- Я как раз и хотел показать творца, раскрывая его психологическое состояние. Он как бы просыпается, у него возникают какие-то образы, переходящие из сна. Плюс еще полумистическая история с его захоронением. Поэтому, элемент мистики в этой работе есть.
- Самый знаменитый акт творения заканчивался так: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою». А ваши работы для вас «начинают жить» по окончании работы?
- Насчет операции «воодушевления» – не знаю. Но, настоящий скульптор всегда думает об эмоции, о чувстве, которое хочет вложить в свою работу, донести их до зрителя. Иногда осознанно идешь в чем-то на недосказанность или на усиление проработки в определенных кусках. В портрете, на руках какие-то акценты делаешь. В процессе создания хочется не "засушить" вещь, а дать ей жизнь. Это не всегда удается. Иногда процесс работы перекрывает эмоцию. Но я об этом думаю постоянно, пытаюсь чувства, эмоции сохранить. Насколько это получается и всегда ли? Я не могу сказать, тут судить должны другие.
- Если скульптура передаёт эмоцию, она может произвести на зрителя эмоциональный эффект. То есть, она может изменить человека.
- Это иногда бывает. Часто люди благодарят за установленный памятник. Значит, что-то трогает зрителей, что-то им нравится. Последний мой большой памятник установлен в Уфе и посвящен труженикам тыла. Там очень многие благодарили, причем, не только ветераны, но и молодые люди, 30-ти, 40-летние, которые к войне уже прямого отношения не имеют. Памятник оказался нужным людям. Вроде тема уже ушла, а скульптурное произведение не даёт о многом забыть. Если мы возьмем лучшие образцы пластического искусства, например, великого Родена, то, конечно же, его творения влияют на ощущения, на внутренний мир, на понимание красоты, эстетики. Поэтому, я думаю, перевернуть или кардинально изменить человека средствами скульптуры нельзя, но сделать его немножко лучше – вполне под силу. Опять же, это относится не только к скульптуре, но и к театру, кино, литературе, балету.
- Смею предположить – и к журналистике тоже.
- Несомненно, журналистика, как и любой другой вид искусства, выполняет не только эстетическую, но и воспитательную роль. Слово может человека сделать счастливым, может ранить, а может и убить, так что на нас, людях искусства, лежит большая ответственность за то, что мы создаем.
БРАК
- Какую работу можно считать высшим эталоном скульптуры?
- Высший эталон - это тогда, когда возникает признание и у профессионалов, и у обычных зрителей. Часто бывает, эксперты говорят: «Замечательно!», - а зритель вообще не понимает и пожимает плечами. Как в авторском кино. Случается и наоборот: народу нравится, а профессионалы говорят: «Слабо!». Но когда восторги совпадают, тогда всё не просто складывается, а ещё и резонирует. Это и есть творческая удача.
- А наоборот? Где проходит грань между искусством и халтурой?
- В самом авторе. Всё зависит от скульптора. Можно работать без какого-то глубокого проникновения в образ, без активной попытки создать что-то интересное, отнестись к делу формально, слепить более или менее понятную вещь, которая всех устраивает, но не вкладывать туда как раз то, о чем мы и говорили - эмоции, чувства, какие-то профессиональные находки. Спокойная, безэмоциональная работа, и в смысле процесса, и в смысле продукта, – это и есть халтура. Чем спокойнее ты относишься к творению, тем и результат будет спокойнее.
- Ну да, если скульптура не вызывает эмоций – она теряет смысл. Вы легко можете отличить халтуру от нехалтуры?
- Нет. Тут надо договориться об определениях. Халтура – это обвинение, а обвинять всегда сложно. Нельзя любую слабую работу автоматически отнести к халтуре. Возможно, автор максимально выложился, но у него просто навыка или опыта не хватает для того, чтобы создать что-то действительно стоящее. Можно такую работу назвать «халтурой»?
- Нет.
- Второй вариант: бывает, что профессионал высокий, но что-то ему помешало, и он просто не смог сделать то, к чему стремился.
- Времени не хватило?
- Времени, сил, средств. Может он заболел, может как-то неблагоприятно сложились обстоятельства. И так, и так бывает.
- Мне кажется, есть ещё третий вариант. Когда человек создаёт что-то действительно достойное, а потом это достойное тиражируется в сотнях и тысячах экземплярах, что опускает уровень работы до массового ширпотреба. Взять, хотя бы, знаменитую «Девушку с веслом».
- Лучшие образцы скульптуры «Девушка с веслом» - это настоящее искусство, созданное в определенную эпоху. Красота женского тела – вечная тема в искусстве. В данном случае, через взаимодействие фигуры спортсменки и вертикально стоящего высокого весла решались композиционные, пространственные задачи. Хотя главным всегда оставалась тема красоты и гармонии женской фигуры. А каждый автор подходил к созданию образа и решению пластики фигуры по-своему. Тираж же, всегда делался для того, чтобы удешевить работу, вот и все. Это ведь тоже своего рода благо.
- Ну да. Не у каждого парка, или посёлка, завода, колхоза есть достаточные средства на то, чтобы оплатить индивидуальную работу. И в этом случае такая, пусть даже тиражная скульптура, тоже играет положительную роль.
В определенных обстоятельствах, да. Но всё же мы говорим об искусстве, а не только о создании благоприятной городской среды, делая тиражи и удешевляя затраты. Поэтому, в истории искусства останутся лучшие авторские, индивидуальные произведения, созданные для конкретного места. Они часто связаны с нашей культурой, историей и идеологией.
- Это «зона особой важности». Но ведь и среди идеологических есть достаточно спорные случаи. Скажем, что прикажете делать с тысячами однотипных памятников Ленину, понаставленных чуть не в каждом селе и в каждом парке? Их тоже следует беречь?
- Конечно, не все памятники, которые были поставлены в советское время, представляют ценность. Историческую – возможно, но художественную, наверняка, не все. С другой стороны, классифицировать их ценность сейчас не представляется возможным, поскольку для этого необходимо не личное мнение кого-то из граждан, а профессиональное заключение экспертов, искусствоведов, скульпторов, историков. Конечно, монументы прошлого нужно сохранять, но это непросто. Памятники Ленину изготавливались в разных материалах. Немало скульптур было выполнено в бронзе или граните, но больше было типовых, отлитых в бетоне, или даже в гипсе, а они могут простоять 50, максимум 100 лет. Поэтому, наиболее интересные образцы следовало бы переводить в твердый материал. К сожалению, мы много потеряли настоящих произведений после революции семнадцатого года, кое-что было утрачено и в 90-е годы. Сегодня, к сожалению, подобные процессы происходят в Украине и некторых других странах Восточной Европы. Лучше пусть утраты памятников происходят естественным путем, а не из-за каких-то политических изменений в стране.
МЕСТО
- А есть ли известные скульптуры, которые вы считаете, мягко говоря, не высокохудожественными?
- Конечно. Но предлагать снести их я бы не решился. Все-таки был вложен труд, и немалый. Есть очень спорные работы - не в плане каких-то находок, а просто слабые. Но называть я их не буду, потому, что здесь есть немалый субъективный аспект. Бороться с такими памятниками надо не снося их, а воспитывая культуру граждан. Чтобы они уже сами понимали и решали, что достойно остаться в истории, а от чего лучше избавиться.
- От памятника Дзержинскому на Лубянской площади мы уже избавились. А теперь многие требуют его вернуть.
- Евгений Викторович Вучетич – один из лучших советских скульпторов. Он создал целый ряд достойнейших произведений – памятник-ансамбль «Героям Сталинградской битвы» с главным монументом «Родина-мать зовет!», памятник Воину-освободителю в берлинском Трептов-парке, скульптуру «Перекуём мечи на орала» перед зданием ООН в Нью-Йорке и так далее. В советском искусстве было немало достойного и памятник Дзержинскому, безусловно, входит в эту категорию.
- К счастью, его не переплавили, а «всего лишь» перевезли в Парк искусств «Музеон».
- Что касается возвращения на Лубянскую площадь, это очень непростой и неоднозначный вопрос. Я отрицательно отношусь к тому, что было сделано с рядом памятников в 90-е годы. Этот памятник, как архитектурно-скульптурное произведение, был высокопрофессиональный, мощный с художественной точки зрения. Была очень хорошо решена архитектурная «привязка» к месту. Скульптура "держала" площадь и замечательно вписывалась в окружающее пространство. То, что его снесли, я считаю неправильным. В цивилизованном мире, несмотря на какие-то политические изменения, памятники никто не трогает. Но у меня нет однозначного ответа на вопрос, стоит ли возвращать памятник на старое место. Конечно, это можно было бы сделать и восстановить площадь в прежнем виде. Но, мы все хорошо понимаем, что такие действия могут вызвать неоднозначную реакцию в обществе. То, что на Лубянской площади сейчас нет памятника Дзержинскому - это реальность, с которой мы должны жить. Возможно, через какое-то время в обществе будет достигнут консенсус относительно того, как должно выглядеть это знаковое место. Но пока, наверное, как-то обострять этот вопрос не стоит.
СРЕДСТВА
- Князь Владимир – большая, серьёзная и очень дорогая работа. Но ведь должны быть и просто интересные композиции, арт-объекты.
- Не просто «должны быть», они обязательно должны быть. К сожалению, их установлено очень мало. Не хватает средств на все то, что хотелось бы создать. сделать скульпторам, архитекторам. Первоочередные государственные задачи – создание монументов, посвященных людям или событиям, которым уж точно нужно поставить памятник. Декоративные композиции здесь остаются на втором плане. Но их возведение или установка может происходить за счет поддержки спонсоров, меценатов. Есть целый пласт богатых людей, которые мыслят современно, ездят по миру. В Европе много концептуальной, абстрактной скульптуры, арт объектов, пространственных композиций. Установка чего-то подобного у нас как раз должна быть связана с финансированием не за счет государства, а благодаря спонсорам. Ведь оценка таких работ со стороны общества будет более жесткой, чем традиционной пластики. Если традиционные памятники иногда вызывают неприятие и несогласие, то в абстрактной скульптуре, если на нее еще и потратят бюджетные деньги, вопросов будет на порядок больше. И мало кто из депутатов проголосует за выделение нескольких миллионов рублей на ее возведение. Сегодня государство стремится услышать общественное мнение и не будет делать то, что противоречит ему. В этом видится одна из причин того, что даже интересные арт-объекты не устанавливаются в наших городах за счет бюджетных средств.
Вообще, вопрос финансирования в искусстве – очень сложен. Каждое время требует своего подхода, это касается не только вопросов творчества, но и идеологии, коммерции и так далее. Сегодня современный художник часто - ещё параллельно менеджер и продюсер.
- Творческих агентов разве не бывает?
- Бывают иногда удачные случаи, когда художник находит какого-то галериста, который решает его организационные и финансовые вопросы. И думает только об искусстве, а по жизни дальше они идут вместе. Но это редко, чаще все-таки сам художник является и менеджером, и продюсером. Сам творит, сам пристраивает свои творения, сам ими торгует.
- Вы тоже сам-себе-продюссер?
- Получается, что да. Правда у меня есть помощники, так называемые директора. К сожалению, несколько раз они менялись. Найти хорошего, понимающего и разбирающегося и в искусстве, и в маркетинге администратора крайне непросто.
КОМПОЗИЦИЯ
- Если взять Москву. Человек хочет ознакомиться с вашим творчеством, что бы вы порекомендовали ему увидеть?
- Монумент «Жертвам Чернобыля», «Нормандия – Неман», памятник Рахманинову. Но, в памятнике Рахманинову я только завершал работу, создавая модель в большом размере, скончавшегося замечательного скульптора Олега Константиновича Комова. Это его композиция, я там соавтор. И, конечно, памятник героям Первой мировой войны. Есть и другие, но в этой четвёрке понятны мои устремления, мои мысли, идеи. Там есть и определенный поиск и пластическая реалистическая традиция, на основе классической школы. Я люблю классику, но, например, памятник Первой мировой войне решен более современными формами, несмотря на реалистическую скульптуру. Там колонна без каннелюр и капители, также присутствуют современные архитектурные и дизайнерские решения и т.д. Это мне близко - соединение классики и современного подхода к архитектуре, к дизайну, но в связи с многовековой пластической культурой.
- Если не ошибаюсь, он стоит на Поклонной горе?
- Да, на Поклонной. Для меня его создание стало важнейшим событием. Первую мировую войну недаром называют забытой. Эта тема осталась в России недосказанной. В советское время отношение к ней, как к «империалистической», было отрицательным. Многие советские военачальники предпочитали умалчивать о своем участии в Первой мировой. Многим ее ветеранам приходилось скрывать военные награды, на фотографиях даже затирались Георгиевские кресты. Только в 1990-х официальное отношение стало меняться.
Последние два десятилетия многие говорили, что нужно восполнить пробел и создать достойные произведения о подвигах русских солдат и офицеров, честно служивших своей Родине. Поэтому по инициативе Российского Военно-исторического общества состоялся конкурс, в котором победил наш коллектив. Пространство места, где установлен памятник героям Первой мировой – сложное, но идеологически правильное: там находится Мемориал Победы 1941-1945 годов, недалеко - Триумфальная арка, посвященная Отечественной войне 1812 года. И между ними, на своеобразной оси, установлен наш монумент, который призван усилить историческую и духовную связь ратных подвигов русского народа.
Он состоит из трех элементов, взаимосвязанных по смыслам и пластике, составляющих пространство памятника в огромном открытом пространстве площади. Доминантой является фигура русского солдата, который прошел весь фронтовой путь, и он не проиграл войну, он у меня – победитель. Вторая часть – флаг России, в который включены сюжеты с отдельными эпизодами Первой мировой. Третий элемент– гранитная скамья в виде горизонтальной стелы, на которой с лицевой стороны установлена надпись из нержавеющей стали «Героям Первой мировой войны», хорошо читаемая со стороны Кутузовского проспекта. Эта скамья для зрителей -немаловажный элемент общей композиции.
- Вы сказали «наш коллектив». Кто в него вошёл?
- В работе принимали участие десятки специалистов различных профессий: скульпторы, архитекторы, конструкторы, формовщики, литейщики. Прежде всего, это мои соавторы Вильдар Юсупов и Николай Любимов, архитекторы Михаил Корси и Софья Шлёнкина, дизайнер Вадим Фролов. С Любимовым мы учились в Строгановке, а с Вильдаром, Михаилом и Софьей я уже сделал целый ряд своих проектов.
ГЕОГРАФИЯ
- А если отойти от Москвы? В Беларуси ваши работы стоят?
- Нет, но определённая творческая связь с нашей братской страной есть. У меня в Ханты-Мансийске установлен достаточно известный и уникальный скульптурный ансамбль – «Археопарк», где представлены животные древнего мира. В основе композиции – мамонты. Их фотографии часто публикуют, более того, они получили признание в рейтинге голосования самых интересных мест России. Так вот, этих мамонтов, одиннадцать фигур, я отливал в Беларуси, в Минске на предприятии «Отменное литье». В конце 1990-х - начале 2000-х я там очень много работал. У меня в «Археопарке» есть и белорусский соавтор, талантливый скульптор Сергей Логвин.
- Есть белорусская школа скульптуры?
- Она близкая к нам, но в ней есть и какие-то европейские мотивы. Сказывается близость к Польше, к Германии, Литве. Но с Россией общего значительно больше. Все-таки была одна школа - советская, которая сохраняла и развивала великие традиции российского художественного образования.
- Возвращаясь в Россию. Судя по списку ваших работ, вас что-то связывает с Йошкар-Олой?
- Связывает то, что в Йошкар-Оле установлено много моих композиций. Глава республики Марий Эл очень творческий человек, болеющий за республику и ее столицу, он изменил облик большой части центра города. подключил к формированию городской среды искусство скульптуры. В установленных в Йошкар-Оле композициях развивается тема истории и православия. Есть и образы деятелей культуры, в частности, установлена моя скульптура - Рембрандт, она вполне органична окружению, поскольку в архитектуре прослеживаются мотивы итальянской и голландской архитектуры. Также как и композиция посвященная Лоренцо Медичи - самому известному меценату. Много интересного у меня связано с Йошкар-Олой.
- Интересно с Йошкар-Олой работать?
- Конечно, мне, как скульптору это интересно.
КОСМОЛОГИЯ
- В ближайшее время в новых конкурсах будете участвовать?
- Участие в конкурсе требует концентрации и больших усилий. Я отношусь к числу тех скульпторов-монументалистов, для которых это является неотъемлемой частью творчества. Тем более, что меня интересует история нашей страны и люди, немало сделавшие для неё. И я обязательно буду пробовать свои силы в интересных для меня проектах.
- А если объявят конкурс на постановку памятника на Луне, думаю, этого ждать еще недолго осталось, что бы вы предложили?
- Скульптуру человека, творение по образу и подобию.
- Покорителя?
- Нет, Создателя. Творца таких же форм или такого же вида. Может быть, образ «витрувианского человека» Леонардо да Винчи. Это же не просто рисунок, в нём заложен некий код. Там есть и канонические пропорции, и золотое сечение, и много чего ещё.
- Некоторые художники и даже учёные считают «витрувианского человека» символом симметрии не только человека, но и всего мира, Вселенной. А возможна ли установка памятников не на планетах, а в открытом космосе?
- Почему нет? Вполне вероятно, что технологии через 100, 200 лет, а может и раньше дойдут до того, что все люди будут летать, и окружающим нас ландшафтом станет уже не город, парк или какой-то сквер, а в целом космическое пространство. Тогда, вполне вероятно, у будущих поколений возникнут какие-то новые эстетические идеи. Возможно, это будет такое изображение, как голограмма, или это будут реальные объемы, или что-то еще, совершенно новое, я не знаю. Но это интересно - космическое пространство как ландшафт. Над этим стоит подумать.
беседовал Валерий ЧУМАКОВ
Фото: из личного архива А. Ковальчука, wikipedia.org
Понравился материал? Подпишитесь на канал. 😊
Чтоб и дальше было так, не забудь поставить "лайк" 👍