В первых числах марта 1697 г. посольство отправилось в путь. В его штат входил многочисленный обслуживающий персонал — переводчики, священники, лекари, повара и даже карлы. Общая численность посольства с охраной превышала 250 человек.
Через Лифляндию (Ригу) и Курляндию (Митаву) посольство прибыло в Кенигсберг. Здесь Петр имел тайное свидание с бранденбургским курфюрстом Фридрихом III. Переговоры посольства закончились заключением устного союза, только не против Турции, как предполагали русские раньше, а против Швеции. Это был первый шаг к изменению внешнеполитической ориентации России с южного направления в сторону Прибалтики. Государь имел также встречу с принцессой Софией-Шарлоттой, хорошо знавшей утонченные нравы двора Людовика XIV. Он понравился ей своей естественностью и непосредственностью, хотя и не умел пользоваться салфеткой во время обеда.
В начале августа Петр прибыл в Голландию, богатейшую в то время страну Европы, славившуюся своей обширной торговлей и развитой промышленностью. На целую неделю государь опередил свое посольство и сразу же направился в центр кораблестроения — город Саардам. Здесь, обрядившись в простое платье горожан, он ознакомился с верфями, осмотрел лесопильные и бумажные мельницы и начал работать простым корабельным плотником. В небольшом Саардаме Петру, конечно, не удалось сохранить свое инкогнито. По высокому росту и выразительной внешности его легко узнавали голландцы, побывавшие в Москве. За ним с интересом наблюдали все — и местные жители, и специально приезжавшие посмотреть, как русский царь орудует топором или управляет яхтой. Повсюду он проявлял любознательность и часто спрашивал о том, что значительно превышало познания тех, к кому он обращался с расспросами. Его тонкая наблюдательность и особый дар понимания не уступали его необыкновенной памяти. Многие поражались особой ловкости его в работа, которой он превосходил иногда даже более опытных в данном деле людей. Так, рассказывают, что, находясь на одной бумажной мельнице и осмотрев все интересовавшее его, царь взял из рук мастера форму, которой тот черпал бумажную массу, и отлил такой образцовый лист бумаги, что никто другой не сумел бы сделать это лучше.
В Амстердам русское посольство торжественно вступило 16 августа 1697 г. В его свите в кафтане, красной рубахе и войлочной шляпе находился и Петр, прибывший из Саардама. Начались дипломатические переговоры, длившиеся до ноября. Послы встречались четыре раза, но результаты этих встреч были малоутешительными. Каждый раз правительство Голландии вежливо, но твердо отказывалось помочь России в ее войне против Турции, мотивируя это тем, что Голландия не имеет ни денег, ни лишнего оружия, поскольку она только что закончила трудную войну с Францией. Что касается «железных мастеров» и специалистов по морскому делу, то их переход на русскую службу усложнялся незнанием русского языка.
Более успешно обстояло дело с обучением волонтеров и отношением влиятельных голландцев к самому царю Петру. Этому в значительной мере способствовал Андрей Виниус, сын того голландского купца и промышленника Виниуса, который еще при Алексее Михайловиче основал под Тулой первый на Руси железоделательный завод с доменным процессом. Андрей Виниус к концу XVII в. достиг на русской службе огромного успеха — он стал близким другом Петра, заведовал Сибирским приказом, был «начальным человеком» всей почты России, руководил Аптекарским приказом и опекал русскую артиллерию. В Амстердаме у Виниуса были близкие друзья, в том числе известный географ Николас Витсен, ставший автором знаменитой Шовой ландкарты Северной и Восточной Татарии 1687 г.» (вышла в 1690 г.) и отдельной книги «Северная и Восточная Татария» (вышла в 1692 г. с посвящением Петру I). Витсен кроме всего прочего занимал должность бургомистра Амстердама и пост одного из директоров Ост- Индской компании. Ему не составило большого труда зачислить Петра и других русских волонтеров на верфь этой компании. Учитывая пребывание на верфи инкогнито «столь важной особы», директора компании распорядились заложить специальный корабль, чтобы ознакомить русских со всеми этапами его строительства и оснастки.
Пока продолжались переговоры русских послов, Петр и с ним десять волонтеров работали на верфи, постигая все премудрости корабельного дела. Среди десятки вместе с царем долбили бревна и приобретали нужные навыки Александр Данилович Меншиков и Гавриил Иванович Головкин. Первый выполнял также обязанности казначея, присутствовал на приемах и сопровождал Петра во время осмотра достопримечательностей.
Фрегат, над сооружением которого трудились волонтеры, в середине ноября был спущен на воду и назван «Петр и Павел». Князь Куракин видел этот корабль в 1705 г. и записал, что на нем «уже ходили несколько раз в Ост-Индию и назад возвратилися».
В Голландии русские волонтеры овладели практическими навыками кораблестроения, о чем получили удостоверения. Но Петру этого было мало — он хотел знать и теорию морского дела. Здесь ему не могли помочь его новые друзья в Амстердаме. Один англичанин в беседе с царем сказал, что «сия арзитектура более совершенна в Англии». Этого было достаточно Петру. С 16 волонтерами он отправился в страну самых опытных мореплавателей.
В Лондон царь со своими спутниками прибыл 11 января 1698 г. и прожил здесь четыре месяца. Большую часть времени он использовал для изучения кораблестроения. Но помимо верфи Петр неоднократно посещал лондонские предприятия, Гринвичскую обсерваторию, Монетный двор. Внимание царя к астрономии объяснялось ее связью с мореплаванием, а на Монетном дворе Петр заинтересовался машиной для чеканки монет, недавно изобретенной в Англии. Управляющим Монетным двором был в то время Исаак Ньютон. Историки считают, что у Петра была возможность встречаться и беседовать с выдающимся ученым. Бывал царь и в парламенте, и в Оксфордском университете, и в Английском королевском обществе, являвшемся центром научной мысли. С английскими купцами Петр вел переговоры о предоставлении им монополии на торговлю в России табаком. Раньше табак в России считался «богомерзким зельем» и за его употребление жестоко наказывали — вырывали ноздри, били кнутом. Однако число курящих постепенно росло. Потом закурил и сам царь. Наказания за курение прекратились. Сначала Петр объявил торговлю табаком государственной монополией, а в Лондоне запродал ее английским купцам.
Пребывание Петра в Англии было тоже инкогнито. Но это не мешало ему встречаться со многими знатными англичанами. Несколько неофициальных встреч было и с английским королем. Известный художник Готфрид Кнеллер, ученик прославленного Рембрандта, написал портрет русского государя.
Жизнь Петра в Англии была насыщена важными и полезными заботами. В этой связи один из его современников писал: «Большая привязанность монарха к серьезным делам всегда удаляла его от известных удовольствий и развлечений; их он избегал очень ловко, несмотря на все усилия прекрасных придворных дам, делавших попытки понравиться ему и готовых подарить свою любовь великому монарху, прибывшему из далекой страны. Впрочем, уверяют, что одной из дам все же удалось достигнуть своей цели». Этой «счастливой» и ловкой дамой оказалась актриса «Петиция Кросс. С ней царь имел кратковременную связь. Надо сказать, что и в этом довольно щекотливом деле Петр остался верен себе. Когда настало время уезжать, Меншиков от имени Петра подарил ей 500 гиней (4 тыс. рублей). Последняя осталась недовольна подарком и жаловалась на скупость русского царя. Узнав об этом, Петр ответствовал своему другу: «Ты думаешь, Меншиков, что я такой же мот, как и ты. За 500 гиней у меня служат старики с умом и усердием, а эта худо служила». Александру Даниловичу ничего не оставалось, как только согласиться с тем, что «какова работа, такова и плата».
Петр оставил Англию 25 апреля 1698 г. и вернулся в Голландию. Здесь его ждали неприятные новости. В марте в четырех стрелецких полках, посланных из Азова к западным границам, вспыхнул мятеж. Восставшие выбрали из своей среды 175 стрельцов и послали их в Москву с жалобами на тяготы службы, задержку жалованья и «бескормицу». В правительственных кругах возник переполох, усугублявшийся еще тем,* что от царя слишком долго не было известий. Последнее обстоятельство объяснялось всего лишь задержкой почты из-за наступившего половодья. Но по Москве пошли слухи о гибели Петра.
Конфликт со стрельцами правительство уладило сравнительно легко — им выдали жалованье, и их многочисленная делегация возвратилась в полки. Ромодановский сообщил об этом Петру 8 апреля, но последний получил донесение только 25 мая. Царь остался недоволен тем, что друзья его в Москве поддались панике и не произвели надлежащего розыска. В своих ответах он упрекал в этом не только Ромодановского, но и Андрея Виниуса.
Вторая неприятная новость касалась антитурецкого союза, ради укрепления которого русские предприняли свою поездку за рубеж. Петр узнал в Амстердаме, что союзники России Австрия и Венеция решили подписать с Турцией мирный договор. Он догадывался, что эта мирная инициатива, предпринятая без России, будет потом осуществляться за счет интересов последней. Петр посчитал поэтому необходимым отправиться на переговоры с союзниками.
Вместе с посольством царь выехал из Амстердама в Вену. Путь туда лежал через Лейпциг, Дрезден и Прагу и занял свыше месяца. Переговоры с австрийским двором Петр взял на себя. Состоялось его свидание с императором Леопольдом I. Однако добиться удовлетворительных результатов ему не удалось. Правительство Австрии твердо решило выйти из войны, о чем уже давно велись сепаратные переговоры с Турцией. Чтобы ие оставаться в полной изоляции, Петр согласился на участие ^России в предстоящем мирном конгрессе.
Оставалась еще надежда на Венецию. Петру хотелось побывать в этом красивейшем городе Европы, чтобы ознакомиться с высокоразвитым кораблестроением, галерным флотом и арсеналами. Но 15 июля была получена московская почта. В ней князь Ромодановский сообщал, что четыре стрелецких полка, поднявших мятеж в марте, снова вышли из повиновения и теперь в полном составе идут на Москву. Петр решает немедленно вернуться в Россию, чтобы самому навести должный порядок. 19 июля, не сообщая причин своего отъезда, он покинул Вену.
Возвращение в Москву было поспешным, Петр мчался и день, и ночь, делая остановки только для обеда и смены лошадей. В Кракове его догнал курьер из Вены, сообщивший царю, что восставшие стрельцы разгромлены под Новым Иерусалимом Алексеем Шейным и зачинщики бунта наказаны. После этого путь в Москву был для Петра уже более спокойным. В Раве Русской он задержался — здесь у него была встреча с саксонским курфюрстом и польским королем Августом II.
Петр I и Август II во многом были схожи. Не так давно им исполнилось по 25 лет. Оба имели богатырский рост, отличались огромной физической силой и избытком кипучей энергии. Только использовали они свои данные по- разному. Петр не гнушался черновой, изнурительной работы, учился владеть топором, жадно интересуясь всем, что может стать полезным для родины. Август II тратил свою энергию на удовольствия. И заграничные путешествия предпринимались им для других целей: в Мадриде он пленил темпераментных испанок, демонстрируя силу и ловкость тореодора, в Венеции зарекомендовал себя любвеобильным повесой. Отличался Август обворожительным обхождением, способностью быть деликатным собеседником и проявлять большую изобретательность для получения удовольствий. Неудивительно, что оба, и хозяин и гость, воспылали взаимной симпатией.
В Раве Петр не только развлекался со своим новым другом. Его беседы о внешней политике с Августом без свидетелей, с глазу на глаз, завершились устным союзом против Швеции — этим было заложено основание будущего Северного союза.
Поворот внешнеполитической ориентации Петра объяснялся трезвой оценкой обстановки, сложившейся в то время в Европе, и насущными интересами России. Морские державы Голландия и Англия отказались помогать русским в войне против Турции. Занятые подготовкой к войне с Францией, они втайне подталкивали Австрию к миру с Турцией. О позиции Австрии уже говорилось. В этих условиях России надлежало добиваться выхода к морю не на юге, а на севере и искать новых союзников для войны со Швецией.
Убежденный в правильности такого решения, довольный встречей и переговорами с Августом II, Петр 25 августа 1698 г. прибыл в Москву, прибыл тихо, незаметно, без торжественной встречи. Первым делом он навестил Гордона, побывал у фаворитки Анны Монс и только после этого отправился в Преображенское. Свою законную супругу Евдокию, которая все еще продолжала надеяться на счастливую для себя перемену в Петре, он не захотел видеть.
В столице о прибытии Петра узнали на следующий день. Бояре поспешили в Преображенское поздравить Петра с благополучным возвращением. И тут произошло неожиданное для всех: принимая поздравления, государь велел подать ему ножницы и начал собственноручно обрезать бороды у поздравлявших. Первым лишился бороды боярин Шеин, командовавший правительственными войсками, недавно разгромившими мятежные стрелецкие полки. Остался без бороды и «князь-кесарь» Ромодановский. Потом очередь дошла и до других бояр. Через несколько дней операция обрезания боярских бород повторилась.
Можно подумать, что стрижка бород была мелкой прихотью царя, не заслуживавшей серьезного внимания. Но при этом надо вспомнить, что культ бороды у русских создала православная церковь, считавшая ее «богом данным украшением». Современник Петра патриарх Адриан объявил брадобритие смертным грехом, а безбородых людей называл котами, псами и обезьянами. А теперь сам государь не только стриг бороды у ближних бояр, но и официально объявил брадобритие обязательным для всего населения, кроме духовенства и крестьян.
Начался тот замечательный по своему содержанию процесс, о котором В. И. Ленин писал: «...Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства» .
Новшество с брадобритием население встретило молчаливым и упорным сопротивлением. Борода стала знаменем старины, негласной формой протеста против еретических нововведений. Правительству пришлось ввести налог на ношение бороды. Богатым купцам она стоила 100 руб. в год, дворянам и чиновникам — 60, остальным горожанам — 30 руб. При въезде в город и выезде из него крестьянин платил за бороду по копейке. Была выбита металлическая бляха, свидетельствующая об уплате налога с бороды.
Другая важная акция, предпринятая Петром после его поездки за границу, касалась его семейного положения. Еще до отъезда за рубеж он решил порвать свои отношения с супругой Евдокией. Уладить этот щекотливый вопрос Петр поручил своим друзьям, остававшимся в Москве. Однако Евдокия не захотела по собственному желанию уходить в монастырь. Даже руководивший политическим сыском Ромодановский, в распоряжении которого находились застенки Преображенского приказа, не смог склонить ее к тому, чтобы исполнить желание царя и добровольно принять схиму. 28 августа у Петра была беседа с женой, продолжавшаяся четыре часа. Содержание этого разговора осталось неизвестным, но три недели спустя скромная карета без всякой свиты доставила Евдокию из Кремля в Суздаль, где она была пострижена в монахини женского Покровского монастыря под именем Елены.
Особенно важное значение Петр придавал последнему восстанию стрельцов. В отношениях между царем и стрельцами их прежняя неприязнь уже давно переросла в постоянную подозрительность и открытую ненависть. Для Петра стрелецкое войско было не только анахронизмом, но и той реальной силой, которая уже не раз покушалась на его жизнь. Для стрельцов Петр был тем безжалостным деспотом, который поломал все их жизненные устои, лишил их всех прежних привилегий. Занимаясь помимо службы торговлей и промыслами, они привыкли жить в Москве, в полном достатке, в кругу своей семьи. Теперь их отправили сначала в Азов, потом в район Великих Лук. Семьи их жили впроголодь, служба с каждым днем становилась более тяжкой. А причина, как они мыслили, была все та же — их непримиримый государь.
Петр остался недоволен тем поспешным розыском, который учинил над стрельцами боярин Шеин и после которого главные зачинщики бунта были казнены, а все остальные стрельцы разосланы по разным городам и монастырям. Теперь он решил не только начать новое расследование причин восстания, но и сам повел дело. При этом Петр склонялся к тому, что все стрельцы, служившие в четырех восставших полках, независимо от степени их участия в мятеже заслуживают смертной казни. По приказу царя обреченные на смерть стрельцы были доставлены в столицу. В общей сложности их набралось 1041 человек. Со второй половины сентября 1698 г. в 20 застенках Преображенского приказа вместе с Петром вели розыск его доверенные люди князья Ф. Ю. Ромодановский, М. А. Черкасский, В. Д. Долгорукий, П. И. Прозоровский и др.
В ходе расследования была установлена причастность к стрелецкому мятежу царевны Софьи и ее сестры Марфы Алексеевны. Их допрашивал Петр. Зная, что у государя нет прямых улик, они упорно отрицали свою связь со стрельцами.
Первая массовая казнь стрельцов состоялась 30 сентября, вторая — 11 октября. Всего смерти было предано 799 стрельцов. В казнях принимали личное участие и Петр, и его приближенные.
Исполняя волю государя, князь Ромодановский отсек четыре стрелецких головы; Голицын, по неумению рубить, увеличил муки доставшегося ему осужденного. А Александр Меншиков хвастался, что обезглавил 20 человек.
Москва долгое время пребывала под гнетущим впечатлением массовых казней. В течение пяти месяцев не убирались трупы повешенных и колесованных. У окон кельи Сусанны (так назвали царевну Софью после ее пострижения) мерно раскачивались трое мертвецов. В их руки были вложены листы бумаги — они должны были напоминать монахине о ее письме, адресованном стрельцам.
После казни мятежных стрельцов было покончено и с оставшимся московским стрелецким войском. В феврале 1699 г. оно было расформировано и навсегда прекратило свое существование. Со стрельцами Петр поступил жестоко, таковы были нравы XVII в. Новое беспощадно прокладывало себе дорогу в будущее.
Петра ожидали и более драматические события. Ему придется выбирать между собственным сыном — наследником престола и интересами России. И он пожертвует сыном во имя неотложных перемен в стране.
Главной заботой Петра оставалось кораблестроение — ему, как корабельному мастеру, хотелось воочию увидеть и оценить ход строительства новых кораблей. Он отправился в Воронеж, на верфи. Всеми работами там руководил прибывший из Архангельска Федор Апраксин. Недавно тихий и сонный городок заметно изменился, разросся, зашумел и стал походить на настоящий центр кораблестроения. Однако первое благоприятное впечатление быстро рассеялось. Масса крестьян, мобилизованных на строительство, не имела жилья и нормального питания. Участились случаи их бегства, не хватало рабочих рук, сроки строительства срывались. Особенно остро сказывалось отсутствие должного количества квалифицированных мастеров, вследствие чего качество построенных кораблей было настолько низким, что даже их внешний вид невыгодно отличался от тех морских судов, какие видел царь в Голландии и Англии.
К Рождеству Петр вернулся в Москву. Начались веселые похождения так называемого всепьянейшего собора. Компания в количестве двухсот человек на санях, запряженных свиньями, собаками, козами и даже медведями, разъезжала по столице, славя бояр и богатых купцов. «Всепьянейший собор» комплектовался из пьяниц, обжор, шутов и дураков. Его «князем-папой» был сначала Матвей Нарышкин, «муж глупый, старый и пьяный», а потом — Никита Зотов, тоже выдающийся пьяница. Петр в иерархии собора занимал чин протодьякона и исправно отправлял свою должность.
Как объяснить смысл этих более чем нескромных забав Петра? Некоторые предполагали, что царь специально спаивал людей своего окружения, чтобы выведать, что «у пьяного на языке». Другие считали — государь демонстрацией этой оргии предостерегал своих сановников от порока пьянства. Третьи склонялись к тому, что Петр таким образом высмеивал настоящего папу римского и его кардиналов. Думается, игры в «князя-папу» объясняются прежде всего недостатками воспитания Петра, его грубыми вкусами и попытками найти выход своей неуемной энергии.