После мятежа ЧВК «Вагнер» в России происходят бурные изменения на инфополе — блогеров- военкоров, которые освещают СВО, начали ставить в рамки. Ведь, где заканчивается патриотизм, начинается работа на противника.
В известном романе Симонова есть сцена, где один из персонажей хвалит немецкие танки, за что получает взыскание. Понятно, думать человек может что угодно, но наши деды знали, что в военном коллективе нужно фильтровать любые публичные разговоры, а тем более критику начальства и (что еще хуже) хвалу в адрес противника. Особенно если речь идет о министре обороны и руководстве Генштаба. С большим опозданием на второй год СВО мы изобрели велосипед военной цензуры, который, правда, еще не совсем поехал.
Другой вопрос, что во времена наших дедов не было частных военных компаний, куда постоянно переходят кадры из государственных структур. Большинство идет в ЧВК за длинным рублем, но есть и те, кто хочет свободы и «военной демократии», кто не сработался с начальством на прежнем месте службы.
Это породило уникальную ситуацию: чем агрессивнее Пригожин критиковал Минобороны, тем больше личного состава (от заключенных до обычных мобилизованных и офицеров-контрактников) стремилось перейти к нему в ЧВК. И если для регулярной армии пиар — это гиря, которую навесили на пресс-службу, то Пригожин вкладывал в пиар деньги и, как следствие, получал с этого «прибыль»: новые кадры для компании.
Мало кому в армии такая ситуация нравилась, но когда ЧВК решили расформировать, это привело к мятежу.
А если критикуют за дело?
Конечно, на первом этапе СВО у России хватало проблем. Тогда со стороны казалось, что критику специально уводят от неуправляемых фигур (типа Стрелкова—Гиркина) к управляемым (например, Пригожину), тем самым контролируя патриотическую аудиторию. Однако после мятежа «Вагнера» оказалось, что многие информационные процессы шли самотеком.
Причин тому несколько. Первая в том, что либеральная критика «нет войне» в России больше не звучит. Вторая причина вытекает из первой: для украинских спецслужб критика российской армии и руководства тоже тема номер один, и патриотические настроения все время подогреваются извне. В основном это вбросы о недвижимости, капиталах и детях за рубежом, либо фейковые новости с линии фронта о бегстве, дезертирстве, пьянстве, плохом довольствии и стрельбе по своим.
Но если факт, что деревню N не сдали и там все живы-здоровы-одеты-обуты, можно легко подтвердить, то опровергнуть информацию о женах, детях, вторых семьях и недвижимости на Западе крайне сложно. Более того, иногда такая информация является правдой, и ее специально собирает западная разведка, если имущество оформлено на каких-то подставных лиц. То есть против российского общества специально играют на теме имущественного расслоения и несправедливости: «Ваши дети воюют, а дети начальников — отдыхают в Барселоне на вилле».
Есть и третья причина критики. Лидеры мнений помельче (авторы телеграм-каналов, блогеры, военкоры и волонтеры) волей-неволей попадают в ловушку, потому что набирают просмотры и подписчиков в основном за счет негативного контента. Если они при этом еще и собирают деньги, их объем будет напрямую зависеть от градуса критики. Чем серьезнее беда, тем больше на нее дадут денег.
На втором году СВО оказалось, что ввоз гуманитарной помощи не дает права на критику. Конечно, основная часть уникальной информации с фронта была связана с каналами Стрелкова и Пригожина, но первый был недавно задержан по статье о публичных призывах к экстремистской деятельности, а медийные структуры второго прекратили работу после мятежа. И градус публичной критики после этого резко упал. Скорее всего, российское начальство сделало вывод, что мятеж (и особенно пассивное отношение к нему в Ростове, где располагается руководство операцией) — результат не только личного конфликта Пригожина и Шойгу, но и постоянных нападок на Минобороны, что разлагало всю систему.
Как не работать на врага
В идеале гражданское общество должно приводить себя в чувство само (то есть понимать, о чем можно говорить во время войны, а о чем нет), но очень наивно ожидать от людей единого представления о мире. В результате получается не просто конфликт двух блогеров, а яростный конфликт двух аудиторий, как было с вагнеровцами и стрелковцами.
При этом сбор денег — вещь крайне специфическая. Здесь требуется не только оформление в качестве фонда, но и бухгалтерская отчетность. В мирное время государство пытается прекратить разворовывание денег, поэтому вводит большое количество ограничений и запретов для благотворителей. Но в военное время никакие ограничения не применяются, а деятельность волонтеров по факту ничем не регулируется. Как и куда доходят деньги — знают только сами волонтеры.
Кроме того, для разведки противника это просто подарок, когда в открытом доступе лежит номенклатура изделий, которых нет на конкретном участке фронта: от бронежилетов и касок до тепловизоров. Если военнослужащие еще и записали обращение, что они устали и хотят на ротацию, тогда противник сразу понимает, что в этот квадрат нужно лупить осколочными и нападать ночью, — личный состав, скорее всего, побежит с позиции. Увы, всю волонтерскую деятельность анализирует военная разведка Украины, чтобы создавать преимущество на локальных участках фронта. Кроме того, они сами заводят подставные «патриотические» Z-каналы, через которые собирают сигналы о проблемах российской армии, а также ловят у себя внутри «сочувствующих», которые туда что-то пишут.
Отставить эмоции!
Обычно волонтеры всегда давят на наши чувства — в мирное время так собирают деньги на помощь больным детям или собачкам. Но на примере Украины мы видим, куда все это катится: там объявляют сбор после ракетного удара просто «на месть москалям», и эти деньги потом даже не пытаются как-то списать и отчитаться. Украинское общество в десятки раз сильнее разогрето пропагандой, чем российское, и на этой постоянной истерике можно зарабатывать миллионы, собирая деньги на закупку машин, танков, новейших дронов, спутников и вообще чего угодно. Главное, чтобы проверить стоимость «секретного изделия» было нельзя.
Конечно, сдающие деньги настаивают на том, чтобы волонтеры отчитывались, но любую бумажку можно напечатать на принтере. С другой стороны, если волонтеров начнет проверять прокуратура, такая деятельность заглохнет на корню. Правда, уже есть прецеденты, когда без всякого регулирования работают целые ЧВК («Вагнер» в России — далеко не единственная компания, их десятки). Все это объясняется особыми условиями СВО: пока фронт не обеспечен в нужной мере, на любые нарушения будут закрывать глаза, не важно, касаются они работы волонтеров или координации ЧВК и армии. Однако нужно понимать, что все это временные меры.
Проблемы в армии, как и в любой другой структуре, есть. Но они усугубляются интернетом — это идеальная система для распространения слухов, которой не было в прошлую войну. И блогерам нужно понимать, что даже если они НЕ нарушают действующее законодательство, объяснять отставку генерала им никто не будет и не обязан.
Пусть и в меньших масштабах, но в Беларуси после 2020 года тоже наблюдается конфликт патриотических аудиторий. Видимо, люди так устроены: когда враг побежден или недосягаем — патриоты начинают бороться между собой. Все эти проблемы и нам, и русским придется решать.
Автор статьи: Андрей Лазуткин.