Что встает перед глазами при упоминании древнегреческих статуй? Разумеется, изысканно отделанные глыбы белого мрамора, а цвет (точнее, его отсутствие) чаще всего является основной ассоциацией. Однако многолетние труды археологов и искусствоведов дают возможность признать белизну древних скульптур, считавшуюся когда-то (и зачастую представляющуюся по сей день) их главной чертой, самым настоящим заблуждением.
На самом деле, не все рады этому открытию. Многих людей цвета в скульптуре раздражают из-за “чрезмерной яркости”. В 2008 году искусствовед Фабио Барри выразил недовольство воссозданной в цвете статуей императора Августа в Музее Ватикана, заявив, что она выглядит «как трансвестит, пытающийся поймать такси». Некоторых зрителей смущает любая полихромия, представляющая предметы “безвкусными”. Что можно сказать на это? Не все существует ради нашего эстетического удовольствия.
Однако зачастую подобное недовольство вызвано причинами куда более серьезными. К примеру, американская неонацистская организация Identity Evropa какое-то время расклеивала в кампусах колледжей США плакаты, на которых классические белые мраморные статуи представлялись эмблемами белого национализма. Так, антиковедение привлекает некоторых западных сторонников идеологии превосходства белой расы из-за желания подтвердить идею о безупречности своего происхождения и происхождения своей культуры, восходящей к Древней Греции.
На самом деле, представления древних греков и римлян о цвете кожи отличались от представлений современного человека. Бледная кожа женщины считалась признаком красоты и утонченности, потому что показывала, что она имеет привилегии не работать на открытом воздухе. При этом бледный мужчина считался недостаточно мужественным: темная кожа ассоциировалась с героями, которые сражались на полях боя и состязались в амфитеатрах.
Таким образом, идеализация белого мрамора — это эстетика, рожденная ошибкой. На протяжении тысячелетий, когда скульптуры и архитектура подвергались воздействию стихии, их краска стиралась. Захороненные предметы сохраняли больше цвета, но часто пигменты скрывались под слоями грязи и сметались при очистке.
Однако ученые долгое время утверждали, что греки и римляне демонстративно оставляли свои здания и скульптуры бесцветными — это подтверждало их исключительность, отличало их эстетику от незападного искусства.
Начиная с эпохи Возрождения, форма в скульптуре и архитектуре стала превозноситься над цветом — это была некая дань уважения тому, как, по представлениям того времени, выглядело греческое и римское искусство. В XVIII в. Иоганн Винкельман, немецкий ученый, которого часто называют отцом истории искусств, утверждал, что «чем белее тело, тем оно красивее» и что «цвет способствует красоте, но не является красотой».
По мере того, как культ некрашеной скульптуры проникал в Европу, белый цвет все чаще приравнивался к красоте. Немецкий писатель Иоганн Гёте, к примеру, заявил, что «дикие народы, необразованные люди и дети имеют большую склонность к ярким цветам», и отметил, что «изысканные люди избегают ярких цветов в своей одежде и окружающих их предметах».
Ученый-классик Альфред Эмерсон, говоря о полихромии, отметил, что литературные и археологические свидетельства о ней слишком сильны, чтобы поддаваться сомнениям. Он же считал, что мешает отказаться от представлений о белой скульптуре почитание античности, взятое у итальянских мастеров эпохи Возрождения. По словам Эмерсона, оно было настолько сильным, что случайное разрушение античного колорита было «возвеличено в особое достоинство и смехотворно связано с идеальными качествами высшего искусства».
Со временем скульптура и живопись становились все более независимыми дисциплинами, и художников, пытавшихся объединить их, стали встречать насмешками. В 1850-х годах, к примеру, когда британский художник Джон Гибсон, сторонник полихромии, показал свою работу «Tinted Venus» — статую Венеры с золотыми волосами и голубыми глазами, — один рецензент сказал, что фигура выглядит как «голая, нахальная англичанка».
В XX в. модернизм стал превозносить белые формы и высмеивать приземленность и правдоподобие в скульптуре. Так, архитектор Ле Корбюзье писал: «Давайте оставим красильщикам чувственное восхваление тюбика с краской». В Италии и Германии фашистские художники создавали белые мраморные скульптуры идеализированных тел, а европейские архитекторы после Второй мировой войны стали продвигать скромность свободных белых пространств.
Все это поспособствовало тому, что белизна в скульптуре стала восприниматься, как ее главный атрибут, но в последнее время стало проще находить следы цвета на статуях благодаря появлению неинвазивных технологий, таких как рентгенофлуоресцентный анализ (который позволяет идентифицировать элементы в пигментах).
Этот белый миф и то, как яростно он поддерживался на протяжении столетий, иллюстрирует то, как человек склонен пропускать любой поток информации через собственный «фильтр», отбирая те ее кусочки, в которые ему хочется верить и которые поддерживают уже существующие его убеждения. Но, может, ему стоит чуть чаще ставить эти самые убеждения под вопрос и отключить, хотя бы ненадолго, свои информационные «фильтры»? Ведь часто они лишают его историй, действительно стоящих внимания.