Привет всем на канале Птица-муха!
Ловите следующую историю про весёлого деда.
Моросил мелкий противный дождик. Запланированные дедом Митрофаном огородные дела, пришлось отложить. Дед от нечего делать заварил чай и чаёвничал в своей летней кухне.
Хлопнула калитка и на пороге появилась Надежда Петровна с Вовкой.
– Митрафан, здарова, – сказала Надежда Петровна. – Не выручишь меня с Вовкай? Отлучитьси бы мне на часок.
– Здарова, Петровна! Чаво ж не выручить? Заходи, Вовка, чай будишь чи не?
– Буду, – кивнув головой, сказал Вовка и уверенно залез на табуретку, стоящую возле обеденного стола.
– Вота и молодец! – похвалил его дед. – Иди, Петровна, на здоровье, куды тибе нада, а мы тута с Вовкай почаёвничаим.
Петровна пошла по делам, а Вовка с дедом пили чай и мирно беседовали.
– Как, Вовка, у тибе дела?
– Хорошо.
– Энта хорошо, когда хорошо, – констатировал дед.
– А когда нехорошо?
– А когда нехорошо, энта – плоха!
И не поспоришь ведь.
– Каку сказку вчера баба Надя читала?
– Никакую. Она стихи читала про зайку, про Таню…
– А! Наша Таня громка плачить, уронила в речку мячик. Мячик начал уплывать, хрен поиграишь с им опять?
– Не-а. Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч!
– Да и толку-то, что не утонить? Не утонить, так уплывёть из-за Танички энтай криварукай.
– Деда Митрофан, а ты почитаешь мне сказку?
– Ой, Вовка, да у мине и сказак-то нету. А знаишь? Давай я тибе лучше расскажу. Я многа сказак помню.
– Расскажи! Расскажи!
– Ну, слухай сюды. Значить, Гуси-лебеди.
Жили-были мужик да баба. Была у их дочка старшая да сынок малинькай, Машинька да Алёшинька. Как-то собралиси родители на ярманку и говарять Машиньке, мол, следи за братцем сваим, а за энта мы тибе с ярманки платочик новай привезём. А ежели, говарять, не досмотришь, мы тибе руки-ноги повырываим.
– Деда Митрофан, а что, Машенька им была неродная?
– Почаму?
– Ну, им её не жалко.
– Саабражаишь, Вовка. Не-е, рОдная. Проста у их папаша такой себе, ну, шутник, в общем. Шутить так.
– А-а-а! А дальше?
– Дальша. Так. А дальша они уехали. Машинька посадила братца на травку, а сама подумала, мол, и чаво энта я из-за какой-та тряпки карячитьси буду? Да ещё какой платок привезуть? Можат, вабще носавой. Да начёрта он мине сдалси? Куды энтат братец деница? И убёгла игратьси с подружками. Патома глядь, а братца-то и след простыл. Тольки и мелькнули в небе гуси–лебеди, а один гусь-лебедь, самай жирнай, за воротник братца прёть. Давно про их люди всяка нехороша говарили, мол, детишкав ворують и бабке-яге носють, та их в печке себе на обед али на ужин запекаить и жрёть вместе с костями.
Расплакаласи Машинька, что братца прафукала, а типерича ещё батя ейнай ей руки-ноги повырываить за энта. А чаво плакать-то? Погаворка-то "больше поплакаишь – меньше до ветру сбегаишь" в жизни-то не работаить. Делать неча, поплеласи искать, где бабка-яга живёть.
– Стр-а-а-а-шно.
– Нормальна, Вовка, сама винаватая, рот раззявила. Так вота. Идёть, куды глаза глядять, зашла в лес дремучай, глядь, а на полянке печка стоить. Не знаю, чаво девка до энтава пила, но она у печки и спрашиваить, мол, скажи, куды гуси-лебеди полетели? А печка ей ещё так нагла отвечаить, мол, съешь маво пирожка, тада скажу. Машинька, как обозлиласи, наорала на печку, мол, у мине беда, а тута ты со сваими пирожками. Не видишь, мине ничаво в рот не лезить от расстройства. Мол, не найду братца, ноги-руки мине повыдирають, к ночи уже инвалидам буду, а ты, мол, со сваими пирожками, дурында.
– Деда Митрофан, что Машенька невоспитанная была?
– Воспитанна, Вовка, воспитанна. Расстроиласи сильна проста. А в сердцах, чаво не скажешь? Так вот. Пошла Машинька дальше. Бродила, бродила. Сама не знама зачем по пути рогатку сделала и камней в карман насобирала. И выходить она на полянку и видить перед ей избушка на курьих ножках. Ну, наконец-то, нашла! Обрадаваласи, да рана. Заходить в избушку, а тама бабка-яга Алёшиньку на лопату посадила, качарыжку ей в рот, и суёть ево в печку. А он ноги пораздвинул и в печку не пролазиить.
– Куды ты ноги пораскарячил, туды ево в качелю! – орёть бабка. – Сдвинь ноги, говарю, заср&аниц малинькай!
Тута у энтай вертихвостки, Машиньки, план-то и созрел.
– Бабушка, – говорить она Яге. – Не умеить он ещё по печкам лазить. Мы по печкам ещё никада ни лазили. Ты бы нам показала.
А бабка стара уже была, одна маразма у её в голове и осталаси, говарить, мол, дОжили! Уже и по печкам лазить разучилиси. Ну, что за молодёжь пошла! Никакова уважения! Мол, учитиси, пока я живая, и уселаси на лопату. А энта прощелыга, Машинька, хвать лопату и бабку-ягу в печку засунула, даже глазкими ни маргнула ни разочку.
– А бабка-яга сгорела?
– Канешна, Вовка, а как жа? Под чистую! А деваха хвать братца и бежать. А не тут-то было. Во дворе гуси-лебеди не пущщають, шипять и пацанёнка с рук вырывають, поисщипали всего. Тут деваха хватаить рогатку, камнем заряжаить и давай по гусям-лебедям стрелятьси. Всех поубивала. В общем, Вовка, померли все, акромя девахи и ейнава братца. И побёгли они, довольныи, домой. Бегуть, бегуть, вдруг из кустов медведь.
Испугаласи Машенька, кинула братца на землю, а сама сверху улегласи, мол, лучша пусть мине медведь сожрёть, чем без рук и ног ходить всю жизню. Медведь её давай обнюхавать, что-то вынюхавать, а она лежить ни жива, ни мертва от страху.
– А медведь съел Машеньку?
– Нет, Вовка, не успел. Унюхал он у Машиньки в карманЕ канхфеты. Залез лапай, зачерпнул, и давай жрать. Жрал, жрал и энта, как ево? Умер!
– А у Машеньки конфеты ядовитые были?
– Почаму?
– А почему медведь умер?
– Почаму умер? Ну, так энта… Камнём подавилси. У её же тама, ну, в карманЕ, и камни ещё оставалиси, которыми она в гусёв стреляла из рогатки. ПонЯл теперичи, почаму?
– Ага.
– Вот тебе и ага! Глядить Машинька на сибе да на братца, божечки же мой! Все вываленныи, замызганныи, исцарапанныи.
– Знаишь, чаво, братец мой дорогой! Попёрли меведЯ до дому. Скажем, мол, на охоту ходили, а то нам, можить, за наш вид ноги-руки и не повырывають, но всыплють точна по перво число, туды её через карамыслу!
Так что, Вовка, всё хорошо закончиласи. Не для всех, канешна, но для Машиньки с Алёшинькай – точна. Пришли они домой целы, невредимы, да ещё и с медведЁм. Тольки потом Машинька пожалела, что гусей-лебедей, дурында така, убитых побрасала. Могла бы и домой припереть, ощипали бы и в морозилку. Энта на скольки времени дичи бы хватило! Ну, чаво с ниё взять? Баба! Тута тибе, Вовка, и сказке конец, а кто слушал – молодец! Вона уже и твая баба Надя идёть.
– Деда Митрофан, а ты мне ещё сказки расскажешь?
– Канешна, Вовка, а чаво ж ни рассказать, коли много их знаю. Расскажу канешна!
Вот такая вот сказочка. Вот такой вот дед Митрофан сказочник! Много он их нам рассказывал, те, кто постарше, ржали от души, но никогда деда не выводили на чистую воду, а те, кто помладше, слушали с открытыми ртами. Можно целую серию рассказов написать про сказочника.
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Заходите на мой телеграм канал там тоже интересно.
