XVII век был началом «нового периода русской истории» также и в области культуры. Объясняется это прежде всего изменениями в социально-экономической и политической жизни русского общества, вызвавшими заметное оживление общественно-политической мысли передовой части народа. Активизация городской жизни, развитие промышленности, ремесла и торговли в значительной степени повысили роль посадского населения, его тягу к знаниям и просвещению. Решительные действия восставших против угнетателей, их яростные схватки с власть имущими, сама обстановка «бунташного века» укрепляли веру людей в свои силы, расшатывали их религиозные верования и будили в них тягу к новому и осмысленному существованию. Раскол еще больше ослабил влияние церкви. Литература, живопись, зодчество, народное творчество постепенно выходили из-под неусыпного и жесткого контроля клерикалов. Русское искусство делало первые шаги, чтобы стать светским, свободным в своем выражении. Этому способствовало кроме всего прочего расширение всесторонних связей с Западом и с культурными центрами Украины и Белоруссии. Наряду с греко-славянским просвещением в Россию пришла западнолатинская культура, отвергавшаяся ранее православной церковью.
Отмечая рост культуры и просвещения в XVII в., особенно во второй его половине, не следует в то же время упускать из виду тот немаловажный факт, что русская культура в основе своей оставалась феодальной, доступной только высшей прослойке господствующего класса. Сами центры культуры формировались в наиболее крупных городах с зарождающейся крупной промышленностью, ремесленным производством и торговлей, и прежде всего в Москве, при царском дворе. Хотя в народной среде сохранилось немало предрассудков и суеверий, в XVII в. наблюдаются примечательные черты и в области массовой, традиционной крестьянско-посадской культуры.
Социальный протест широких народных масс против засилья крепостников, их антиклерикальные настроения нашли свое выражение прежде всего в устном народном творчестве. Угнетенные слои русского общества имели в своем распоряжении ничтожные возможности для выражения и распространения своих общественно-политических взглядов. Поэтому «народ любовно и бережно хранил, передавая из уст в уста, мудрые пословицы и хитроумные загадки, песни веселые и печальные, злые и насмешливые, в которых воспевал вольную волю и оплакивал подневольное житье. В сказках и былинах, исторических песнях и легендах народ создавал свой образ идеального царя — защитника народа и остро сатирический образ толстопузого боярина или жадного попа, крючкотвора-судьи или бессердечного богатея» 168.
Общенародный, общенациональный фольклор XVII в. отличался своей колоритностью, он явился тем клапаном, который давал простому люду возможность высмеять своих жестоких и спесивых господ. Одно из важных мест в устном народном творчестве занимали пословицы и поговорки. Они возникли на Руси очень рано, еще в дофеодальном обществе. Но впервые были специально записаны только в XVII в. В сборниках пословиц XVII в. охватываются практически все стороны жизни и деятельности народа: общая мораль: «Где тонко, там и рвется»; социальная несправедливость: «В боярский двор ворота широки, да из двора узки», «С сильным — не борись, а с богатым — не тяжись»; профессиональные трудовые навыки: «На сусле пива не угодать», «Сама ся раба бьет, что не чисто жнет»; религия и церковь: «Молебен пет, а пользы нет», «Богу молися, а сам не плашися»; суд: «Мзда и премудру мужу ослепляет очи», «Сиди криво, а суди прямо»; деньги и торговля: «Денежка любит щот», «Хто торгует, тот ворует»; воинская тема: «Стоянием города не взять», «Бежать — ин хвост поджать, а стоять — ин меч поднять»; школа и грамотность: «Век жить, а век учиться», «Книги читать — зла не плутать»; семья и быт: «Жена пряди рубашки, а муж вей гуж», «Муж любит женку здоровую, а брат сестру — богатую».
Среди пословиц XVII в. были, конечно, и такие, которые отражали идеологию господствующего класса: «Бога бойся, а царя почитай», «Суд царев — суд божий», «За богом молитва, за государем служба не пропадет». Любимым героем народного творчества был СтегШн Разин. Вокруг этого имени слагались многочисленные легенды, сказания и песни. Его сравнивали с Ильей Муромцем. В одной из былин Илья Муромец оказался даже есаулом на корабле Разина.
По Русской земле бродили скоморохи, кукольники с популярным в народе Петрушкой, вожатые с обученными медведями. Бывали они и на улицах столицы. Их грубоватые, порой резкие и всегда смелые обличения светских господ и духовных отцов привлекали к себе внимание народа и беспокоили представителей власти. Царь Алексей Михайлович издал в 1648 г. указ, по которому запрещались «позорища» (зрелища) скоморохов, а «хари» (маски) и «бесовские гудебные сосуды» подлежали уничтожению. Ослушников приказано было «бить батогами». Однако это мало помогало — свободолюбивое творчество народа продолжало жить и развиваться.
В XVII в. наступил новый этап в развитии русского языка. Центральные районы страны во главе с Москвой сыграли в нем свою ведущую роль. Московский говор (так называемое московское просторечие) стал доминирующим, превратившись в общевеликорусский язык. Хотя различные разговорные диалекты все еще оставались и были пока достаточно устойчивыми, но образование новых диалектов уже прекратилось.
Нужно отметить, что образованию и просвещению придавалось большое значение. Так, в Москве в 80-х годах XVII столетия около 24 % посадского населения было грамотным. Большим спросом пользовались печатные буквари. «Азбука» Василия Бурцева впервые была издана в 1634 г., а в 1651 г. в Москве за один день было продано до 2400 ее экземпляров. Печатные издания требовали большого количества бумаги. Во второй половине века две бумажное «мельницы», имевшиеся в Москве, не могли удовлетворить возросшего спроса, поэтому бумагу поставляли из Франции и Голландии. Продолжали распространяться и рукописные книги. Но все большее развитие получала типографская печать. XVII век явился новой страницей в истории книгопечатания в России. По данным С. П. Луппова, «если за всю вторую половину XVI в. в Москве было напечатано лишь 18 книг, то в течение XVII в. вышло уже 483 издания, т. е. в среднем выходило в год около 5 книг» 169. При этом половину продукции Московского печатного двора (тиражи его изданий насчитывали десятки тысяч экземпляров) составляли светские книги. Среди них были своды законов, уставы, буквари и другие учебники.
Книга с незапамятных времен была предметом купли и продажи. В Москве в XVII в. книги продавались в торговых рядах. Любопытно, что специальный книжный ряд в Москве упоминается лишь в 80-х годах столетия. С. П. Луппов приводит интересные сведения о книжной торговле. Так, в период с 1650 по 1664 г. различным категориям населения было продано изданий Печатного двора: Уложение — 664 экземпляра, Учение и хитрость ратного строя — 65, Грамматика — 38, Поучение Ефрема Сирина — 10, Шестоднев — 67, Евангелие напрестольное — 37 экземпляров.
В монастырях издавна существовали книгохранилища» Теперь появились частные библиотеки. У патриарха Никона было около 400 книг на русском, латинском и польском языках. Богатые собрания книг имели князь В. В. Голицын, А. Л. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев. Много книг насчитывало царское хранилище.
Против распространения светских знаний и изучения иностранных языков выступали представители духовенства и консервативно настроенной боярской знати, так называемые грекофилы. Они опасались прихода на Русскую землю «латинства», считавшегося давним врагом православия. Активное участие в «грекофильской» агитации принимал патриарх Иоаким, бывший ярым противником Никона. В свое время он ушел в монастырь с военной службы не по убеждению, а ради карьеры и действительно сумел быстро продвинуться благодаря своей угодливости.
Борьба «грекофилов» со сторонниками западноевропейского образования отразилась и на работе основанной в Москве в 1687 г. Славяно-греко-латинской академии, особенно в начальный период ее деятельности. Устав академии, написанный, как полагают, Симеоном Полоцким, был передан на просмотр патриарху. Иоаким подверг его изменениям в духе греческой «партии». Учениками академии могли быть только православные. Как указывалось, в академии преподавались богословие (догматическое и нравственное) , грамматика, пиитика, риторика и философия разумительная (умозрительная), естественная (физика) и нравственная (мораль). Читались также курсы церковного и гражданского права, изучались диалекты славянский, греческий, латинский и польский. Успешно окончившие курс академии получали «приличные их разуму чины» и такие же права по службе, какие предоставлялись «лицам благородным». Согласно уставу, академия управлялась корпорацией профессоров во главе с блюстителем (ими могли быть только русские или греки, при этом,де)г следние должны были иметь свидетельство о православие от восточных патриархов). Корпорация академии решала дела коллегиально, распоряжалась капиталом и доходами академии и судила учащихся во всех случаях, кроме уголовных преступлений. Средства академии состояли из доходов с приписанных к ней восьми монастырей и пожертвованных ей царем дворцовой волости и десяти пустошей. Царь подарил академии на вечные времена свою библиотеку.
Академия была не только высшим учебным заведением — на нее возлагались цензурные и даже полицейские функции и юрисдикция трибунала по делам веры. Ее персонал имел весьма широкие полномочия по расследованию преступлений против религии и вопросам духовной цензуры. Без разрешения академии всем без исключения запрещалось иметь домашних учителей иностранных языков, а «неудачным людям» — хранить у себя и читать польские, латинские, немецкие, лютеранские и кальвинистские книги. Академия уничтожала запретные книги, уличенных в их утайке строго наказывала. Приезжавшие в Россию иноземцы принимались на службу после испытаний в академии, а не получившие ее одобрения высылались обратно. Академия вела слежку за людьми, мутившими народ спорами о вере, такие люди по ее доносам предавались суду «без всякого помилования». По ее же суду казнь грозила людям, изобличенным в хранении астрологических и чародейных «богохульных» книг, в хуле на православную веру и в переходе из православия в иноверие.
Для заведования академией были приглашены ученые греки — братья Лихуды. Количество учащихся в академии было относительно невелико: в 1687 г.— 76, в 1688 г.— 64, к концу 1689 г.— 54 человека. При академии был приготовительный класс — «русская школа». В ней в 1689 г. обучалось 127 человек. Учебники, составленные Лихудами, имели схоластический характер. Главным научным авторитетом почитался Аристотель.
В 1694 г. Лихуды были вынуждены покинуть академию, их место заняли два бывших ее ученика, Николай Семенов и Федор Поликарпов. В 1699 г. был назначен первый «ректор» академии — Палладий Роговский. Во времена Петра I ведущую роль в работе академии стали играть киевские ученые — сторонники западноевропейского образования. Несмотря на схоластику в преподавании, Славяно-греко- латинская академия в течение всего XVIII в. была важным средоточием просвещения в России. В ней обучались такие выдающиеся люди, как М. В. Ломоносов и А. Д. Кантемир. Впоследствии академия была преобразована в Московскую духовную академию.
В XVII в. в России впервые появилась рукописная газета. Ее писали переводчики Посольского приказа только для царя и его ближайшего окружения. В газете содержались сведения о главных событиях в Европе и о наиболее важных новостях в международной жизни. Поскольку первоисточником для переводчиков являлся в значительной мере «Амстердамский Курант», русская газета получила название «Куранты». Первый номер ее вышел в 1621 г. В 4702 г. Петр I заменил рукописные «Куранты* печатной газетой «Русские Ведомости». Позже (1863— 1918 гг.) эти рукописные новости были опубликованы под названием «вести-куранты». Интересно, что экземпляр рукописной газеты был обнаружен в личном архиве русского крестьянина.
Продолжалось дальнейшее распространение практических и естественнонаучных знаний. Сравнительно невысокий теоретический уровень знаний в области математики в XVII столетии не мешал, однако, измерять площади, извлекать квадратные и кубические корни, решать уравнения с несколькими неизвестными. В Уставе ратных, пушечных и других дел, составленном Онисимом Михайловым на основе переработанного и дополненного перевода с немецкого языка «Военной книги» Л. Фронсбергера, содержались сведения для измерения расстояний и размеров объектов при стрельбе из орудий. Были описаны также компас и угломерный прибор, рецепты варки селитры и изготовления пороха. Знания в области химии содержались во многих рукописных пособиях для приготовления чернил и красок.
Живучи были разные суеверия, но в то же время совершенствовались медицинские знания. Опираясь на многолетний опыт врачевания болезней, доктора пользовались и новыми сведениями из переводных лечебников и травников, содержащих описания лекарственных свойств растений. В Аптекарском приказе учились врачеванию и приготовлению медикаментов. В 1654 г. в нем проходили лечебную практику 30 стрельцов, направленных потом в полки для лечения ратных людей,— это были первые русские военные врачи.
В процессе накопления естественнонаучных знаний большую роль играла переводная литература. Для XVII в. характерен быстрый рост переводных изданий. Интересные данные по этому поводу приведены в историческом сборнике «Три века» (Россия от Смуты до нашего времени. Т. 2. Изд. Т-ва И. Д. Сытина. М., 1912). За период с 1500шо 1699 г. в России на родной язык были переведены книги 153 наименований. По годам эти переводы распределяются следующим образом: 1501 — 1550 гг.— 7 книг; 1550— 1600 гг.- 19; 1600-1650 гг.- 13; 1650-1699 гг.- 114 книг. Среди них религиозно-нравственного содержания было 37 книг, исторических — 18, литературных произведений — 15, по космографии и географии — 15, энциклопедий, словарей и справочников — 12, по астрономии — 9, медицинских — 8, юридических и политических — 6, военных — 5, естественных — 4 и разных — 24 книги.
Из общего числа переводных изданий выделялся труд крупного ученого эпохи Возрождения Везалия «О строении человеческого тела». Атлас Блеу и книга данцигского астронома Гевелия «Селенография» зндкомили русских читателей с гелиоцентрической системой Коперника. Книга Меркатора «Космография, сиречь всего света описание» содержала сведения о разных странах, их государственном устройстве, быте и обычаях населения.
Относительно большое количество изданных в России переводных книг совсем не означает, что они были доступны широкому кругу читателей. Эти издания переводились в Посольском приказе и предназначались прежде всего для царя и патриарха, а также для высших представителей власти.
В связи с освоением новых территорий и расширением связей с другими странами в России происходило накопление географических знаний. В 1627 г. в Разрядном приказе были составлены «Большой чертеж» (карта) и «Книга Большому чертежу» с указанием путей вторжения крымских татар в центр страны. Предводители «землепроходцев», прокладывавших новые пути через Сибирь, в своих донесениях приводили географические описания осваиваемых земель и прилагали «чертежи» новых территорий. По этим материалам были составлены «росписи» городам и острогам Сибири, а также водному пути вдоль Охотского моря.
Большой материал о зарубежных странах находился в отчетах русских послов («статейных списках»). В частности, было сделано несколько подробных описаний Китая, среди которых заслуживал внимания труд переводчика Посольского приказа молдавского ученого Спафария Милеску. Он побывал в Китае в 1675 г. с хорошо оснащенной русской экспедицией.
Распространенное на Руси летописание в XVII в. начинает приобретать новые черты, нередко уже напоминая 'исторические повести. «Новый летописец» был составлен около 1630 г. и носил официальный характер. Обосновывая права Романовых на царский престол, он подчеркивал их родственную связь с Иваном Грозным, отрицательно оценивал «незаконное» царствование Бориса Годунова и резко осуждал народные движения в начале столетия. В Сибири и некоторых городах продолжали составляться летописи, что указывало на повышение интереса к местной истории. Исторические повести имели ярко выраженный публицистический характер. В них появился интерес к человеческой личности, поскольку события представлялись теперь как следствия деятельности людей, а не «божественной воли».
Бурным событиям начала века посвящены повести «Сказание» и «Временник». Автор первой из них — келарь (управляющий хозяйством) Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, второй — дьяк Иван Тимофеев. Оба были участниками и очевидцами Смуты и в своих работах осуждали движения народных масс. Причины грозных потрясений они усматривали в ослаблении государственной власти и в пренебрежении религиозными правилами. О славных подвигах донских казаков, об их «азовском сидении» рассказывала «Повесть о храбрости и мужестве атаманов и казаков Войска Донского, о граде Азове, о взятии его».
Крупным событием было издание «Синопсиса» (по- гречески — обозрение, описание). Автором его был ученый монах Киево-Могилевской академии Иннокентий Гизель. В «Синопсисе» излагались история Руси с древнейших времен, и особенно подробно история Киевской Руси и отношения между Москвой и Украиной. Это было своего рода ответом исторической науки на воссоединение Украины с Россией. «Синопсис» пользовался большой популярностью и выдержал около 30 изданий. Он был главным печатным учебным пособием по русской истории в XVIII в.
Светским произведением была «Скифская история» Андрея Лызлова, историка и переводчика, написанная в 1692 г. преимущественно по латинским и польским источникам. В ней описывалась борьба России с татарами и турками, которых автор объединял общим названием — «скифы». Эта работа издавалась и в конце XVIII в.
Широкое распространение имели хронографы, содержащие сведения по истории стран христианского мира. Хронограф редакции 1617 г. события Смутного времени объяснял борьбой «доброго» и «злого» начал в психологии двух правителей русского государства — Ивана Грозного и Бориса Годунова.
Интерес к истории становился делом практическим. Оставшийся неизвестным автор «Исторического учения», написанного в 70—80-х годах XVII в., утверждал, что история нужна правителям, .ибо дает поучительные примеры «добрых» и «дурных» деяний коронованных монархов. Первым специальным правительственным учреждением по сбору исторических материалов стал Записной приказ, созданный лри царе Алексее Михайловиче. Этому приказу было поручено написание исторических произведений, » частности продолжение Степенной книги — книги царскосго родословия. Исторический материал в ней распределялся не по годам, а по «степеням», соответствующим периодам правления великих князей и государей, начиная С Ольги и Владимира.
Распространение грамотности в среде городского посада и появление значительной прослойки образованных людей в разросшейся системе государственных приказов способствовали проникновению в литературу XVII в. демократических начал. Об этом новом явлении в истории русской литературы говорит возрождение в ней народной сатиры, объектом которой стали не только представители светской власти, но и церковь с ее служителями.
В первой половине века широко была распространена в рукописях и в лубочных изданиях «Повесть о Куре», т. е. о петухе и лисице, в стихах высмеивавшая лицемерие и стяжательство духовенства. В ней рассказывалось о том, как петух, обманутый похвалой лисицы, попал в ее когти, поверив, что она «преподобная и убогая, кроткая и смирная вдовица, всем зверям духовница». Чтобы спастись, петух говорит лисице, что архиерей приглашает его певчим на Крутицы. Как только это исполнится, он, петух, устроит лисицу в просвирни, и будет она «печь просвирни мягкие, варить каноны сладкие и разводить сыту медвяную». Лисица заслушалась петуха, распустила когти, и тот улетел на дерево.
Также популярной была «Служба кабаку» — пародия на ритуал церковного богослужения, осуждавшая устроенное казной повсюду «кабацкое разорение», В «Челобитной калязинских старцев» зло высмеяна монастырская жизнь — пьянство и распущенность монахов, произвол и лицемерие монастырских властителей. «Повесть о бражнике» содержала в себе откровенно выраженные элементы вольнодумства. В ней «доказывалось», что все святые тоже были грешниками, а потому и «бражник» имеет все основания надеяться на жизнь в раю, подобно апостолу Петру и другим святым.
Несправедливость феодального суда, продажность его служителей высмеивались в повестях о «Шемякином суде» и о «Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове». Содержание первой заключается в следующем. Бедняк взял у богача-брата лошадь и нечаянно оторвал у нее хвост. Богач повел его в суд. В избе, где они ночевали по дороге, бедняк упал с печи и задавил младенца. Отец последнего тоже идет в суд. Решившись на самоубийство, бедняк бросается с моста и убивает при этом старика, которого сын вез под мостом. К судье Шемяке бедняка привели, таким образом, три обвинителя. Подсудимый бедняк показывает судье завернутый в платок камень, угрожая убить его в случае сурового приговора. Но Шемяка решил, что в платке бедняка ему обещана взятка, и выносит такой приговор: лошадь оставить у бедняка, пока у нее не отрастет хвост, а сыну убитого старика броситься с моста на бедняка. После этого истцы отказались от иска, а судья, узнав о камне и хитрости бедняка, остается доволен своим «мудрым» решением.
Во второй повести «богатые» рыбы Ростовского озера судят мелкого бедняка Ерша за его недостойное поведение. Но Ерш отвергает все обвинения, выдвинутые против него «благородными» рыбами. Он «плюнул им в глаза и скочил в хворост: только того Ерша и видели». Политическая направленность этой повести вполне очевидна. Интересно отметить, что тема «отцов и детей», взаимоотношений старого и молодого поколений была поднята в русской литературе еще в XVII столетии и нашла свое отражение в повестях «О Горе-Злосчастии» и «О Савве Грудницыне».
В повести «О Горе-Злосчастии» — одном из значительных произведений века — неизвестный автор рассказывает о печальной истории молодого человека из богатой купеческой семьи, который вопреки советам родителей и в нарушение вековых жизненных правил пожелал остаться свободным от «отцова учения». Для начала он ищет свободу в кабаке, где его напоили, ограбили и раздели. Бродягой он уходит в дальнюю сторону и начинает новую жизнь — «стал жить умеючи и от великого своего разума наживал имения больше прежнего». Добившись счастья, он женится; на брачном пиру, позабыв заветы старины, начинает гордиться и хвастаться. Похвальбу его услышало Горе- Злосчастие. Оно явилось к нему во сне и уговорило бросить жену и пропить деньги. Проделав это, герой повести опять скитается бродягой по земле. Ему нечем заплатить даже перевозчикам при переправе через реку, и он решает утопиться. Но Горе-Злосчастие не позволяет этого сделать — оно заставляет молодца примириться со всем и всему покориться. Так недавний сокол, богатый силой и верой, становится ко всему безучастным и только поет «хорошую напевочку». Эта веселая и грустная песенка понравилась перевозчикам — они бесплатно перевезли молодца через реку, накормили и одели его и посоветовали вернуться к отцу-матери. Однако воля героя полностью сломлена. Повесть заканчивается тем, что герой ее, истомленный и измученный, уходит в монастырь.
Героя второй повести — Савву Грудницына, осмелившегося нарушить патриархальные порядки, судьба тоже приводит в монастырь. Сын богатого казанского купца, приехав из Казани в Орел, останавливается у доброго и честного купца, друга отца, Вожена. Здесь дьявол внушает молодой жене Вожена совратить юношу на запретную связь. «Весть бо женское естество уловлять умы младых». Савва сначала легко идет в эти сладкие сети, но потом одумывается. Тогда неверная жена начинает мстить ему — Савву по ее настоянию выгоняют из дома. Поселившись в гостинице, юноша пытается начать праведную жизнь, но тоска по любви угнетает его — он начал «сердцем тужити и скорбети по Жене оной». От великого уныния и скорби Савва выходит в поле «прогулятися» и там продает свою душу дьяволу, а за любовь к жене Вожена он отдает нечестивому «рукописание мало некое». Дьявол выполнил свое обещание, и Савва ведет безобразную жизнь, не обращая внимания на письма своей доброй матери. Отец Саввы разыскивает сына. Последний с дьяволом путешествует по Волге, а в Шуе оба они решают идти в солдаты. На военной службе Савва показывает большие способности — под Смоленском он одерживает победу над поляками. Вернувшись в Москву, он вдруг заболевает. Ему нужно исповедоваться. И бесы начинают мучить его. Тогда ночью к нему на помощь приходит Богородица, она возвращает ему «богоотступное писание», а он уходит в монастырь, где и заканчивает свои земные дни.
Повесть «О Фроле Скобееве» отличается от всех приведенных выше произведений — в ней нет ни сатиры, ни фантастики, ни какого-либо нравоучения. Но она поражает своим реализмом, правдой жизни. Действующие лица ее носят исторические имена, хотя автор свободно распоряжался их титулами. Наличие в повести какой-то доли истины художественно сплетено с поэтической выдумкой. Вот ее краткое содержание.
Бедный новгородский дворянин Фрол Скобеев промышлял мелкими приказными делами, судейскими кляузами — «ябедой». Он узнал, что у богатого стольника Норди- на-Нащокина есть дочь Аннушка, и захотел «возьметь с нею любовь». Познакомившись с нянькой Аннушки, он ввел в дом стольника свою сестру, а потом через нее, переодевшись девушкой, сам проник к Аннушке «для веселости на вечеринку». Подкупленная Фролом нянька придумала игру в «жениха и невесту». Это позволило Фролу, игравшему роль жениха, уединиться с Аннушкой и объясниться ей в любви. В это время отец Аннушки, живший в Москве, вызывает дочь к себе, чтобы выдать ее замуж. Фрол следует за ней. В Москве отец решил на время отпустить дочь к тетке — игуменье монастыря. Фрол воспользовался этим, похитил девушку и привез в свой дом, для чего выпросил на время карету у стольника Ловчикова, который пользовался услугами Фрола в судах. Прошло много времени. Убедившись, что дочь похищена, Нордин-Нащокин поехал с жалобой к царю. «И велел государь учинить публикацию о той стольничей дочери — ежели кто ее содержит тайно, чтобы объявил, а ежели кто не объявит, а сыщется после, то смертью казнен будет». Фрол забеспокоился. Он идет к Ловчикову, открывает ему всю правду и просит быть посредником в переговорах с Нординым-Нащокиным. Лов- чиков негодует, а Фрол напоминает ему про карету и называет своим сообщником. Боясь розыска, Ловчиков соглашается. Скобеев покаялся Нордину-Нащокину. Последний сгоряча хотел ехать к царю с жалобой, но Ловчиков удержал старика и убедил его посоветоваться со своей женой. Пребывая в горе, родители посылают узнать о здоровье Аннушки. Фрол велит жене притвориться больной, а посыльному сказать, что Аннушка умирает из-за гнева родительского. Старики наконец прощают дочь, посылают ей благословение, а вместе с ним и богатые подарки. Нордин- Нащокин прощает потом и зятя, называет его плутом и, чтобы избавить дочь от позора быть женой бедного «ябедника», дает ему вотчину и деньги. Так простой и бедный «ябедник» одержал победу над богатым и могущественным стольником, имевшим доступ к самому государю.
Выдающимся произведением XVII в. была автобиографическая повесть протопопа Аввакума, которую А. М. Горький назвал «образцом пламенной и страстной речи бойца». «Люблю русский природный язык, виршами философскими не обык речи красить»,— говорит Аввакум и доказывает это картинным, изображением перипетий своей сложной биографии, борьбы раскольников и «никониан», описанием сибирской природы и меткими, язвительными характеристиками своих противников. Не стеснялся автор в выражениях, когда обличал самого царя и патриарха. Все это сделало повесть смелого и умного протопопа весьма популярным произведением, сохранившим ценность до наших дней.
Новым в литературе рассматриваемого периода было появление стихотворчества. Здесь прежде всего следует назвать придворного поэта Симеона Полоцкого, хотя он писал и драмы, и проповеди, и учебные книги. Главное его произведение — «Вертоград многоцветный» — своего рода стихотворная энциклопедия, сборник различных стихотворений, расположенных в алфавитном порядке. В этом сборнике — нравственные наставления, литературные и научные сведения, вопросы воспитания. При этом в каждой группе стихотворений мысль автора подтверждалась его ссылкой на всевозможные примеры исторического характера. В области стихосложения работали в конце столетия также Сильвестр Медведев и Карион Истомин, который в стихотворной форме написал «Домострой», изложив в нем нравственные поучения детям.
Из переводных литературных произведений наиболее известными были «Повесть о Бове-королевиче» и «Повесть об Еруслане Лазаревиче». И та и другая повести, попав в Россию, претерпели значительную переработку и благодаря своей занимательности сделались популярными сказками. Так, «Повесть об Еруслане» заимствована из персидской народной эпопеи «Шах-Намэ». Сказка дошла до нас в русской переработке, утратив следы восточного колорита. Исследователи отметили в этом памятнике также элементы западной культуры. Это произведение удостоилось сотни лубочных изданий и вдохновило А. С. Пушкина на создание его первой крупной поэмы — «Руслан и Людмила». Сопоставление текста сказки с текстом «Шах-Намэ» сделал В. В. Стасов. Результаты сличения оказались весьма любопытными. Русский народ очень свободно обошелся с чужими темами, совершенно отбросил чужую поэтику, изменил характер героя, дал развитию темы русскую обстановку. Очевидно, чужой сюжет столкнулся с сильным народным творчеством, с выработанным поэтическим миросозерцанием.
Для архитектуры XVII век тоже был временем появления новых веяний, вкусов и форм. Монументальные храмы, которые в предшествующий период строили государство и влиятельное духовенство, уступают теперь место небольшим, но нарядным, узорчатым посадским церквам. Они отличаются игрой объемов и красок, разнообразием стен, окон, куполов и колоколен, украшаются резьбой и цветными изразцами. В этом сказалось народное стремление к красоте, уход от церковного фанатизма и аскетизма. Стремление это встретило суровое сопротивление церкви, но преодолеть общее движение к новому она уже не могла. Патриарх Никон специальным указом наложил запрет на строительство шатровых церквей — он требовал следовать в архитектуре старинным византийским образцам крес- товокупольных храмов. Запрет этот не возымел, однако, должного действия — искусные русские мастера в виде шатров стали строить колокольни. Шатровые церкви пробавал должали возводиться в Москве, Ярославле, Костроме, Ростове и других городах.
В Москве к выдающимся произведениям зодчества XVII столетия относятся храм Рождества Богородицы в Путинках (около площади Пушкина, возведен в 1639— 1642 гг.), церковь Троицы в Никитниках (около площади Ногина, построена в 1635—1653 гг. по заказу богатого ярославского купца Никитникова), церковь в Останкине (зодчий П. Потехин, построена в 1678 г.), церковь Николы в Хамовниках (на Комсомольском проспекте, построена в 1679 г.).
Красота и «узорочье» брали верх над аскетизмом даже в тех случаях, когда строительство велось под наблюдением влиятельных представителей церкви. Примером этого может служить возведение в 70-х годах века митрополичьего двора в Ростове Великом, получившего название кремля. Расположенный на низком берегу широкого озера, Ростовский кремль выглядит сказочным городом — ярким и разнообразным по своему оформлению.
Чтобы придать праздничную торжественность главному сооружению русской столицы, в XVII в. перестройке подверглись башни Московского Кремля — они были увенчаны нарядными шатрами, покрытыми цветными изразцами, резьбой по камню и фигурным кирпичом. Этот величественный вид Кремля сохранился до наших дней. Были также возведены башни и мощные стены в монастырях Троице-Сергиевом, Кирилло-Белозерском, Симоновом, Новодевичьем и Донском. То же самое можно сказать о монастырях в Костроме, Суздале, Владимире и Калязине.
Каменное зодчество постепенно от церковного строительства перешло к жилым и хозяйственным постройкам светской знати, духовных владык и богатых посадских людей. Выдающимися сооружениями такого типа являются теремной дворец Московского Кремля, построенный в 1635—1636 гг. дворец Алексея Михайловича в Саввинан Сторожевском монастыре, дома состоятельных купцов в Новгороде, Пскове, Нижнем Новгороде, Гороховце и других городах.
Новых успехов достигло деревянное зодчество, широко распространенное на севере страны. Удивительным образцом этого вида искусства стал дворец Алексея Михайловича в его подмосковном селе Коломенском. Он был построен в 1667—1678 гг. под руководством плотничьих мастеров Семена Петрова и Ивана Михайлова. Дворец состоял из многих разнохарактерных по форме и объемам построек, связанных между собой переходами и галереями, и насчитывал 270 комнат с 3000 окон и оконцев. Издали он походил на целый городок с башенками, чешуйчатыми крышами, «гульбищами», кокошниками, крылечками с витыми колонками. Резные украшения дворца были выполнены белорусскими мастерами. Современники называли дворец в Коломенском «восьмым чудом света». Обветшавший дворец был разобран в 1768 г.
Борьба нового со старым, характерная для развития русской культуры в XVII столетии, не могла, конечно, не затронуть живопись. Здесь церковь всеми доступными ей мерами боролась против светских тенденций, пытаясь удержать в своих руках такое сильное по своему воздействию на зрителей средство, как изобразительное искусство. Патриархи, собравшиеся в Москве на Собор 1668 г., единодушно приняли грамоту, осуждавшую новые направления в живописи. Интересно, что в этом вопросе «староверы» и «никонианцы» выступали с общих позиций. Идеологи раскола даже более яростно нападали на попытки «обмирщения» появлявшихся творений художников. Протопоп Аввакум с присущей ему резкостью обрушивался на них: «А то все писано по плотскому умыслу... А все то кобель борзой, Никон — враг, умыслил, будто живые писать, устроят все по фряжскому образцу, сиречь по немецкому. Якоже фрязи пишут образ благовещения пресвятые богородицы, чреватую, брюхо по колени висит...» Никон тут, разумеется, ни при чем — его Аввакум «пристегнул» по укоренившейся привычке, только потому, что не мог упустить ни одного случая, чтобы не обругать своего главного противника.
Аввакум видит источник церковной беды, постигшей Русь, в новых западных обычаях и в новых книгах: «Ох, бедная Русь! Что это тебе захотелось латинских обычаев и немецких поступков?»
Русские живописцы имели другое мнение по этому поводу. В рамках еще религиозного содержания они в своих работах проявляли внимание к человеческой личности. Поэтому помимо индивидуализма религиозных персонажей появилась так называемая парсуна — изображение реальных лиц. Лики святых на религиозных фресках и на иконах стали ближе к смертному человеку. Так, «Спас нерукотворный» Симона Ушакова отличался прекрасной разработкой человеческого лица. Библейские сюжеты были только поводом для изображения сцен реальной жизни. В них можно было увидеть и пахоту на крестьянских лошадках, и жнецов в русских рубахах с серпом в руках, и среднерусский пейзаж с родными лесами, полями и реками. Симон Ушаков — Пимен Федоров (1626—1686) — крупный художник-иконописец. Происходил из посадских людей. Был царским мастером в Серебряной, потом в Оружейной палате Кремля. За выдающиеся успехи в живописи его произвели в дворяне.
Стремлением к реализму отличались работы живописцев Ярославля, Костромы и других городов. Ярославские мастера на стенах Предтеченского храма осмелились изобразить даже обнаженное женское тело, правда в образе библейской Вирсавии.
В области прикладного искусства наблюдались тенденции к декоративности. Об этом говорит широко распространенное изготовление богатых «окладов» икон, в которых использовались серебро, золото и драгоценные камни. «Оклады» эти закрывали часть изображения, оставляя открытыми «лики святых» и кисти их рук. Из серебра, золота и различных драгоценных камней мастера-ювелиры создавали для феодальной знати высокохудожественные предметы роскоши и повседневного обихода. Стало более пышным серебряное и золотое шитье, украшавшееся теми же редкими каменьями.
Значительно вырос художественный уровень резьбы по дереву, которая проникала повсюду — от простых крестьянских изб до царских теремов. Чрезвычайно тонкой деревянной резьбой украшались иконостасы во многих храмах, их потом покрывали золотом, придавая этим сходство с изделиями из благородного металла.
Оживленные связи России с Западом во второй половине XVII в. способствовали возникновению в Москве придворного театра. Первым драматическим представлением на его сцене была русская «комедь» «Баба-Яга Костяная Нога», поставленная в 1671 г. во время торжеств по случаю вступления царя Алексея Михайловича во второй брак. Представление понравилось государю, и он приказал Артамону Матвееву построить в Преображенском потешную палату. Второй придворный спектакль был поставлен р 1672 г.— в честь рождения Петра I. Этот год принято считать датой рождения русского театра. Первые спектакли были преимущественно духовного содержания. Авторами пьес являлись Симеон Полоцкий и архимандрит Дмитрий Савин. Потом появились светские пьесы — «Комедия о Тамерлане и Баязете», «Комедия о Бахусе с Венусом». Царевна Софья даже сама переводила пьесы для придворного театра. В частности, заслуживает внимания ее перевод мольеровского «Лекаря поневоле».
Церковь враждебно относилась к светскому наролвому театру. После смерти Алексея Михайловича по настоянию патриарха Иоакима театр временно был закрыт. Свое дальнейшее развитие он получил уже в XVIII столетии.
Развитие русской культуры XVII в. отразило важнейший процесс формирования русской нации. С ним связывается начавшееся разрушение средневековой религиозно- феодальной идеологии и утверждение «мирских», светских начал в духовной культуре.
Несмотря на противодействие церковников, боявшихся проникновения в Россию «латынства», в XVII в. расширялись культурные связи с Западной Европой. Объективную необходимость этого хорошо понимали передовые русские люди того времени. Так, Афанасий Ордин-Нащокин писал: «Доброму не стыдно навыкать со стороны у чужих». И действительно, вопреки запретам клерикалов в России появились иностранные книги, знать нанимала иностранных лекарей, переводчиков, офицеров, мастеров и даже артистов. В то время дворян и детей боярских уже посылали учиться за границу.
Однако, как отмечалось, все эти новые культурные веяния коснулись только верхушки общества. Основная масса населения оставалась неграмотной и суеверной. Для дальнейшего развития русской культуры стране требовались более решительные и широкие преобразования, которые были позже осуществлены Петром I.