Анатолий Гриненко
В такой ветер нельзя летать. «Бекас» несет попутно-боковой
ветер, навигатор показывает скорость — 110 км/ час — это уже
хорошо. Лесной массив кончился, поля, дороги, овраги — что я
делаю в этой кабине? Все чаще начинаю задумываться, что это
мне не нужно. А что нужно? Денег здесь не заработаешь, так
просто отвлекаешься от всего и только. Не радует что-то
последнее время ничего, единственное, побыть можно одному
со своими мыслями. Серега живет проще, он хочет деньги
заработать, а я же замечаю, что иногда появляется желание
посачковать, и отлыниваю от работы. Ради чего все это?
Постоянно бороться с мешающем солнцем, проводами, пролеты
под ними. Зачем? Чтобы огрехов не было? Мне за это никто и
ничего не доплачивает, наверное, все-таки бросить все это пора,
а чем жить дальше? Как Вячеслав Сурогин пишет: «Осталось
нас...»
Театр, путешествия, мир посмотреть — на это деньги
нужны. Родственную душу так и не нашел, может и была она,
так же как я, мечтала; быт заел, безденежье, тоже хотела чего-
то?
Сейчас дети все повторяют: дочь танцует, в детстве танцам
училась, голос хороший, петь нравится! Очень хочу с ней в
какой-нибудь танцевальный зал: натанцеваться от души —
праздник устроить! Да нет этого. Все хотят, да не получается
ничего: женщины одни на «арене» дергаются, мужики водке
радуются, душу этим хотят согреть.
В прошлом году перед Новым годом дети с внуками в гости
приехали, я билетов набрал на концерты, спектакли.
Пересмотрели все, переслушали: внуки счастьем наслаждались,
многое здесь поставлено так, что больше нигде не увидишь. С
ними везде побывал, сейчас всем советую: «Сходите,
посмотрите, так, как у нас поставлен „Щелкунчик“, нигде не
увидите, ни в какой Москве этого нет».
Хватит — пройдет эта временная хандра. Но чем-то она
вызывается? Прекрасное все люблю, сейчас проще, любую
музыку в интернете, даже в красивых клипах посмотреть можно.
Конечно, живой концерт лучше, но все равно все доступней
стало. Вот так и летаешь сам с собой и строки Вадима Захарова
в голове: «Но там была душа, но там жила душа в
четырехчленном нашем экипаже!»
Где все это? Вити давно нет, Славик и Коля не знаю где.
Бортоператор Серега здесь рядом, сосед — разведен, живет
один. Встречаемся иногда, но удовлетворения от такого
общения никакого — не летчик он!
***
Слева темное пятно, с таким сильным ветром успеть бы;
очаг ливневых осадков. Вижу, что успеваю, уже на траверзе:
можно сказать, проскочил. Площадку хорошо знаю, ее
специально не запахивают и держат под аэродром, посадка
будет производиться при сильном боковом ветре, но подходы с
обеих сторон чистые и сложностей на посадке не будет. Уверен
в своем профессионализме, и это успокаивает: хоть что-то в
своей жизни научился делать хорошо.
Летательный аппарат и управление им, с самых первых
полетов еще в древние времена, основаны на элементарных
рефлексах человека. Если по Захарову: «На себя значит вверх, от себя значит вниз» — все просто как на велосипеде, но «шарик» как основной прибор был установлен в то далекое время и летает до сих пор на современных истребителях и тяжелых транспортных самолетах.
И это надо уметь делать, человек, научившись однажды,
отрабатывает и шлифует мастерство всю жизнь. И научившись
езде на велосипеде или плавать: навыки у человека остаются
навсегда. «Бекас» тоже самолет и со своими особенностями, но
все-таки не «Боинг»: не нужно столько цифр в голове держать,
хотя, помню, там тоже не слишком сложно было.
Удивляло иногда: молодой парень в форме, командир
корабля — это нормально. А старый, убеленный сединой, как
когда-то майор Шитенков — как-то не вяжется этот облик со
специальностью пилот. Но полетав с таким, отшлифованным
ветром, просоленным, как старый морской волк, капитаном,
постепенно начинал понимать, что возраст человека почти ни
при чем. И командир корабля Летчик Леха в свои 60, и
Аполлоныч в Гурьеве, и тот командир в свои 72, посадивший
аварийный Ил-38 — летчики! И летчики каких поискать надо!
До посадки остается еще двадцать минут полета, а дальше
опять эти подсолнухи и эти давно знакомые поля со всеми их
«сложностями». Нужно будет выкраивать время между ветрами,
контролировать погоду, по утрам ждать, когда при прогреве
подстилающей поверхности рассеется туман, и разворачивать
самолет хвостом к солнцу, чтобы стаял куржак на всех
поверхностях. И еще бороться с таким недостатком, как обогрев
кабины и запотевание фонаря.
Но есть и очень положительные стороны при работе осенью
— короткий световой день, ранний заход солнца и поздний
восход. Хватает времени выспаться и привести себя в порядок, и
если осень тихая и теплая — радуют и поднимают настроение
осенние краски!
***
Посмотрел все в кухне, конечно, все надо убрать, но все
потом, а сейчас побриться, привести себя в порядок, чай и
сходить в пельменную на завтрак. На обратном пути зайти в
общежитие холостяков: позвонить, план на завтра уже есть,
узнать, куда нас запихали, а потом уже домой, все в порядок
привести.
На улице хорошо. Тепло и тихо, осень почти как на
«материке», в Салехарде почти не живем и поэтому постоянно в
летном обмундировании: в кожанках, меховых куртках и унтах
— все зависит от погоды. К такой одежде все привыкают, никто
не заморачивается, «гражданки» почти нет, но женщинам здесь
сложней — нужна теплая одежда и бурки.
Отпуск 66 рабочих дней, много времени проводишь за
пределами этого Заполярья, и гражданская одежда там, а здесь в теплую погоду: форменные брюки, черные туфли и черный
галстук, фуражка и на случай, если отправляемся на юг, в
кармане куртки погоны на рубашку. И уж совсем по гражданке:
джинсы, свитер и сверху кожаная куртка, это на все случаи
жизни; у меня в гараже до сих пор пара старых висит, не могу
выбросить, все-таки запах «неба и бензина»! Бейсболок и всяких
там чепцов в то время еще не носили.
Погода радует, легкий морозец, но не холодно и никакого
похмелья. Так хорошо себя чувствую, настроение хорошее от
того, какая с нами вчера интересная барышня была, хотя я ее
голоса практически не слышал.
Выхожу за угол своего дома, что же это такое: навстречу мне
идет она; увидела, заулыбалась, в тех же джинсах и сапожках и в какой-то уж слишком модной по тем временам курточке. На
голове не помню что.
Я рот разинул, поздоровались, молчим. Улыбаемся; я
первый в себя пришел, молча ключ достал, протянул.
— Помнишь квартиру?
— Да, помню!
— Я приду сейчас, телевизор включи, если хочешь чай, —
без слов все понятно, все только глазами и улыбкой, голова
закружилась, полна счастья какого-то. Молча ключ взяла,
повернулась к подъезду, а я смотрю на нее и любуюсь.
— Я сейчас приду, ничего не убирай!
У меня сразу план действий: в общагу позвонить, потом в
магазин. Что взять?
Позвонил дежурному: в плане меня нет. Не успокоился —
звоню в эскадрилью:
— Петр Егорыч! Что там? Как обстановка?
— Все хорошо! Не беспокойся, своих всех предупреди — на
послезавтра, чтобы все были в боевой готовности.
— Понял! Спасибо!
Он даже не понял за что, а у самого в голове: лишь бы не
опомнилась, не испугалась, не ушла! Сердце колотится, дух
перехватывает, в магазине — что взять, не соображу. Время
было еще то, не сегодняшнее, сейчас даже «Киевский» торт в
любом городе купить можно. Но бутылку «Варны» и «Плиски»
не забыл. Что потом, писать не буду, да вам это и не интересно.
Только мы разговорились, накрыли стол, вдруг стук в дверь:
входит мой штурман. Стройный, подтянутый, в красивой форме.
Поздоровался, усмехнулся глядя на нарытый стол, посмотрел на
меня с сожалением, на девушку и высказался махом:
— Командир, я в эскадрильи был, когда ты звонил. Только
Егорыч положил трубку, звонок из ПДСП: авария в Харасавэе.
Срочно нужен экипаж привезти передвижную электростанцию.
В Тюмени ее уже готовят к отправке, — и тут же добавил. —
Витя уже уехал в аэропорт, второго пилота предупредили.
Потом в Тюмени с длинной платформы в фюзеляж в течении
часа запихивали громоздкую конструкцию с мощным дизель-
генератором. В Харасавэй мы прибыли поздно, но там нас
ждали и разгрузку произвели быстро. Правда, все понервничали
— станция слишком массивная и неудобная. Погода была везде
хорошая и мы к утру уже были дома.
Встретились потом при задержке в Тазовском. Мороз, тихо,
яркое солнце. Такая погода в тех краях обычно в апреле. Кто-то
предложил сходить в местный магазин.
На периферии все получше было: и сгущенка, и тушенка, и даже
сервелат иногда.
Зашли, а за прилавком она, рыжая, узнали друг друга. Ребята
поздоровались, сделали вид, что все посмотрели и попрощались.
Мы стоим разговариваем, в магазине никого, и мы улыбаемся
друг другу, а тему общую найти не можем. Я привязан к семье и
ничего здесь не изменишь!
В Тазовский часто летать приходилось — небольшой
поселок на реке Таз; для нас там зимой готовился ледовый
аэродром, но в магазин я больше не заходил...
И у меня, кроме приятных воспоминаний, в памяти осталось
ко всему еще и чувство вины, может быть ложное. Может быть!
Здесь уже много зависит от личной самооценки — все очень
индивидуально!
***
Подхожу к точке, издалека все узнаю, расчет строить через
линию электропередачи, над ней пройти необходимо на высоте
5–7 метров. Площадку не осматриваю, я здесь был месяц назад,
заход выполняю по гурьевской методике: надо своим как-
нибудь за чаем изложить на бумаге, показать, как это делается.
Вся фишка в том, что это как-то не воспринимается
логически, не сразу понимаешь, почему делать надо именно так!
Сейчас у меня ветер слева, дует поперек полосы, и заход я
выполняю не точно по оси ВПП, а иду правее. Со стороны это
накрылистолвправо, и он никак не может выйти на посадочный
курс. Но это делается умышленно, самолет по глиссаде идет
правее посадочного курса примерно 10 метров, и подход к торцу
ВПП будет выполняться под углом, примерно на угол сноса.
Поэтому пока борт находится на прямой, диспетчер, наблюдая
за тобой по посадочному локатору, нервничает и постоянно
подсказывает: «На глиссаде, правее 10» — и так до самого
торца.
Так даже при боковом ветре до 18 м/сек заход выполняется с
«постоянной ошибкой», и упорно это выдерживаешь, идешь
правее при ветре слева или левее при ветре справа. Удобней,
конечно, когда ветер справа: нос самолета смотрит вправо
против ветра, а левому пилоту приходится смотреть левее,
практически через левую форточку. При ветре слева нос
развернут влево и пилот смотрит через центральное, среднее
стекло, и ему мешает индикатор бортового локатора.
Сейчас у меня ветер слева и мне удобно, обзор на «Бекасе»
хороший и мне ничего не мешает. При приближении к торцу
стремишься подойти ближе к полосе — самолет проходит торец
под углом и есть уже хорошая боковая составляющая. Перед
приземлением правая нога и штурвал влево.
Идеальный случай, когда приземление происходит без
крена. Посадка выполняется на удивление просто, без бокового
удара, и не надо стремиться произвести посадку точно по оси
ВПП, желательно правее, на случай выкатывания у тебя есть
запас на ширину полосы. Выкатывание, как правило,
происходит влево, против ветра; на скользкой полосе или по
каким-то прочим моментам «летной жизни» самолет в конце
полосы удержать от разворота сложно и, если тебе сруливать по
центральной РД, можно продолжить разворот на 180. Если ветер
справа, техника выполнения та же, только все действия
наоборот. После приземления опустить носовое колесо, штурвал
от себя и вправо против ветра и не суетиться ногами — все
получается хорошо и просто.
Мне пришлось такое наблюдать даже на Ту-134.
Возвращался из отпуска, мест в салоне не хватило и меня
командир взял как коллегу. Я находился в багажнике и через
иллюминатор наблюдал посадку в Уфе по такой методике.
В конце полосы его развернуло. Полоса была очищена не
полностью. Ветер был сильный слева, и мне было все хорошо
видно, и ему хватило ширины полосы. После того как командир
подписал «Задание» в АДП, мы с ним стояли курили, разбирали
этот случай. Мне было чуть больше 30, а ему 50, говорили, как
пилоты: самолеты были разные, но техника выполнения
оказалась одна и та же. Мнения наши на эту тему совпадали, и
он меня спросил, где я летал до Салехарда. И когда он услышал
в Гурьеве, сказал: «Да. Знаю ваших, не раз бывал там еще на Як-
40», — и мне было приятно это слышать!
И здесь на «Бекасе» я делаю то же самое. Конечно, я не
строю заход правее ВПП 10 метров, а иду после четвертого под
углом к ВПП — 15°, к точке выравнивания, то есть к «торцу»
ВПП, с закрылками, выпущенными в первое положение.
Убираю перед приземлением обороты и далее все по той же
схеме. Даже на «Бекасе» и даже при ветре 12 м/сек — все
получается очень хорошо!
Пробег, и в конце перед остановкой рулей тормозов уже не
хватает, и меня разворачивает влево против ветра. Но я этому
даже не сопротивляюсь, полоса здесь настоящий аэродром, и
пока отстегиваюсь, выключаю потребители, меня качает, как в
лодке при хорошем волнении. Выхожу, ветер под девяносто
градусов к полосе и 12 м/сек точно есть, немного подворачиваю
аэроплан точно против ветра. Ветер, но он теплый, осадков нет,
сзади меня темно: маршрут, по которому я шел, полностью
перекрыло, и я ложусь на сухую траву перед носом «Бекаса». На
голове капюшон, мне как-то легко и спокойно: наблюдаю, как
ветер качает самолет, и читаю в голове свои мысли.
Картина очень знакома, в сильный ветер легкие самолеты
всегда раскачивает и у меня ощущение живого существа рядом,
а в голове мелькают кадры прошлого. Прокручиваю все как
видео, все что было за этот час полета, а было это всего какие-то отдельные минуты, но до того яркие, живые и красивые, что
сейчас лежу спиной к ветру и смотрю еще раз этот фильм! И так
хорошо от того, что пусть этого в жизни было так мало, но это
было, и сейчас я переживаю все это еще раз!
Дозвонился водителю, он будет через час, и меня это вполне
устраивает: можно спокойно полежать, походить, побыть в
приятной обстановке. Здесь никого нет, кроме одного старого
грача. Он недалеко прохаживается, его сдувает — он
подпрыгивает, ходит боком, но вид у него важный: «Что делает
на его площадке этот „Бекас“?»
Встал, размялся, посмотрел в кабине, что необходимо с
собой забрать. Андрей приедет: ввернем спиральные якоря,
пришвартуем самолет; заказчик о прилете знает, должен сейчас
охрану прислать.
Звоню Сергею, когда я вылетал, он готовился тоже на точку.
— Сережа, как ты там?
Если он перелетел, то должен быть далеко, ему в обратную
сторону.
— Сижу, ветер.
Решил подразнить:
— А у нас здесь нет, работаю.
Интересно, перелетел он или нет.
— Ну да, везде дует, а у тебя, за 100 верст — нет!
Значить не перелетел, я один такой умный — перелетел,
чтобы сидеть и ждать погоды.
— Ну, конечно, сижу. Ты чем занят?
— В гостиницу собираемся. Ты сейчас улетал, я посмотрел
взлет; что-то как-то не по себе.
Видимо, со стороны все это неприятно видеть, когда «Бекас»
после отрыва как флюгер разворачивает.
— Да ладно, нормально все, по маршруту немного
подергался, кое-где мощные очаги, — жалуюсь ему. — Работы
точно пару дней не будет. Все, пока, до связи! Андрей подъедет,
и мы сейчас в гостиницу.
Через пару дней ветер стих.