Колумнистка «Московских новостей» Диана Абрамова погружается в историю отечественной некриминальной татуировки. Разобраться в вопросе помогают эксперты из тату-студии «Шелковые чернила»: Анна Шевцова, доктор исторических наук, антрополог, тату-мастер, и Иван Гринько, доктор исторических наук, антрополог, арт-директор студии.
Вольная татуировка
В современной России многие до сих пор считают татуировку исключительно частью тюремной культуры. Бытуют и суеверные представления о недопустимости вмешательства в тело, и идея, что «забиваются» только те, кто «хочет выделиться, но больше нечем». Негативные ассоциации подкрепляются и установками старших поколений, и определенными стереотипными предпосылками, и влиянием криминального мира — во многих местах страны за картинку могут «предъявить», — впрочем, как и за окрашенные волосы, сложную одежду или любые другие внешние отличия.
В закреплении «криминального» смысла тату сыграла свою роль и массовая культура, в частности популярные благодаря издательству Fuel в России и за границей исследования
Аркадия Бронникова и Данцига Балдаева. Не столь популярен, но не менее интересен и документальный фильм «Печать Каина» (The Mark of Cain, Аликс Ламберт, 2001).
Но стоит отметить, что именно криминальное направление татуировки, сегодня, пожалуй, самое исследованное в России. Во многом именно потому, что есть большое количество материальных источников — от текстов и фото до самих носителей наколок.
Разобраться в вопросе «Московским новостям» помогли Анна Шевцова, доктор исторических наук, антрополог, тату-мастер студии «Шелковые чернила», и Иван Гринько, доктор исторических наук, антрополог и арт-директор этой же студии.
Советские татуировки
Начнем с того, что и в советское время татуировки не были исключительно криминальным явлением, хотя их не одобряли. В период раннего СССР с ними боролись в том числе как с пережитками буржуазности: новый советский человек был чист и совершенен.
Анна Шевцова и Иван Гринько дополняют, что в период 1930-х происходил не столько процесс криминализации татуировок, сколько становление новой норматики телесности тоталитарного государства: «Тела советских граждан, которые «наш новый мир построят», должны были быть здоровыми и одинаковыми, лишенными индивидуальности. Посмотрите на фотографии с парадов физкультурников — как там могла возникнуть татуировка?»
В 1920–1930-х формируется советская система лагерей, крепнут воровское и криминальное сообщества, использовавшие татуировки как символы отличия. То, как работала система исполнения наказаний, способствовало развитию и закреплению наколок: в условиях изоляции они стали самостоятельным языком.
Напрямую закон не запрещал нанесение изображений под кожу, давление на их носителей было, скорее, общественным. Например, они были объектом карикатуры: подчеркивались низкий моральный облик, маргинальность и недалекость их носителей.
Однако татуировки могли выступать «отягчающим обстоятельством» по политическим статьям, поскольку оказывались в том числе проявлением свободы воли — тело становилось местом для высказывания официально неодобряемых мнений и проявления открытого протеста
.
Анна Шевцова приводит цитату из монографии доктора исторических наук И. Б. Орлова «Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления»: «Сколь многолико лагерное искусство (к последнему можно отнести татуировки, служащие, помимо показателя статуса их носителя, еще и «криком души» заключенных), столь же многообразны побудительные мотивы творчества за решеткой». Орлов приводит и мнение В. А. Тихановой (см. «Творчество и быт ГУЛАГа»), которая считает, что «лагерная графика одним своим существованием развенчивала устойчивый миф о безоблачной жизни советского народа, противопоставляя официальному искусству другую реальность».
Вместе с этим развивалась военная татуировка. Красноармейцы наносилипятиконечные звезды и Адамову голову. В период Великой Отечественной войны советские солдаты использовали изображения, символизирующие верность Родине и веру в победу, кололи и символы в память о прохождении значимых боев.
После войны именно татуировки на телах героев способствовали некоторой общественной нормализации явления в стране.
Тема армейской (и отдельно морской) татуировки заслуживает особого разбора, отметим только, что солдаты использовали ее как оберег на поле боя, как отметку об опыте в войне и конкретном сражении и как «армейский жетон» — для облегчения опознания и оказания медицинской помощи. Во время войны в Афганистане советские солдаты наносили на тела военные символы — парашют, орла, самолет и вертолет, череп в берете, а также группу крови и резус фактор.
В 1980-х татуировка пришла во дворы и субкультуры — последние «изобрели» в ней цвет.
Так она не только выступала символом самоидентификации и социального высказывания, но и отстраивалась от тюремной.
В 1995 году в московском клубе «Эрмитаж» состоялась первая российская тату-конвенция. Постепенно происходила дестигматизация этого явления. Иван Гринько дополняет, что «и сейчас большая часть общества настроена негативно по отношению к подобным соматическим
модификациям — процесс «социализации» татуировки продолжается».
Первые тату-салоны в России
Возможно, ваше внимание выше привлекла фраза о борьбе с татуировками как с «буржуазными пережитками». Об этом стоит поговорить подробнее.
Действительно, татуировка была и даже активно развивалась в дореволюционной России. В некоторых источниках встречается упоминание о моде на нее в дворянской среде на рубеже XIX–XX веков. Стоит оговориться, что большого количества свидетельств, подтверждающих именно «моду» в дворянской среде, нет.
Сохранились данные о первом легальном татуировщике в России — дворянине Евгении Павловиче Вахрушеве, проживавшем в Санкт-Петербурге в Казачьем переулке недалеко от Витебского вокзала. В декабре 1906 года он подал прошениеофициально разрешить ему заниматься татуированием. В январе 1907 года получил разрешение МВД.
Анна Шевцова дополняет: «Тату-мастера в Петербурге, скорее всего, практиковали и до этого времени. Были ли это салоны в привычном нам понимании со множеством мастеров, я не знаю. Есть забавные свидетельства о татуировках в российской гимназической среде этого периода — романтические сердечки, имена пассий и прочее, порой заканчивающиеся для своих обладателей «волчьим билетом».
Татуировка в христианстве
Практика татуировки в дореволюционной России приводит нас к еще одному предубеждению — что христианская религия резко против. На православных ресурсах можно встретить тексты с осуждением явления. Есть и мнение, что татуировка не одобряется церковью как проявление язычества.
В качестве аргументов обычно приводят несколько цитат из святых текстов:
- «Они не должны брить головы своей и подстригать края бороды своей и делать нарезы на теле своем» (Лев. 21:5);
- «Вы сыны Господа Бога вашего; не делайте нарезов на теле вашем и не выстригайте волос над глазами вашими по умершем» (Втор. 14:1).
В 2018 году подписан, вероятно, единственный документ современной христианской церкви, осуждающий нанесение татуировок, — Протокол Освященного Собора Белокриницкой митрополии (Румыния). В нем сказано «считать татуирование тела грехом, не возбраняемым к крещению» и «призвать чад Церкви и особенно молодое поколение воздержаться от этого порока».
Однако о прямых указаниях священнослужителям или монашествующим в Русской православной церкви Анне Шевцовой неизвестно: она связывает сложившееся отношение, скорее, с культурно обусловленным общественным суждением, сродни мнению, что женщинам в храм нужно заходить с покрытой головой. Анна напоминает, что в том же, 2018 году на встрече с молодежью в Ватикане папа римский Франциск сказал: «Не бойтесь татуировок» и отметил, что они могут помочь в налаживании коммуникации между церковью и молодыми людьми.
В православном контексте также стоит упомянуть одного из самых известных святых мучеников — Николая II, тело которого украшало изображение дракона.
Тогда еще цесаревич «забился» во время поездки в Японию в 1891 году. По некоторым данным, нанесение татуировки заняло 7 часов: на предплечье Николая появился черный дракон с желтыми рогами, зелеными лапами и красным брюхом. К слову, есть мнение, что впоследствии цесаревича осудили при дворе за нанесение чужеродного символа.
Национальная татуировка
Несправедливо было бы полагать, что татуировка в России — явление исключительно привозное и существовавшее только как следование зарубежной моде.
В этом обзоре мы не рассматриваем морскую татуировку, существовавшую в России еще в Петровские времена (быть может, и ранее), или еще более старинный обычай клеймить преступников и втирать в раны порох.
Однако невозможно обойти стороной татуировку как часть культуры некоторых народов, населяющих современную Россию.
«Традиционная татуировка была характерна для эвенков, а также для народов, говорящих на палеоазиатских языках, — это чукчи, коряки, ительмены, юкагиры, чуванцы, нивхи, кеты, эскимосы, алеуты и айны. Есть сведения о татуировке у манси и якутов. В основном это геометрические орнаменты, линии, зубцы, точки, — рассказывает Анна Шевцова. — У восточных славян исторические сведения о традиционной татуировке мне неизвестны. Но вплоть до конца прошлого века традиционная татуировка встречалась у южных славян, на Балканах, а также у ряда народов Южного Дагестана, причем у женщин — на руках, лице, груди».
Татуировки были распространены среди народов Северной Пацифики — и у женщин, и у мужчин. Любопытны рисунки айнов, населявших Сахалин, Курилы и Хоккайдо, — на руках и лице, часто узорные, геометрические. Изображения и степень покрытия кожи отличались у айнов, проживавших на разных территориях. Считается, что сначала татуировки носили и женщины, и мужчины, однако впоследствии традиция осталась преимущественно среди женщин. Наиболее яркая отличительная черта — губы, словно жирно обведенные по контуру. Айнские татуировки, вероятно, выполняли социальную, эстетическую и религиозную функции.
Еще один известный пример — мумии женщины и мужчины, захороненных 2500 лет назад и найденных на территории алтайского плато Укок. Ученые назвали женщину «принцессой»: она облачена в богатый наряд, а тело ее украшают татуировки — узоры и фантазийные животные. Мужчину, захоронение которого находилось над ней, считают «слугой»: его татуировки схожи с изображениями на теле «принцессы».
Анна Шевцова уточняет, что, кроме «принцессы» и ее «слуги», найдены и другие сохранившиеся мумии: «В погребениях в Пазырыкских курганах были найдены несколько тел, их татуировки значительно отличаются и соотносятся с искусством пазырыкской культуры — это сложные зооморфные образы, которые обычно ассоциируются со звериным стилем. Вероятно, в древности у предков современных шорцев, алтайцев и телеутов тоже были распространены татуировки, в том числе выполняющие декоративные, лечебные, идентификационные и маркирующие функции».
Есть любопытное свидетельство в книге наблюдений Ахмада ибн Фадлана о внешнем виде и нравах русов во время его путешествия к волжским булгарам в 921–922 годах. Доподлинно неизвестно, о каком конкретно народе идет речь в описании, но звучит оно так:
«Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. <...> И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного».
Сложность сохранения татуировки как части культурного наследия России связана с недостатком материальных источников и письменных свидетельств. Однако существующих знаний достаточно, чтобы понимать — общественная стигматизация этой формы искусства основана на ложных предпосылках.
По мнению Ивана Гринько, частью процесса «социализации» татуировки становится признание ее официальной культурой: «В музеях проходят выставки, посвященные этому явлению, в кинофильмах татуировки носят положительные персонажи, в центрах современного искусства проходят сеансы тату-мастеров и т.д. А на деле статус татуировки как части культуры никто и не отнимал — в советских этнографических исследованиях татуировку и рассматривают как часть народного искусства».