33 года назад, 27 июля 1990 года, была принята Декларация о суверенитете БССР. Дата пять лет отмечалась как государственный праздник, а затем канула в Лету.
«Это наша корова, и мы ее доим»
Принимая декларацию, каждая республика фиксировала свои намерения (или претензии) на советские активы, которые находились на ее территории, и готовность принять участие в их дележке. В Декларации о суверенитете БССР можно прочесть, что «определение правового режима всех видов имущества относится к исключительной компетенции Республики Беларусь». Для независимости, пусть и формальной, это был принципиальный вопрос, потому что тем самым буквально из воздуха (воздух тоже был объявлен собственностью республики) формировалась экономическая база для суверенитета. Это значит, что бывшее советское предприятие могло стать частным, могло быть обанкрочено и превратиться в металл, который вывозили за границу, или могло быть «оптимизировано», чтобы приносить прибыль новым хозяевам. А судьбы всех этих бесчисленных предприятий и недр должны были вершить политики, которые получали в руки жирный кусок.
Несмотря на парад суверенитетов, Советский Союз просуществовал еще полтора года. Главные процессы в это время разворачивались не на трибунах в телевизоре, а вокруг дележа собственности. Сначала в СССР был легализован частный капитал, а затем — внешнеэкономическая деятельность частных субъектов. Эти процессы шли как минимум с 1988 года, начались в центре и только потом перекинулись на республики.
Борьба за власть
Горбачевский «центр» в то время был слабым, и союзные республики (включая РСФСР, которой руководил главный конкурент — Ельцин) посылали ему сигналы, что готовы отделиться и что собственность и активы теперь не общесоюзные (читай: горбачевские), а их, местные. Союзный центр в этом случае оставался как бы ни с чем, потому что когда республики приобретали собственность, то одновременно центральная власть теряла экономическую основу для своего существования. Это, в свою очередь, объясняет ту легкость, с которой Беловежские соглашения развалили страну, — к тому моменту она уже была и так разделена.
Горбачев, правда, тоже пытался бороться за власть и создавал новую систему под себя. В 1990 году он переходит с должности генсека на должность президента СССР, для чего его избрал новый, специально созданный орган — Съезд народных депутатов. К слову, кандидата в президенты могли тогда выдвигать не только группы народных депутатов, но и отдельно — союзные республики. То есть Горбачев специально давал им авансы, как и в случае с декларациями о независимости, чтобы добиться их лояльности. Так что принятие деклараций, в том числе и в БССР, было еще не концом Союза, а только фиксировало «договорняк» внутри элит в 1990 году. Обстановка при этом была взрывоопасной: Горбачева ненавидели, трон под ним шатался, и пост президента (как и опора на республики) был нужен для подстраховки, на случай роспуска или запрета КПСС, если партия попытается снять такого прекрасного генсека.
Политкризис под видом демократии
Народ же никакого суверенитета не хотел и в марте 1991 года массово голосовал за сохранение СССР. Однако через шесть месяцев случился ГКЧП, поражение которого усилило центробежные тенденции. И несмотря на то, что Прибалтика и Грузия на тот момент уже не признавали советскую власть, остатки Союза добил именно конфликт между Горбачевым, ГКЧП и Ельциным, который закончился победой Ельцина и роспуском Союза уже к концу 1991 года.
Далее республики погружаются в серию затяжных кризисов, которые населению представляли как «демократию». Массово (и непродуманно) вводилась выборность всех органов власти подряд, что приводило к постоянным выборам и перевыборам, невозможности сформировать парламент и правительство, полному безвластию.
Но несмотря на то, что ее не выбирали, новая власть, которой суверенитет упал в руки с неба, будучи слабой, лихорадочно пыталась остаться у руля. В это время из-за разрыва кооперационных связей начинаются повальные стачки в промышленности, которые затронули Беларусь, Россию и Украину. Люди в один момент потеряли работу, профессию и возможность кормить семьи. И забастовки тех же шахтеров представляли для новой власти гораздо большую угрозу, чем радикалы-националисты.
Искусственно вырастили оппозицию
Но общество в республиках оставалось очень советским, и до какого-то момента сохранялась возможность быстрого объединения России, Беларуси, Украины в новую форму союза (наш Президент предлагал включить в Союзное государство еще и Югославию, то есть, по задумке, это мог быть славянский союз 4-5 независимых стран).
И чтобы сломать эти объединительные тенденции, в каждой республике Западом была сделана ставка на националистов. Их выращивали специально, и те силы, которые в начале 1990-х были маргинальными недобитыми полицаями из эмиграции, как диковинка, к середине 1990-х уже начали массово заходить в университеты, вмешиваться в школьное образование и культуру, чтобы формировать среди молодежи националистические настроения.
Запад боялся любых форм интеграции и пытался не только разбить Союзное государство слабеющего Ельцина и полного сил Лукашенко, но и навсегда отрезать путь к интеграции для прибалтов и бывших стран Варшавского договора. С начала 2000-х ведется подготовка к их принятию в Евросоюз и НАТО, куда брали без соблюдения стандартов и, что называется, авансом.
«Суверенные государства» — под контроль
Кто-то получил от европейской интеграции больше, кто-то — меньше. Например, в Польше в первые годы независимости исчезли вообще все товары — Бальцеровичем проводилась максимально жесткая шоковая терапия, чтобы уничтожить польскую промышленность на корню. Когда предприятия распилили на металл, страну приняли в ЕС и начали вкладывать в новые производства, но уже с немецким, а не польским капиталом.
Так строилась экономическая база независимости. И если в сырьевой России это была приватизация добывающего и нефтегазового сектора, то в Польше индустриальную экономику построили с нуля, чтобы полякам в ней вообще не принадлежали ключевые отрасли. Целью таких реформ было создание управляемого государства. Разница лишь в том, что в Польше появились прямые западные собственники, а в России они вошли в долю с олигархическим капиталом, который до определенного момента был проводником западных интересов, но который постепенно поставили под контроль. СВО, кстати, показала, что олигархат вздыбить не удалось, и поэтому у них из мести забирают дома и яхты.
Честные работники фондов Сороса
Все это время в бывших республиках существовали антироссийские силы, но они не имели того влияния, которое имеют сейчас на Украине, и не отвечали настроениям людей. Выращивание националистов как политической силы было постепенным. Сначала их привозили из диаспор США и Канады и устраивали на работу под крышей американских НКО и СМИ, типа региональных бюро «Радио Свобода», где они получали трибуну. Их задачей было превратить общество из советского в несоветское, а затем — в антисоветское, что успешно удавалось в бывших республиках и в бывшем соцлагере.
Следующей ступенькой стал контроль интеллигенции и работников высшего образования, которые на тот момент имели проблемы с финансированием и которых буквально скупали фонды Сороса, раздавая гранты. Так через доступ к кафедрам шла перекачка мозгов — ценных специалистов и разработки вывозили на Запад, а также шло продвижение своих на ключевые посты. И если утечка на Запад осуществлялась из технических вузов, то в обратную сторону, то есть на ввоз враждебных идей, работали гуманитарные вузы.
Схема была примерно одинаковой что на Украине, что в Беларуси, только у нас, благодаря Александру Лукашенко, влияние националистов в гуманитарных сферах быстро и жестко ограничили. На Украине этого не произошло, поэтому украинские университеты превратились в настоящие кузницы кадров сначала для первого, а затем и для второго майданов.
Сломать власть без помощи национализма
При этом в массах (и особенно среди молодежи) преобладал не национализм, а общесоюзные демократические настроения. Эти демократические запросы шли из бывшего центра, из горбачевской, а затем ельцинской России. Для Запада это был своего рода «план Б» по установлению контроля над СНГ. В тех республиках, где националистов не получилось вырастить из-за особых условий (как, например, в Беларуси), параллельно продвигалась российская либеральная повестка.
Сотрудничество с западными фондами (или напрямую с США и другими посольствами) в понимании либеральных групп было абсолютным благом и общей постсоветской тенденцией. В этом совершенно искренне не видели ничего плохого, и такая мягколиберальная точка зрения для Беларуси была гораздо перспективнее, чем брутальный национализм в стиле Зенона Позняка. Крест на сближении с США поставила Югославия, затем расширение НАТО, а потом серии цветных революций, которые начали массово и под копирку осуществлять на Кавказе, в республиках Средней Азии, на Украине и в Беларуси. Да и в самой России это почти получилось в 2012 году на Болотной площади, где власть была в шаге от падения.
Так наш регион постепенно приходил к нынешнему противостоянию, потому что Россию демонстративно перестали считать субъектом международных отношений и начали выбрасывать из всех договоров, заключенных еще в годы холодной войны. Самым грубым таким вмешательством стал евромайдан, где решалась судьба Украины: вступать в Таможенный союз или подписывать соглашение с ЕС. Американцы и европейцы крайне не хотели мощного усиления ЕАЭС и сделали ставку на госпереворот. Ответом России стал Крым, после чего начался ограниченный военный конфликт на Донбассе, целью было предотвратить крымский сценарий и «мирный» уход территорий.
Ложно понимаемый суверенитет
Во время АТО и «российско-украинской войны», как она официально именуется Киевом, слова «суверенитет» и «территориальная целостность» стали практически иконой, главными ценностями, за которые в прямом смысле молится украинская раскольническая церковь. Но это ложный суверенитет. Под ним ложно понимается независимость от России — русские во все времена, начиная с феодальных войн Киевской Руси, являлись «оккупантами», «поработителями», «колонизаторами» малых и не очень народов. А значит, и суверенитет у этих народов может быть только от русских. И ради этой святой цели можно продать другим народам все остальное — недра, землю, зерно, порты, демографический ресурс в виде женщин и детей, и мужчин, которые лягут в землю, чтобы утилизировать старые натовские боеприпасы и танки.
Все это сегодня выглядит мрачно, но надо понимать, что цепь этих событий была запущена не 24 февраля 2022 года, не евромайданом и не «Крымской весной», а тем самым парадом суверенитетов далекого 1990 года. И гораздо раньше, чем мы, с войной столкнулись республики Средней Азии и Южного Кавказа.
Утешает одно: для истории 30 лет — это не срок, и мы все еще наблюдаем негативную тенденцию прошлых лет, то есть развал Советского Союза, который путь от бумажных деклараций до полноценной гражданской войны прошел в одних республиках за год, а в других — за 30 лет. Однако сейчас мы живем на переломе, в самой последней точке этого процесса. Дальше маятник качнется обратно, и нас неизбежно ждет объединение в новых формах — в Союзное государство, ШОС, ЕАЭС, БРИКС.
ФактыЗа свою историю НАТО расширялось восемь раз. До распада Советского Союза было три волны расширения.4-я волна: 12 марта 1999 года, за 12 дней до бомбардировок Югославии, в НАТО вступили Венгрия, Польша и Чехия — началось расширение НАТО на восток.5-я волна: в 2004 году к НАТО присоединились Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения и Эстония.6-я волна расширения: в 2009 году присоединились Албания и Хорватия.7-я волна: в 2017 году в НАТО вступила Черногория.8-я волна: 6 февраля 2019 года был подписан протокол о вступлении в НАТО Северной Македонии.4 апреля 2023 года Финляндия все-таки официально вступила в НАТО — без Швеции.
Автор статьи: Андрей Лазуткин.