Часть 1.
Володька промчался по улице на своей Яве, поднимая пыль на дороге по самые печные трубы. Мать выглянула в окно, узнала своего балбеса, так только его мотоцикл грохотал.
- Вот кот пронырливый, - подумала Люба, поправляя плюшевую занавеску на окне, - удрал к Катьке… Сто раз говорила – не забивай девке голову… Паразит, - выругалась она про себя.
Любовь Григорьевна тут же забыла о своём младшем бездельнике. Прошла через комнату, расправила складочку на накидке кружевной на пуховых подушках, обернулась в дверях, осмотрела ещё раз комнату: чистота, порядок, прохлада. Покрывальца на кроватях нетронуты, как утюгом приглажены, портрет её с мужем на стене чуть пожелтел, нет, показалось – свет так падал из окна. Любовь Григорьевна вздохнула и вышла в темноту и прохладу следующей комнаты.
Во всём доме в летнюю жару закрывали ставни на окнах, чтобы сохранить прохладу, а в дальней, в той, где только что Любовь поливала цветы, оставляли открытыми, чтобы любимые герани не зачахли. Любила хозяйка дома свои цветы, ухаживала как за собой. Во всём Любовь Григорьевна - хорошая хозяйка и в доме у неё порядок, огород на загляденье, помидоры стояли высокие, подвязанные по самый октябрь урожаи снимала Люба, а про огурцы и кабачки говорить нечего.
В кухне всегда пахло жареным или пареным, свежая сметана и сыр не переводились в холодильнике, помногу не делала Люба, коровка-то одна, большего им не надо. Во дворе с утра выметет, из шланга польёт серый бетон, чтобы пыль не поднималась и не парило днём. Скотину накормит спозаранку, а как управится, мужиков своих поднимает: мужа на работу, мальчишек… а сейчас лето никуда им не надо.
Володька болтается целыми днями по улице со своим драндулетом, то к Толику поедет, то к Мишке на соседнюю улицу покатит своего «коня». Бывало, не ездил своим ходом, возились с ним ребята по полдня, а потом столько же опять убивали, чтобы завтра было чем заняться.
Лёша – старший сын Любы и Матвея этим летом пошёл на ток подрабатывать, вытянулся в рост резко к своим 17, под носом почернело, щёки прыщавые, да плечи широченные костлявые, одно приглаживал волосы на лоб, стараясь скрыть на лбу высыпания некрасивые красные. Отец посмеивался над ним.
А Володька не такой, крепкий, грудь колесом, скуластый, глаза раскосые голубые, ресницы длинные в углах завитые – летом выгорали, как и волосы непонятно серого или жёлтого цвета становились, жёсткие как дерюга. Бриться полгода назад начал, хоть и младше Алексея на год. Вечно босой, рубашка нараспашку, а то и вовсе без неё. Дома не поймаешь Вовку, днём с такими же бездельниками болтается у кого-нибудь в гараже или на озере, а вечерами на верхней улице тарахтит: у Катьки, у Алинки или Наташки. У него этих девчат столько было, мать со счёта сбилась.
Находились и такие бесстыдницы, сами приходили, кавалера звали на вечерние гулянья.
- Дожили! - Сокрушалась Люба. – Девчата к парубкам бегают… Э-э-э-э-эх, - вздыхала она.
Муж посмеивался над ней, успокоить хотел:
- Да пусть гуляют, что тебе жалко, - смеялся он, - давно ли тихо и беззаботно было? Мы-то в их возрасте вкалывали от зари до зари с 12 лет, пусть хоть они песни поорут, да на гармони поиграют.
- Мы в своё время всё успевали, и попеть, и потанцевать и на работу к шести утра бежали, а не к 8… как сейчас. Вовку вообще не заставишь дома сделать что-нибудь, одно шляется с дружками. Смотри, как бы сватов ни пришлось засылать, зачастил он к Катьке Облепихиной, - переживала мать. Давно ли в первый класс отправляла ребят, форму зашивала, на младшем особо не держалась, каждый день штопала, а тут по девчатам бегают…
Бегает...
- Люб, ну что ты такое говоришь? Они же ещё дети. У Вовки ветер в голове, Катя поди ещё в куклы играет.
- Шестнадцать годочков Катеньке этой. Ты её видел? Девица на выданье, коса до пояса, грудью троих сразу выкормить может, - показала на себе Люба и посмотрела на старшего сына Лёшу.
Он сидел за столом, словно не слышала разговора родителей, листал какую-то толстую книгу, к ужину не притронулся. Отец приподнялся со своего места, поднял обложку книги:
«Устройство тракторов и автомобилей» прочитал Матвей на потрёпанной временем обложке.
- Ты где такой старый учебник взял, годов шестидесятых, не раньше? - удивился отец.
- В библиотеке, шестьдесят третьего, - прогнусавил, ломанным подростковым голосом Алексей и поднял рассеянный взор.
- Мог бы хотя бы за ужином не читать, мать старалась, готовила.
- Спасибо, мам. Я не голоден, пойду в комнату, - глянул он на маму, встал, точнее, вытянулся неуклюже из-за стола, закинул в рот редиску покрупнее и прикрыв книгу, пошёл в дальнюю комнату.
- Вот! Один катает, другой изучает, - волновалась Люба. – Вот, кому надо по девкам бегать, а не за книжками сутулиться и так кривой весь, как вопросительный знак. Поговорил бы ты с ним, ни друзей, ни подруг.
- Ну как же нет друзей, а брат?
- Да Володька пользует его по полной. Починить что-то надо или растолковать, так он шёлковый, а как починит Лёша мотоцикл, будь он неладен! Зачем ты его только купил? Один вред от него дымит на весь двор, - в раскрытые настежь окна ветром занесло рокот Вовкиной Явы, - так и ищи ветра в поле. Ничего ему неинтересно…
- Кому?
- Да Алексею, - прошептала Люба осторожно и ласково улыбнулась мужу. Не хотела, чтобы взрослели мальчишки, пусть хотя бы не торопятся, но нет: один поступать собирается, другой девчат вокруг себя хороводами водит. Хорош собой Володька, на язык шустрый, весь в деда Яшку по маминой линии.
- Люб, тебя не поймёшь, - посмеивался над ней муж, - одного дома не удержишь – плохого. Другой, дома сидит – тоже плохо.
Сам Матвей среднего роста, особо не примечателен, разве что глаза серые, печальные и улыбка открытая. В молодости красавец был – усы носил, брюки клёш, откуда только мать ему доставала такую роскошь в деревне. Но мама его (Царствие ей небесное) на маслобойне работала, а там городских водителей и заготовителей всегда хватало. Хорош собой Матвей был в юности, и Люба ему идеальная пара. Она и сейчас женщина стройная, привлекательная, ухоженная. Губы, конечно, не красила в огород грядки полоть, но в город собиралась, платья лучшие надевала. С вечера в бигуди стрижку свою модную закручивала. Давно отрезала косу свою густую, как Лёшу родила, так и отрезала. Всё Алёнка Мамаева – продавщица из местного сельпо, как пострижётся по новой моде, так все деревенские бабы за ней. Люба не гналась за модницей, но и не отставала, умела кудри завить и не только себе... Могла приструнить особо глазастых модниц. Никому не позволяла смотреть на мужа. Да и что толку, - верный Матвей, правильный.
Косились больше на Любу, вот уж повезло женщине: муж не пьёт, не бьёт, по бабам не ходит – золото, а не мужик. Зато она лыбится каждому встречному — поперечному. Молодуху из себя корчит - шептались за её спиной.
Люба встала из-за стола, вафельным полотенчиком отмахнула от мужа комаров, начала посуду убирать и будто обиделась на него – молчит, губы от природы тонкие надула. Матвей встал, обнял её за талию, в шею поцеловал.
- Да пусти ты… - наигранно смущаясь пыталась отделаться от него Любочка, но прижималась сильнее к мужу. – Поговори с Лёшей, замкнутый он, странный. Нельзя же так… На работу ходит на ток, а зарплату не забирает – как не от мира сего. Бабы посмеиваются, ребята дразнят. Может… – вывернулась Любочка и повернулась к мужу лицом, а потом и вовсе высвободилась из его крепких рук, - врачу его показать?
- Что за глупости? Он болел в последний раз в пятом классе.
- Но эти угри, шрамы, вдруг он стесняется? – прикусила губу Люба.
- Ничего он не стесняется, ему учиться интересно, на работу затем и ходит – всё новое ему интересно, скучно становится, ищет другое. Тесно ему в деревне. В конторе был, просил перевести его на пасеку, хотя бы на время. Перевели. Так что собери вещей сыну, на несколько дней уедет.
Слышал, ульи повезут на подсолнечник, понимаешь, где это? – подмигнул Матвей. Люба покачала головой, откуда ей знать, где посеяли подсолнечники, она давно не работает в колхозе. Муж как-то там исхитрился: отмечают её где-то по-тихому, а на работу не ходит - не хочет. – У самых твоих Чуриков, Лёшке ближе будет к бабушке с дедом смотаться, нежели домой приехать.
Люба родом из тех мест.
- А мне не сказал... И ты так просто отпускаешь его? – возмутилась жена.
- Люб, он не маленький, они оба не маленькие! Силой не удержишь. Пусть едет. Володьку я завтра с собой в поле заберу, пусть болтается целый день в тракторе по жаре, может, охоту отобьёт шляться вечерами.
Жена немного успокоилась, занялась привычными делами. На кухне прибрала, ставни и окна раскрыла, вечерний прохладный воздух в дом пустить. Птицу пошла закрыла на скотном дворе, вёдра на заборе поправила. За ворота вышла, выглянула раз, другой. Только фонарь жёлтый на углу, сверчки стрекочут, мошкара тучами вьётся на свету, ёж побежал через дорогу к соседям в палисадник, гогот ребят на соседней улице, а его всё равно нет. Володьки нет. Время одиннадцатый час.
В дом вернулась, постель приготовила себе и мужу, к старшему сыну заглянула – читает, глаза слипаются, но читает. Так и заснёт в одежде с книгой в руках, опять лампочка перегорит в светильнике над головой. А его нет… Володи нет.
Уж и засопел Матвей в постели, отвернувшись к стенке, уткнувшись в ковёр на стене лбом, уснул крепко, намаялся за день. А его до сих пор нет… Володи нет.
Наконец, стал приближаться звук его мотоцикла. К дому подкатил, заглушил, во двор волочёт, пыхтит. Хоть бы в душ сходил, пылища ведь. Порожек на крыльце скрипнул, холодильник в кухне открылся - молоко холодное хлещет, свет не включает – боится разбудить родителей, время второй час, влетит ему.
Люба прислушивается, ворочается, завтра она ему устроит взбучку, сейчас мужа жалко, вдруг разбудит. Окна и двери в доме нараспашку, слышимость хорошая.
На цыпочках, цепляя по пути мамкины занавески на дверях, споткнувшись в пороге, хотел прошмыгнуть к брату Вовка через родительскую комнату.
- Ты чё шумишь? – шепнула ему строго мама. Матвей заворочался. – Иди, ноги помой под краном, не мылся ведь, удумал грязный в постель лезть.
Володя, снова спотыкаясь, наступив в темноте кошке на хвост, чуть ли не вприпрыжку убежал в сад. Обернулся быстро, ужонком скользнул в дальнюю комнату, будто и не слышал материных вздохов.
Крепко спал Володя, сладко, раскинувшись на белоснежно-накрахмаленных простынях, а Лёшка опять калачиком свернулся прямо на покрывале с книгой в руке. Отец еле-еле растолкал младшего сына в пять утра.
- Иди, матери помоги: корову напои, зерна положи, воды в баню натаскай, она стирать сегодня собиралась. Корову подоит, на пастбище выгонишь, да и… бочку переставь в саду, неудобно ей руки мыть - далеко под черешню ходить.
Вова отмахнулся от отца, простынь на голову намотал, подушкой накрылся и к стенке вывернулся.
- Вставай, я сказал, – строго приказал отец и дёрнул крепко за простыню, - потом на работу со мной поедешь.
Володя едва живой, с красными навыкате глазами сполз с постели.
- Давай, давай, любишь гулять – люби и поворачиваться. Поскорее, на бригаде сегодня к семи ждут.
- Па, ты серьёзно? Какая бочка? Можно мне поспать?
- Нет, - топнул ногой Матвей.
Вовка испугался, натянул вчерашнюю футболку, штаны и потащился на двор матери помогать. А отец спокойно сварил яйца всмятку, достал пирог с капустой из холодильника, сумку себе собрал на работу, что б жене легче было. Она сегодня и не устала, корову подоила, курам пшеницы сыпнула, всё остальное Володя делает нехотя, с недовольным лицом, но делает.
- Что, проучить его решил? – улыбаясь спросила Люба у Матвея, цедя молоко в банки.
- Конечно, а то разболтался совсем. Во сколько он вчера вернулся, в час?
- Около того я думала ты не слышал, вроде спал крепко.
Люба вынесла железное ведро на крыльцо, плеснула кошке в миску парного молока.
- Буди Лёшку, завтракать будем, - крикнула она мужу, споласкивая ведро под колонкой.
- Так нет его, - ответил Матвей в окно, отодвинув кружевной тюль.
У Любы с грохотом ведро выпало из рук, Шарик из конуры лениво высунул мохнатую морду.
- Как нет?! Ну не дом, а дурдом какой-то! Куда его с утра понесло? Не позавтракав, не умывшись.
- Да к пасечнику он побежал на конец села, узнать, что с собой брать, - смеялся над женой Матвей, такая она милая, когда злится, заботливая. Прижал бы к себе и не отпускал.
- Доведёте вы меня… - протёрла она свой аккуратный лоб влажной холодной рукой.
Ту и Вова из сада показался с вёдрами, смотрит на счастливых родителей бычьими глазами, ему бы поспать.
- Не забудь в бочку воды набрать, - приказал ему отец в окно.
Вовка голову уронил, губищи надул, исподлобья смотрит на окна кухни, поставил набираться вёдра водой.
Мужики уехали, Володя одно прислонялся к стеклу трактора в кабине, чтобы прикемарить, но отец его подталкивал локтем. Смешно было на них смотреть, зато уроком будет этому шалопаю, прекратит болтаться по селу ночами.
Не помогло! Вернулись с работы, темнело уже, красный от солнца Вовка, горячий от нетерпения, обмылся в летнем душе и бегом к мотоциклу.
- Смотри! Не так, как вчера, - вышел во двор отец, - завтра на работу.
Вовка кивнул не глядя, дёрнул ногой за лапку, завёл своего коня и был таков, даже ужинать не стал. Люба весь вечер мужа ругала, надо было не отпускать. Лёша ещё днём уехал, взял продуктов, что мать собрала в дорогу, две книги сунул в сетку, крикнул маме в огород «пока», и уехал с колхозным водовозом на пасеку, на самую окраину хозяйства.
Продолжение__________
Не забывайте подписываться на мой канал или Телеграм ✨
Имена фамилии, названия населённых пунктов вымышленные, любое совпадение случайность.