Казалось, переплюнуть автора панегирика Сталину «О товарище Сталине» (1939), председателя Центрального совета Союза воинствующих безбожников (1925—1943) и главного вдохновителя кампании против рождественских елок Емельяна Михайловича Ярославского* (урожденный Миней Израилевич Губельман; 1878 — 1943) не может никто. А ведь Ингулов смог!
«Критика должна иметь последствия! – кричал Ингулов еще в 1928-м., потрясая кулачками, – Аресты, судебную расправу, суровые приговоры, физические и моральные расстрелы…», пачками выпускал списки книг, архивов и рукописей подлежащих изъятию, топил как котят своих друзей-литераторов и неистовствовал на заседаниях Главного управления по делам литературы и издательств. Воцарилась эта машина цензурного террора в должности начальника Главлита в 1935 году и с невиданным размахом принялась насаждать единообразие в партийных и советских печатных органах и душить как кроликов средства массовой информации.
Знакомьтесь - еврей Сергей Борисович Ингулов (настоящая фамилия Рейзер; 1893—1938).
Под катком его борьбы с "гнилыми" интеллигентами погибли (в прямом и переносном смысле): юмористический журнал его одесского друга Катаева, романы Ильфа и Петрова с «правым уклоном». Ингуловская статья «Бобчинский на Парнасе» поставила крест на работе замечательного русского юмориста Пантелеймона Романова (после нее писатель тяжело заболел и умер), по разным причинам пострадали Серафимович и Юрий Олеша, Аркадий Гайдар и академик Вернадский (!) и многие другие, погребенные под плитами большевистской идеологии.
На 1935—1937 гг. пришелся "звездный час" Ингулова - он стал уполномоченным Совнаркома по охране государственных и военных тайн. Ни одна книга, ни одна газета, ни одно заграничное письмо в стране не могли быть пропущены без его дозволения. Удивительно, как этот человек - революционер-подпольщик, прошедший путь от сотрудника имперской газеты «Огонек», в 1916-ом взахлеб писавшего патриотические статьи и дружившего с большей частью одесской литературной богемы, до главного цензора страны и автора программных брошюр — «РКП и учительство», «Партия и печать» и учебника «Политграмота» - мог так стремительно, изысканно и элегантно переобуться вполне вписавшись в канву эпохи.
Как указывает в своей глубокой и интереснейшей статье «Ножницы небытия. Сергей Борисович Ингулов (1893-1938)» кандидат исторических наук Артем Ермаков: "Сегодня немногие сохранившиеся экземпляры этого учебного пособия [«Политграмота»] считаются библиографической редкостью, этаким «тоталитарным раритетом». Его нынешние читатели совершенно не в состоянии понять сакрального значения довольно-таки заурядной книги о большевиках и большевизме. Но в 30-е годы «не сдать Ингулова» – значило не закончить школу, не поступить в вуз, не выдержать кадровой проверки на службе. Относительно дешевый учебник невозможно было купить. Только достать. За ним охотились студенты и старшеклассники. Ингуловская книга стала «катехизисом коммунизма», символом гражданской лояльности и политической благонадежности советского человека. В одном только 1935 году вышло 650000 экземпляров на русском языке, 80000 – на украинском, 41000 – на узбекском, 25000 – на грузинском, 9000 – на корейском, 5000 – на татарском и так далее до китайского и наречия бухарских евреев. Общие тиражи «Политбесед» в 1932-1937 годах составили несколько миллионов книг. Прибавим к этому еще миллион «Политграмот» для высшей школы, составленных Ингуловым в соавторстве с начальником Главлита Борисом Волиным, и мы получим воистину безбрежный поток. Уверенность автора в своем вселенском значении была так велика, что он даже накануне смерти представлялся сокамерникам и следователям, как «автор «Политграмоты». Той самой «вредительской книги», которую в 1938-м уже заменил сталинский «Краткий курс»".
Впрочем, как и судьба любого великого императора, век Ингулова был недолгим. В ноябре 1937 года он попал в опалу у Сталина. Стремясь восстановить благорасположение вождя, принялся писать доносы на подчинённых, обвиняя их в совершении разнообразных «контрреволюционных преступлений». Последний написанный Ингуловым донос датирован 7 декабря 1937 года, в нём он информировал Сталина о том, что в редакции журнала «Октябрь» «окопались антисоветские элементы» и предлагал ликвидировать журнал «за дальнейшей ненадобностью». Это Ингулову не помогло. В 1938-ом году он был расстрелян по обвинению в «участии в антисоветской контрреволюционной террористической организации».
Век ингуловских бестселлеров был также недолгим. Несмотря на беспрецедентное влияние на судьбу советской литературы и многомиллионные тиражи его книг, имя его (за исключением № 51 «Учительской газеты» от 27 апреля 1963 года со статьей «Наш первый редактор») больше никогда не упоминалось в печати, а издания, вышедшие из под его пера, за единичными исключениями, не встречаются на букинистическом рынке.
_
* Этому товарищу будет посвящена отдельная статья.