В январе 2017 года я устроилась на работу в книжное издательство. В основном о нём здесь и пойдёт речь, но ни названия, ни адреса, ни имён я называть не буду. И вообще, знаете, всё это выдумка. Примеры взяты из головы, иллюстрации сгенерированы нейросетью, а меня самой не существует.
Я люблю русский язык. Мне для самой себя важно знать правила, и когда я сталкиваюсь со сложным случаем в своём или чужом тексте, то обращаюсь к учебникам и интернет-ресурсам. На досуге я даже корректировала статьи нескольким друзьям в Стиме. Вот я и подумала: почему бы не попробовать этим зарабатывать? Буду заниматься интересным делом, повторять правила, да ещё и узнавать что-то новое из книг, которые проверяю.
В конце 2016-го я отправила письма со своим резюме более чем в сотню московских издательств — не в ответ на объявление на каком-то из сайтов вакансий, а просто так. На тот момент у меня накопился приличный опыт работы корректором: в течение полутора лет параллельно с учёбой в институте я бесплатно вычитывала статьи для журнала Arru Style (и сама написала туда 17 обзоров), затем почти три года редактировала электронное расписание ТВ-программ. Всё это выполнялось на удалёнке, но этот опыт ничем не хуже работы в офисе.
Многие проигнорировали мои письма, кто-то отвечал отказом, а кто-то присылал пробные задания. Толку от этих заданий, как правило, нет. Это либо специально разработанные сто лет назад и уже не актуальные задания, либо реальные статьи, которые человек проверяет бесплатно. Отправишь 20 статей 20 соискателям — готов номер журнала, и никаких затрат. Большинство отправивших мне подобные статьи ответа не прислали.
Одно издательство, специализирующееся на литературе по маркетингу и юриспруденции, пригласило меня на собеседование — у них как раз увольнялся корректор. В качестве пробного задания дали на дом целую книгу, корректуру которой обещали оплатить. Вот это умный подход к делу! Человек показывает свои силы сразу в том, чем будет заниматься, знакомится с формой работы, объёмом, особенностями. А за свой труд ещё и получает вознаграждение.
Результатами моей работы остались довольны, и с первого же рабочего дня января я заступила на должность корректора.
1. Дорога
Офис этого издательства находится в жилом доме, и до него удобно аж на электричке добираться тем, кто живёт в соседнем городе, но очень неудобно москвичам. Сначала я думала, что мой путь в одну сторону занимает полтора часа — так мне рассчитывали интернет-карты. На деле это оказались два часа. И это не спокойное двухчасовое передвижение в транспорте на одном и том же месте, где можно поспать или почитать книжку. Это автобус, затем метро с двумя пересадками и ещё раз автобус. Последний идёт от метро полчаса. Я постоянно искала более короткий или хотя бы удобный маршрут — не раз вспоминала Айрис из рассказа моей сестры. После долгих исследований и экспериментов оказалось, что я могу сэкономить лишь 10 минут, если сменю первый автобусный маршрут на другой, тогда и пересадка на метро будет всего одна.
Я уже ездила по два часа в одну сторону, когда училась в институте на другой стороне Москвы, но то было другое дело. Там можно было опоздать или вообще не прийти, а если придёшь, то при должном навыке маскировки на занятиях можно было хоть спать. Я до такого никогда не опускалась, но часто была такой сонной, что на утренних занятиях плохо соображала, механически записывала за преподавателями и ждала, когда всё это закончится и я смогу вздремнуть в метро. Обратную дорогу я выбирала более долгую, зато с часовой поездкой на метро: от начала ветки до конца. А дома всегда был ужин, приготовленный мамой.
А вот на работе не поспишь и не оставишь за себя автопилот, пока сама витаешь в облаках. Нужно быть внимательной и умной. Да ещё доброжелательной, даже если это и в бодром состоянии сложно исполнить. Откуда хочешь доставай все эти качества и сиди, проверяй тексты.
Вставать мне приходилось в 5:45. И сразу готовить завтрак, потому что если раньше я могла себе позволить обходиться и с десяток часов без нормальной еды, перебиваясь шоколадками, то теперь желудок быстро и весьма неприятно заявляет о своих правах, если я не поем в ближайшее время после появления голода. Чтобы это не заставало меня врасплох по пути на работу, приходилось есть дома сразу после пробуждения. Не хочется? А придётся. Как ни странно, за год я к этому привыкла и теперь редко когда не завтракаю сразу после пробуждения.
А после работы и двухчасовой дороги домой — ещё одна готовка. И разные домашние дела, если не ждут до выходных.
Надо ли говорить, что в час-пик в общественном транспорте не протолкнуться? Я вспомнила составленные со времён колледжа и института правила: проходить в конец автобуса, при переходе с одной ветки метро на другую следовать за «волнорезами» — быстрыми и сильными людьми, разрезающими даже обратный поток людей. На протяжении всего года в нашем районе менялись маршруты автобусов, и к зиме сложилось так, что мой первый автобус стал переполняться до отказа уже на первой остановке. Действительно до отказа: люди больше не могли зайти. На площадке возле задней двери, где я обычно укрывалась от толпы, скапливалось до 12 человек. Если бы я разжала руку и отпустила зонт, он бы не упал, а остался висеть на том же месте — так плотно стояли люди.
Я много думала над тем, как решить эту проблему, но очевидный вариант — пустить на маршрут больше автобусов — не являлся ответом: после час-пика и тому количеству автобусов, что есть сейчас, некого возить. Тогда нанимать дополнительных водителей утром и вечером на пару часов? Никто не согласится сначала проходить сложное и долгое обучение, а потом получать тысяч десять в месяц, работая по два часа в день. Наверное, этот вариант несёт и другие сложности. Остаётся только отменить традиционные часы рабочего дня, чтобы люди работали по-разному и час-пиков не стало, но это, пожалуй, невыполнимая задача. Вот и всё: есть пробки, есть толкотня, а сделать ничего нельзя.
Летом я опробовала совершенно новый маршрут, исключающий метро: три автобуса, один из которых следует по МКАД. Это уникальный маршрут, единственный в Москве, который преодолевает нужный мне отрезок окружной в 11 км. При этом он ходит раз в полчаса, часто ломается, не соблюдает график и опаздывает на 30–60 минут! Первый и третий автобусы тоже ходят нерегулярно, и при неправильном тайминге дорога занимает до полутора часов. При правильном — 40 минут. Однажды я доехала за 30 минут. Другой раз — за два с половиной часа. Я несколько раз писала на портал Москвы, и после моих сообщений автобус пару недель ходил как шёлковый, а потом опять начиналось: то опоздал на полчаса, то сломался, то выехал сразу вслед за предыдущим… Но я всё равно рисковала, потому что благодаря этому маршруту можно было вставать на час позже. Я почти всегда приходила на работу вовремя, но однажды всё же получила замечание. Вдвойне неприятное оттого, что опаздывала не одна я.
По пути домой во втором автобусе я подключалась к wi-fi и смотрела сериал на Youtube, иногда мне даже удавалось занять место. Было замечательно.
Но если летом я могла постоять возле трёх ветреных шоссе лишние полчаса, то осенью это стало проблемой. Я начала простужаться. Да ещё у местных сумасшедших, кажется, началось обострение, не хочу описывать подробности, это очень гадко, некоторые люди — свиньи. В общем, пришлось вернуться к маршруту с метро. К этому времени на маршруте первого автобуса установили новый светофор, дающий две минуты по одной дороге перекрёстка и 18 секунд — по другой. Автобус этот едет по той дороге, где 18 секунд, и этот короткий когда-то переезд теперь длится 10–20 минут. Плакало моё временное преимущество, дорога снова занимала ровно два часа, и это при том, что я не стояла, а бегала по всем эскалаторам. В переполненном первом автобусе и метро — не почитать, а во втором автобусе накатывает сон, и читать пусть и есть возможность, но не получается.
Что касается стоимости проездных билетов, то почти целый месяц я работала только на то, чтобы в течение года оплачивать поездку на работу.
Время стало для меня драгоценностью. Я научилась использовать каждую минуту и теряла счёт времени только в разговорах с любимым человеком — тут уж ничего не поделаешь.
Хочется стукнуть того, кто признаётся, что «убивает» время за каким-нибудь занятием. Всегда можно сделать что-нибудь полезное, чему-то научиться — хотя бы из той же художественной литературы. Как много ошибок можно было бы избежать, если бы люди читали больше классических произведений! А как много можно успеть, если исключить из своего режима дня бестолковые телефонные приложения и просмотр глупых развлекательных сайтов, которые всё равно ничего не дают.
2. Обед
Читала я во время обеда. Перерывов у меня было два, это вынужденная мера, которую мои новые коллеги сами же и предложили. Первое время я пыталась завтракать в 6:00 и обедать в 13:00, но было тяжело, а домой в 20:00 я приезжала голодная и очень злая — ужин сначала ещё и надо было купить в магазине и приготовить. Кому-то может быть непонятна моя проблема, ведь трёхразовое питание — это нормально, но между приёмами пищи у меня было два семи-восьмичасовых перерыва, попробовал бы кто-нибудь так пожить. Так что первый обед был у меня в 11:00, а второй — в 15:00. Ела я минут по 7, взятый с собой 800-граммовый судочек еды делила на два раза. Неожиданным плюсом стало то, что за столом я сидела одна — остальные в это время работали. Обратная сторона медали — когда остальные собирались в шумную кучу и обедали в час дня, я в метре от них пыталась работать.
Стоило написать об этом раньше, но к слову не пришлось. Офис этого издательства — это обычная двухкомнатная квартира, с балконом, ванной и туалетом, только из кухни убрали всё лишнее и сделали третью комнату (каждое утро в 10 часов из плохо закрытой вентиляции там пахло яичницей с колбасой, которую готовил кто-то из соседей; спустя пару месяцев коллеги в шутку предлагали пойти к этому соседу и научить его готовить что-нибудь ещё). Моё рабочее место находилось в балконной комнате между столом коллеги, холодильником и обеденным столом. На столе — электрический чайник, на холодильнике — микроволновка. Я бы предпочла, чтобы там была плита, как в соседней квартире, где расположился бухгалтерский отдел, но и так неплохо.
Возле моего рабочего места постоянно были крошки, а вскоре после начала работы я узнала, что в «офисе» есть тараканы. Ничего удивительного, при таком безответственном отношении к еде и порядку в квартире. Травила их только моя предшественница (коллеги с ухмылкой говорили, что это было единственное, чем она занималась), остальные смирились и привыкли. А я не могу смириться с тем, что неправильно. «Ты что, боишься их?» — смеялась коллега, которая сама вскакивала и визжала, стоило кому-то крикнуть: «Таракан!», — но дело не в боязни. Они разносят заразу. Они свидетельствуют о том, что люди здесь не следят за чистотой, как клеймо позора. Этого мало?
Я купила ловушки с отравой (договорилась, и трату мне возместили), расставила в стратегических местах: у стояка в туалете, под раковиной в ванной и под холодильником возле своего рабочего места. Как и следовало ожидать, поначалу тараканы никуда не девались, появлялись тут и там пьяные, но потом ненадолго исчезли. Они умирали от яда, а их здоровые сородичи, по обыкновению поедая трупы себе подобных, таким образом заражались и тоже в итоге умирали. Эта схема отлично работает, нужно только держать свежие ловушки достаточно времени, чтобы задеть все нетронутые ядом новые потомства, а ещё не оставлять крошки, чтобы в квартире не обосновались новые паразиты. Коллеги, кажется, к хорошему привыкли мгновенно — не замечали, как долго нет тараканов. Продолжили крошить, оставлять на столе в открытом виде еду, и они завелись вновь. Заниматься этой проблемой у них нужно основательно: судя по всему, тараканы есть и в соседней квартире, то есть в бухгалтерии, и не удивлюсь, если кто-нибудь в доме их разводит, превратив квартиру в свинарник. Был у меня знакомый, к которому от подобных соседей периодически приходили и оставались жить клопы, а когда к ним пришли разбираться, наличие клопов отрицали, пусть те и ползали на виду во время разговора. Мне кажется, таких надо насильно выселять на несколько дней и обрабатывать всю квартиру.
После первого обеда я выходила на улицу гулять и звонить по телефону двум близким людям, разговор с которыми стал для меня драгоценной отдушиной. Одна сторона дома была очень ветреная, руки замерзали мгновенно, так что даже в относительно тёплое межсезонье специально для обеденных прогулок я брала из дома варежки. Зато с правой стороны дома можно было наблюдать обосновавшихся под балконами бездомных котов, которых подкармливали бабушки со всех подъездов. Было приятно и интересно наблюдать, как они играют друг с другом, охотятся на ворон, делают вид, что не замечают меня, или спят. С другой стороны дома было солнечно, но там находился детский сад, обитателей которого слишком хорошо было слышно на другом конце «провода». Со временем я стала переносить обед на полчаса позже, когда детей уводили внутрь.
Через несколько месяцев во время телефонного разговора ко мне подошла бабушка и издевательским тоном спросила, что это я тут каждое утро хожу взад-вперёд и прикрываю лицо рукой. Я показала ей, что разговариваю по телефону, но вдаваться в объяснения о прикрывании микрофона от ветра не стала. Я не сомневалась, что жители дома заметят моё повторяющееся поведения, но не ожидала, что ко мне отправят разведчика. Интересно, как местные бабушки меня между собой прозвали. Наверняка сочли сумасшедшей.
Коллеги часто обедали, как Дюймовочки. Пара ложек риса, или йогурт, или порезанные огурцы с помидорами без всякой заправки. Старшая из коллег выделялась — у неё и обед был чуть раньше остальных (но не раньше моего первого обеда), и еда отличалась полезностью. Гречка, рыба, варёные овощи… Она немного готовила. Остальные, как мне показалось с их слов и тарелок, готовить терпеть не могут или не считают нужным вообще. Я приносила на работу домашние супы, голубцы, плов, блины, однажды даже были мои тальятелле с креветками. Как те коты, коллеги делали вид, что не замечают, а на следующий день приносили что-нибудь посущественнее хлопьев с молоком и сетовали на сложность готовки. «Гречку приготовь, сосиски приготовь… На подливку сил уже не остаётся».
3. Коллеги
Настало время рассказать о тех, с кем я работала. Буквы, которыми я буду обозначать коллег, не связаны с их именами и фамилиями.
Б. — главный редактор. Она давно на пенсии, но не собирается куковать дома, вместо этого занимается любимым делом, приносит обществу пользу и зарабатывает хорошие деньги. Отлично ориентируется в сложных формулах и законах, исправляет книги в соответствии с актуальностью этих законов, по несколько часов разбирается с авторами, наставляя их на путь истинный, и вообще редактор она хороший. Но пропускает много мелких ошибок, словно слишком хороша для корректуры; все закрывали на это глаза и просили меня проверять за ней повнимательнее. Если же мелкую ошибку в совместно проверяемой книге пропускала я, она приходила ко мне с ней и просила перечитать всё ещё раз. Б. — самая неопрятная сотрудница редакции. На её рабочем месте всегда были собачья шерсть и кусочки ластика, которым она листала страницы, и если проверяемая ею книга попадала на стол к кому-то ещё, то весь этот мусор попадал туда вместе с ней. Я устала стряхивать с себя ластик после её книг. Большая часть крошек на обеденном столе и под ним — её рук дело.
Моя предшественница — дочь Б. В феврале благодаря мне вскрылась обманная схема, когда они работали над серией кулинарных книг и особо её не исправляли, а вознаграждение за проверку получали хорошее. Всё это попало на сверку мне, и простая сверка превратилась в объёмную корректуру. Я ожидала, что Б. уволят или хотя бы отчитают за обман, но коллеги просто посплетничали по углам и успокоились.
Моя предшественница использовала рабочий компьютер как свой личный: залогинивалась на любимые сайты и сохраняла пароли, после себя не почистила ни историю браузера, ни закладки, так что я узнала о ней всё. Чем она болеет и где лечится, сколько у неё аккаунтов на Стихи.ру (пять), какие у них и многих других аккаунтов логины и пароли. Также я сделала вывод, что в рабочее время она писала какой-то фанфик о викингах — среди закладок было много специфических сайтов на эту тему, в том числе сайт с именами. Забавно было вспомнить, что точно такая же подборка сайтов была и у меня в закладках, когда я писала фанфик по BloodRayne. Но не на рабочем компьютере же, ну!
После меня в браузере тоже остались закладки, но я оставила их намеренно, в помощь следующему корректору. Это сайты с автоматической транслитерацией, самые сложные правила русского языка, правила оформления библиографического описания источника, сборники специфических английских терминов для журнала и так далее.
В. — обитательница бывшей кухни, много лет занимается вёрсткой и внесением правки, которую делают на бумаге корректор и редакторы. Регулярные пластические и косметические операции и несколько лет до пенсии. Бедняге досталась комната рядом с туалетом, я посочувствовала ей, когда увидела, что работает она в наушниках. Оказалось, она слушает через них «Дом 2». И некоторые моменты, видимо, настолько увлекательны, что моя правка вносится кусками, а кусками отсутствует или сделана с глупыми ошибками. Например, точка поставлена не в конце предложения, где её не хватало, а в середине слова. Вместо одного слова исправлено другое, похожее. Или слово исправлено не на то, на что просили, а на то, что она увидела вместо него, совершенно не подходящее по смыслу (даже если одна буква оказалась похожа на другую, нужно совсем немного внимательности, чтобы сообразить, что написано «в рамках проекта», а не «в рампах проекта»).
Вместо значка тире (—) она дважды вносила слово «тире». Однажды вместо моей фамилии на последней странице книги она написала «Корректор». «Главный редактор — Б. Б. Иванова; Корректор — Л. В. Корректор». Невнимательность высшего уровня. Весь год В. сидела на диете и часто об этом говорила, хотя по утрам из её комнаты часто раздавалось шуршание фантиков. Часто она приходила в нашу комнату показать моей коллеге на телефоне смешное видео, или дать послушать матерный анекдот, или просто рассказать, какие чехлы для Айфона она только что заказала по интернету. Человек на работе заказывает себе чехлы для Айфона и слушает «Дом 2». А её отпускные за две недели были больше моей зарплаты за месяц.
Т. — коллега, с которой я делила балконную комнату (извините, язык не поворачивается называть их кабинетами). По факту это она — главный редактор, со всеми важными вопросами обращались к ней, а во второй половине года её и назначили на пост главного редактора. Самый ответственный человек во всей команде, трудоголик, приятная, терпеливая и вообще добрая женщина. Никогда не обманет, чтобы уйти пораньше домой, скорее задержится, совсем себя не жалеет и недооценивает. По большей части я ею восхищалась, и с ней очень интересно было обсуждать и разбираться в различных языковых нюансах, с которыми мы сталкивались по работе. К сожалению, Т. не так внимательна в жизни, как внимательна к текстам. Точнее сказать, временами она очень рассеянная и не продумывает некоторые вещи наперёд. Плохо справляется с простейшей математикой. Не помнит кодовое слово для своего счёта в банке, из-за чего её карту блокируют и в перерыв ей приходится идти в банк, а там говорят, что нужно было просто позвонить по телефону, только так карту можно разблокировать… Зарегистрировала купленную для фирмы программу для себя и отдала начальнику свой аккаунт Microsoft, куда эта программа была привязана. При малейшей головной боли сразу пьёт Нурафен — сильнейшее обезболивающее. Пару раз без задней мысли называла коллегу другими именем и отчеством. Но по сравнению со всеми остальными Т. — сосредоточение здравого смысла.
У Т. и В. рабочий день по договорённости начинался и заканчивался на полчаса раньше, так что, когда я приходила, они уже были в офисе.
Н. — ещё один редактор, которого приняли на работу в марте. Спустя пять месяцев она достигла пенсионного возраста. Громкая, болтливая, любит навязывать другим своё мнение и вкусы. Самая невнимательная женщина, которую я видела в своей жизни. Она плюхает на стул пакет и отворачивается рассказать, как она доехала, — пакет падает. Вместо кнопки включения чайника нажимает кнопку открытия крышки и уходит, посчитав, что дело сделано. Наливает кипяток в кофе и отлучается, а вспоминает о нём через час. Не помнит о том, что говорила днём ранее, и гордится этим. Каждый день пытается добраться на работу за полтора часа и удивляется, почему не удаётся, но ничего не меняет. Можно перечислять бесконечно.
Мы невзлюбили друг друга почти сразу, потому что мы — полные противоположности. Я не терплю такого разгильдяйства, а она — когда с ней не соглашаются. Редакторскую правку она вносила огромную, с ошибками типа «существующюю» и равнозначными заменами вроде «в целях» — на «с целью», лишь бы со стороны казалось, что она много сделала. Она опаздывала на час, ещё час по приходу на работу тратила на кофе и причёску — обильно поливала голову лаком для волос в ванной. Иногда пользовалась зубной щёткой, которая без комментариев весь год лежала там на полочке и принадлежала, вообще-то, Б. о.О
Я описываю все эти жуткие вещи без реакции на них остальных коллег, потому что больше никто их не замечал. Серьёзно. Все углублялись в свои дела, рабочие или не очень, и не замечали ничего вокруг. Того, что чайник вскипел. Что звонит мобильный телефон. Что в комнату через балкон залетела птица. Нельзя так погружаться в работу! Дом будет гореть, а они продолжат редактировать книги и сплетничать.
Хуже всего было за обедом. Начиналось с того, что Н. или В. приходила к нам в комнату и отрывала Т. от работы, напоминая, что пора есть. Когда однажды ни одной из них не было в офисе, Т. вспомнила о необходимости поесть только в конце дня, так что это не шутки. Мне тогда неловко было ей об этом напоминать, мне кажется, это бы её унизило, я и так иногда напоминала, что ей уже пора домой. Затем Н. начинала очередной рассказ о каком-нибудь её открытии, которое все обязательно должны попробовать, — например, кофе с лимоном, — и её громкого голоса пугались тараканы, они вылезали из своих щелей и начинали бегать по стенам и моему столу. Коллеги доставали свои бутерброды или печенье (Т. открывала для В. йогурт, потому что та по какой-то причине не могла сделать это сама; мне это казалось издевательством, а Т. нравилось заботиться) и начинали обсуждать любимые темы.
Самой любимой были роды. У кого сколько тазов крови было, кого как обзывали врачи. На втором месте — болезни мужей и детей. Из-за громкости голосов и близости обеденного стола к моему рабочему месту сосредоточиться на корректуре было невозможно, я много раз пыталась. За один такой обед я узнавала о них больше, чем они узнали обо мне за весь год, и я была совсем этому не рада. Не понимаю, как они считали приемлемым делиться с кем-то такими вещами и почему не стеснялись делать этого при мне.
Я купила беруши, но визги Н. и гортанный смех В. было слышно и через них. Я пробовала выходить на лестничную площадку и звонить по телефону, это доставляло много неудобств, и я всё равно не угадывала со временем и возвращалась раньше, чем коллеги закончат. Я пробовала переносить свои послеобеденные прогулки на время их обеда, но тогда дети в детском саду уже возвращались с тихого часа и пищали моему собеседнику в трубку. Все эти способы сохранения рассудка я чередовала, а иногда оставалась на рабочем месте, но не корректировала тексты, а читала новости на RT или писала письма двум своим подругам. Если я невнимательно прочитаю новость или потеряю мысль в процессе написания письма, это не так страшно, как то, сколько ошибок я пропущу и налеплю сверху, пытаясь работать под рассказы о вырванных аденоидах. Если бы кто-то когда-нибудь прокомментировал эти мои нерабочие дела в рабочее время, я бы так их и объяснила: извините, обстановка нерабочая, — но мне ни разу никто ничего не сказал.
Я пробовала найти с ними общий язык, как-то подружиться. Общие темы нашлись только с Т., она тоже немного преподавала и так же любит русский язык, как я, плюс по образованию она филолог, мне очень нравилось с ней разговаривать. С Б. точек соприкосновения мы так и не нашли — она почти так же нелюдима, как я, а лежащая на поверхности тема её любви к собакам мне не подходила, потому что хорошего о собаках я не могу сказать ничего. Между прочим, осенью её пёс её укусил, она много времени провела в больнице и ходила с перевязанной рукой, а потом рассказала, что собаку не то что не усыпили, а продолжили держать дома, только в наморднике (пёс, должно быть, в восторге), который всё равно снимают на время кормления. Ещё один аргумент в пользу ненависти к собакам. Я не знала, о чём с ней говорить.
В., с другой стороны, любила кошек — казалось бы, нам есть что обсудить. У неё жил 29-летний кот, жизнь в его бедном разваливающемся теле она поддерживала вагоном лекарств и считала необходимым держать весь офис в курсе, откуда у её питомца на этот раз вытекали какие жидкости. Когда кот скончался, она несколько недель была сама не своя, но в итоге поддалась на уговоры завести нового питомца, купила кота какой-то здоровенной породы и вновь была счастлива. Я категорически против покупки животных, их легко можно получить бесплатно, причём спасти их этим! А когда кому-то хочется питомца определённой породы, я считаю это незрелостью и глупостью и не могу уважительно относиться к этим людям. Это всё равно что хотеть выйти замуж за человека именно с голубыми глазами и именно по имени Вася. Кошки все классные (кроме специально выведенных пород с плоскими мордами, короткими лапами или без ушей, эти кошки физически страдают из-за своих особенностей), бери любую и люби её, а она будет любить тебя. В общем, и здесь я не могла сказать ничего хорошего. Однажды В. предлагала мне взять у её знакомой котёнка, которого некуда девать. Когда я ответила, что хотела бы, но кошке в квартире будет плохо, она поставила на мне крест.
С Н. по каждому вопросу у нас оказывались противоположные взгляды. Прозвучит высокомерно, но я на самом деле могла бы многому её научить. Только этот человек не собирается ничему учиться, а хочет учить других, причём дурному. Поразило меня то, что она спорила не только со мной, «яйцом», но и с Т., кандидатом филологических наук, о правилах русского языка. Было больно слушать, как Т. пытается вежливо навести Н. на верную мысль, как продолжает спокойно доказывать, что в каком-то месте нужно ставить запятую, а Н. использует дурацкие отговорки вроде «А в прошлом моём издательстве наши корректоры здесь запятую не ставили» и продолжает зачем-то настаивать на своём. Однажды меня осенило, кого она мне напоминает: Пегги Хилл с её худшими качествами. Пегги Хилл, которая уверена, что знает испанский, хвастается этим к месту и не к месту, а потом во время экскурсии к Мексике не понимает ни слова из речи местной девочки и увозит её в Америку, приняв за ученицу своего класса. Её награждают званием лучшего замещающего учителя года, просто потому что больше нет замещающих учителей, но это раздувает её самомнение до небес. Стоит кому-то её превзойти — ей приходится внушать себе, что не такое уж это и достижение, ерунда какая-то, она всё равно лучше. Правда, Н. не просто тихо внушала это себе, а громко навязывала своё мнение и всем остальным. Т. — единственная, кто иногда её осаживал, напоминая факты из реальной жизни, но без толку. «Была у моей знакомой улитка-девочка…» — «Улитки не бывают мальчиками и девочками, они же гермафродиты», — «Да? Я не знала. Ну так вот: эта улитка-девочка…» Когда я объяснила ей, почему нельзя каждый раз кипятить налитый до краёв электрический чайник, если нужно только полчашки, она дулась на меня неделю, причём на уровне младших классов: перестала говорить «Всем привет» и стала здороваться со всеми по отдельности, кроме меня. Я старалась разговаривать с ней как можно реже.
Пару раз за обедом В. задавала мне личные вопросы. Я очень стесняюсь и не способна, например, в первый же день знакомства рассказывать подробности перенесённых медицинских операций, к тому же мне неприятно говорить, когда меня перебивают и на следующий день забывают мой ответ. Ну а как отвечать на личные вопросы после всех этих осуждающих обеденных сплетен о незамужних парах? Поэтому отвечала я коротко и только по делу. Да, у меня есть хронические болезни, они у всех есть. Да, у меня есть сестра. Нет, мы живём раздельно. Да, у меня есть «кто-то». Вскоре они поняли, что со мной каши не сваришь, и перестали задавать подобные вопросы.
К моему удивлению, в поведении коллег наблюдался и соревновательный аспект. Однажды я обмолвилась, что меня на работу в тот день подвёз муж, и я знаю, что эти слова сплетней разлетелись по всей редакции, потому что следующие несколько дней кто-нибудь обязательно хвастался вроде: «За мной сегодня заедет муж, мы поедем в «Ашан»!» И эта фраза повторялась несколько раз в течение дня, чтобы все точно услышали. Летом всё тот же муж меня постриг, о чём я честно ответила на вопрос коллег, и в течение месяца постриглись Т., В. и Н. Спустя какое-то время Н. спросила меня, просто чтобы избежать гнетущего её молчания на остановке: «Ты потом в парикмахерскую ходила, да?» В её голосе звучало одобрение, но оно сменилось насмешкой, когда я ответила отрицательно. «А, как обкорнал тебя, так и будешь ходить?» Тебе же только что нравилось! Как на твоё мнение влияет то, где я стриглась?..
Третий случай зависти и подражания произошёл, когда в обед я съездила к ближайшему торговому центру и купила духи. Муж давно с восхищением отзывался об одном аромате, а в то время в одной сети парфюмерных магазинов на него была хорошая скидка. Разумеется, перед покупкой мне дали понюхать этот аромат — слегка брызнули духами на полоску бумаги. Мне очень понравился запах, и я забрала эту бумажку с собой, положила её в пакет вместе с коробкой духов и завернула так крепко, как смогла, а в офисе положила пакет в дальний угол нижнего ящика рабочего стола. Но аромат с бумажной полоски время от времени доносился и оттуда, так чудесно и почти неуловимо. На следующий день коллеги выделывались как могли: от Н. пахло каким-то жасмином, от В. — малиной. Даже из бухгалтерии доносился запах какого-то сильного одеколона, которым вдруг решила воспользоваться заместитель директора. Я не верю в такие совпадения. Должно быть, коллеги (и даже бухгалтеры из соседней квартиры, а может, до них просто дошли сплетни) почуяли аромат с бумажки, решили, что я хвастаюсь, и вступили в эту схватку с собственными духами. К счастью, вся эта какофония запахов выдохлась во второй половине дня, и я чувствовала только свои духи.
После всех этих разговоров о моём муже В. внезапно стала расхваливать при мне своего сына. Вот он, молодец, работу нашёл, вот салат научился готовить, а современным девушкам ведь не важно, если у парня нет своей квартиры, правда? Так она невзначай обращалась ко мне. Я была удивлена и не вступала в эти беседы, а самой хотелось дать ей совет: если сватаете кому-то своего сына, не стоит перед этим рассказывать, что он ест с салфеток, чтобы не мыть посуду. Это не говоря уже о том, чтобы убедиться, что у девушки никого нет.
Первое время коллеги словно вводили меня в курс дела — называли возраст друг друга, стаж работы, подробности о семье, рассказывали забавные истории из прошлого. Было здорово, я была благодарна и старалась всё запоминать. Впоследствии оказалось, что все эти темы и мелкие подробности заново обсуждаются каждые две недели.
Наверное, мне стоило напрячься и задуматься об их невнимательности уже в первый рабочий день, когда оказалось, что все зимние праздники в квартире были открыты окна: помещение было полностью выстужено по вине кого-то из них. Все жутко мёрзли, поминутно грели чайник, подоставали обогреватели. Мне даже пришлось надеть куртку, и я всё равно не могла согреться, потому что эта работа полностью сидячая, а времени ни на что, кроме усиленного включения в тонкости рабочего процесса, не было. Когда в последующие месяцы оно появилось, коллеги поднимали на смех любые попытки друг друга устроить физминутку.
Коллегам хотелось сплетничать, смаковать болезни и жаловаться на жизнь, мне — обсуждать работу, политику, делиться секретами готовки и узнавать у опытных взрослых тонкости вроде порядка подачи документов о поверке счётчика. Ничего у нас не получилось.
4. Досуг
Рабочий компьютер мне достался доисторический. Когда мой домашний компьютерный мастер узнал его технические характеристики, то не смог сдержать смех. Пустой документ ВОРД открывался на нём по шесть минут, какая-нибудь книга — минут 15, так что я всегда делала это заранее.
Я не собиралась повторять ошибок своей предшественницы и первое время даже в режиме инкогнито не заходила к себе на запасную почту, мало ли что. Вообще-то всё, что попадает на рабочий компьютер фирмы, становится собственностью фирмы.
Мне очень хотелось сочинять — посты в блог, обзоры, — но делать я это могла помалу и исключительно в рукописном виде в блокноте, пока мои коллеги шумно обедали. До марта у меня дома не было своего компьютера — старый сломался, а на новый пока не было денег, так что приуроченные к моему Дню рождения пост о 28 вещах (пост на WordPress) и обзор на The Night of the Rabbit я писала на телефоне и публиковала так же, подключившись к wi-fi в метро.
Писать на телефоне очень неудобно, и когда у меня появился ноутбук, для подготовки следующих намечавшихся постов я использовала другую тактику. Черновики, как и прежде, появлялись в блокноте, а потом во время обеда перепечатывались на сайт Pastebin в режиме инкогнито. Там я делала свою запись приватной, назначала недолгий срок её жизни и переписывала себе в блокнот ссылку, а дома переходила по ссылке, копировала свой текст и публиковала в Стим или блог. И никаких следов на рабочем компьютере. Во втором полугодии вместо Pastebin я использовала свою запасную почту в режиме инкогнито и, разумеется, без сохранения пароля.
Большое удовольствие мне доставляло чтение новостей на RT. Их сайт ко всему прочему и выглядит официально, так что туда можно было заходить в любое время, не вызывая косых взглядов. Только вот по инерции я всегда находилась в режиме корректуры текста и вместе с чтением новостей проверяла в них ошибки, которых находилось немало. Иногда я исправляла их с помощью сочетания Ctrl + Enter, но в большинстве случаев мне не хотелось делать корректуру ещё и там, к тому же бесплатно. У них свои корректоры есть. Жаль, что прочитанные новости было не с кем обсудить, порой этого очень хотелось. К слову, было приятно узнать, что среди моих коллег нет настроенных против России. Т. вообще всегда радовала патриотическим настроем, когда речь заходила о политике.
Во второй половине года Т., Н. и В. начали по пятницам ходить в обед в кафе. Б. в это время уходила на послеобеденную прогулку, и я оставалась в офисе одна. Это было замечательное время, когда я работала с комфортом, но даже с излишним комфортом, потому что спать в эти минуты хотелось ещё сильнее. А в офисе, как назло, нет ни дивана, ни креслица. Только табуретки и компьютерные стулья, а на рабочем столе даже по-студенчески не сложишь из рук подушку, неудобно и мерзко из-за тараканов.
Было очень тяжело без возможности расслабиться и на минутку прикрыть глаза, я ведь спала часов по 5–6. В. буквально каждый день жаловалась всем, что не выспалась, потому что допоздна сидела в интернете или смотрела фильм. Я умудрилась ни разу не сказать ей, как к этому отношусь. Для неё это было бы бесполезно, а мне надо было беречь нервы. Несколько раз я засыпала прямо во время корректуры: сначала рука незаметно перемещалась под щёку, а потом падала на стол, вырывая меня из неожиданно явившегося сна. Я до сих пор могу заснуть как угодно и где угодно, и меня раздражают те, кто жалуется на бессонницу: большинство из них просто тратят за день недостаточно сил.
Летом я случайно познакомилась с сайтом «Задолбали», где люди жалуются на то, что их раздражает. Мне стало любопытно, и время от времени я приходила туда почитать чужие рассказы и узнать иные точки зрения. Иногда это приносило облегчение оттого, что кто-то рассуждает здраво, иногда — злость, потому что кто-то руководствуется исключительно эгоизмом. Иногда непонятно, искренне человек пишет или троллит. Один парень, например, оправдывал своё раскидывание ног в электричках тем, что не хочет сидеть рядом со старушками, а если сесть захочет симпатичная девушка, он подвинется и сядет поскромнее. Ещё один унижал тех, кому матерные слова режут слух. Но встречались и воодушевляющие личности, например, некто пытался объяснить, что, даже если хочешь быть позитивным и ищешь хорошее в каждом дне, не надо искать его в куче навоза; хвалить ерунду и бездарность — вредно, радоваться надо стоящим вещам, тогда радость будет настоящей. А то натянут улыбки, а на душе неприятный осадок, потому что радоваться на самом деле нечему. Человека в основном достало то, что у него на работе вежливый отказ с улыбкой и лживым поводом ценится на порядки дороже, чем отказ редкий и честный, зато безрадостный, но он здорово всё написал о фанатах чрезмерного позитива в целом. В какой-то мере этот сайт заменял мне социальный опыт, точнее, гармонично дополнял тот, что я получала в общении с коллегами. Теперь я уверена, что большинство людей глупы, слабы и эгоистичны, и мне никогда не найти настоящих друзей. Хорошо, что парочку нынешних нашла. Сама я на этот сайт не писала. У меня для этого есть свой собственный.
Мне нравится решать существующие проблемы, а не приспосабливаться к ним, и когда я узнала, что на этаже квартиры-офиса нельзя вызвать лифт и никто этим не занимается, поставила себе цель разобраться. У москвичей есть прекрасная возможность воздействовать на людей, ответственных за порядок разного толка — уборщиков, ремонтников, электриков… Просто берёшь и пишешь о непорядке на портал «Наш город». Об этом не говорят вслух, но когда на портал поступает жалоба, то ответственному за этот вопрос неслабо влетает. В случае с лифтом я людей пожалела и сначала позвонила из лифта в диспетчерскую, где в микрофон пришлось изо всех сил кричать, потому что он был сломан и на другом конце меня не слышали. В итоге диспетчер собрал воедино информацию, которую я передала, и пообещал лифт починить, а я размечталась, что логичным также сочтут починить микрофон. Но шли недели, а лифт так и не вызывался с этого этажа. А там живёт старенькая бабушка, которая из-за этого ходит пешком, да и в редакцию постоянно наведываются клиенты, которые, прежде чем поступить так же, по незнанию после нажатия кнопки стоят возле лифта по две минуты. Так что на портал всё-таки нужно было написать.
К моему сожалению, на сайте появилось новое условие: чтобы писать о проблемах в этом районе, нужно ввести индивидуальный номер из платёжки за квартиру. Я даже задавала на каком-то юридическом сайте, где была статья на подобную тему, вопрос, как мне получить этот номер, если я не живу в этом районе, но мне посоветовали что-то сложное вроде обращения к застройщику, и тогда я просто позаимствовала из чьего-то переполненного почтового ящика нужную платёжку. Переписать номер получилось не открывая счёта, и я быстро вернула его на место, где он проторчал ещё недели две.
Я написала на портал своё сообщение, и в течение недели кнопка вызова лифта заработала. Но она по-прежнему постоянно светилась, как сломанная, так что местные не догадывались её нажимать. Я не люблю хвастаться своими делами, но пришлось всех уведомить, что лифт теперь работает. Бабушке с этого этажа пришлось даже продемонстрировать, так как она продолжала уверять меня, что лифт не работает, и даже после этого она всё равно гордо поковыляла с тяжёлой тележкой пешком.
Таким же образом я починила месяцами не горевшую лампочку над лифтом, убрала от подъезда давно стоявшую развалившуюся машину, в которой ночевали бомжи. Был и один неприятный случай, о котором я хочу рассказать. В канаве возле МКАД при подъезде к остановке, на которой я выходила, чтобы пересесть на третий автобус по пути на работу, умерла собака. Она лежала там изо дня в день, в проливной дождь и палящий зной, так что я теперь хорошо знакома с процессом разложения животного. Сделать фото было очень проблематично, и я попробовала отделаться прикреплённой к сообщению картинкой, взятой с карт Яндекса, где я отметила точное местоположение собаки в канаве. Но сообщение было отклонено по причине отсутствия фото. Модератору очень хотелось получить и разместить всем на радость настоящее изображение полуразложившейся собаки. Сделать фото, пока я находилась внутри движущегося автобуса, мне не удалось, фото получилось размытым. Тогда в следующую поездку я записала видео и в нужный момент сделала на телефоне скриншот. Прикрепила получившееся изображение к письму — модератору понравилось, и он опубликовал моё обращение на портале. Только фото к нему, слава богу, не прикрепил. Я стала ждать, когда останки уберут, но этого всё не происходило. Наконец, однажды я заметила изменение: прямо на дорогу останки уже не выглядывали, но подальше, всё в той же канаве, под забором появилась странная куча. Мне кажется, это и было несчастное животное, которое не убрали, как следовало, а запихнули подальше от моих глаз. Там как раз образовалась глубокая лужа, и спустя месяцы собака исчезла естественным образом. Что ж, не все округи отличаются исполнительностью, в этом вот работают лентяи, которым неохота или противно убирать с дороги мусор. Ничего, все на этих должностях рано или поздно получают по заслугам.
Получил и какой-то высокопоставленный врач моей поликлиники, когда в октябре я взяла больничный и не могла нормально записаться на приём к врачу. Тебе надо на завтра, а свободные места есть только на две недели вперёд. А когда приходишь «по живой очереди» (как ни странно, в этом случае тоже нужно брать талон), то в расписании на первом этаже написаны одни часы работы и кабинет, в регистратуре называют другие, а на самом деле врач находится в третьем кабинете. Всё это я подробно изложила в сообщениях на портале, и когда их по какой-то причине отклонили, перенаправила в приёмную правительства Москвы (нужно просто нажать соответствующую кнопку рядом с отвергнутым сообщением).
Спустя какое-то время вышеупомянутый высокопоставленный врач прислал мне через портал письмо с требованием позвонить ему, а также позвонил сам, но я в это время переходила МКАД, в этих местах я даже сама себя не услышала бы, так что я его проигнорировала. Перезванивать я тоже не стала, не было времени, а когда я освободилась, звонить уже этикет не позволял. Что ему могло быть вообще от меня надо? Вскоре пришло смс об откреплении от поликлиники, тут-то всё и прояснилось. Судя по всему, этот тип был неадекватом, ему сделали выговор за ужасную организацию, и не откуда-то, а из самого правительства Москвы, и когда я не ответила на его звонок (хотя он рассчитывал на мои извинения, наверное), он сделал мне вот такую пакость. Благо у москвичей есть mos.ru, заходишь — и за три минуты вновь прикрепляешься к поликлинике. В качестве причины открепления там было указано моё личное желание. Чтобы открепить человека по личному желанию, нужна его подпись, а раз это было сделано без таковой, то это, вообще-то, уголовное преступление. Этому врачу повезло, что мне не захотелось тратить на него драгоценное время, а то у него появились бы ещё более крупные проблемы.
Ещё я читала книги. Прочитала «Утопию» Томаса Мора, там есть очень интересные идеи и контрастирующий с нашим нынешним взгляд на многие вещи. Например, жители Утопии ценят знания, а не богатства. Золото они копят только на чёрный день, когда придётся защищаться, нанимая воинов из других стран, а в мирное время из золота у них выплавляют ночные горшки, чтобы ассоциации у людей были неприятными, и ещё различные украшения носят заключённые в знак позора. Так как дети ещё не понимают бессмысленности украшений и пока ещё реагируют, как сороки, на блестящие вещи, им разрешено носить на шее жемчужину, пока они сами от неё не откажутся. Однажды в Утопию прибыл посол соседней страны — в ярком пышном наряде с перьями, в золоте. Когда он сошёл на берег, местные жители принялись радушно приветствовать его скудно одетых рабов, потому что подумали, что это они — послы, а наряженный человек — их раб. Дети же, увидев посла и поняв, как нелепо выглядят украшения, стали срывать с себя жемчужины и бросать их в посла. Всё это показалось мне очень забавным. Некоторые идеи из этой книги людям стоило бы взять на вооружение, но многие сейчас слишком избалованны и не могут обходиться без ненужных вещей и изысканной еды, а от перспективы изо дня в день ходить в одинаковой простой одежде придут в ужас.
Прочитала «Повести древних лет» Валентина Иванова. Книга оказалась для меня тяжеловата по форме, конструкции предложений очень непривычные, предложения ёмкие, а не наполненные эпитетами и «водой». Здесь рассказывается о жизни и быте Новгородской земли и викингов, а также их противостоянии, когда викинги пытались захватить земли восточных славян. Что по истории, что по географии у меня «тройки», и книгу на подобную тему было бы невыносимо читать, если бы она не была написана в художественном стиле — с персонажами и их взаимоотношениями. Благодаря этому описанные реалии жизни и события казались ближе и понятнее. Во время чтения появилась гордость за русский народ. Не только потому что в трудное время не силой, так смекалкой одолеем врага, а ещё из-за Правды, по которой жили в то время. Это естественно сложившиеся и очень цивилизованные законы, охватывающие как личную жизнь, так и общественную, включая наказания за преступления. Это очень дружелюбные законы, но не избаловывающие и не разрушающие общество, как современная толерантность. И мне очень понравилось, что Правду не нужно было никому втолковывать — нормальному человеку это поведение кажется естественным, единственно правильным. Нельзя красть и обманывать, глупые вопросы осуждаются (потому что надо думать, прежде чем говорить, и учиться на примере других). А если убил человека — тебя изгоняют из города, но если ты раскаиваешься в своём поступке, то нужно заплатить семье убитого и городу большую сумму денег — и тогда можешь возвращаться. И если человек раскаивается и желает вернуться в родные края, то уж он постарается, будет трудиться, пока не вернёт долги, и тогда остальным, глядя на его усилия, тоже захочется его простить.
Удивительно, как уклад жизни русских отличался от уклада викингов из второй половины книги. И не только от них, если смотреть дальше «Повести древних лет». У кого-то принято обманывать, мол, выживает хитрейший, кое-кто вообще кредиты изобрёл — древним русским бы никогда в голову не пришло требовать с человека помимо уплаты долга ещё и проценты… Сейчас нашу культуру и менталитет разлагают извне, чтобы ослабить, но наша страна по-прежнему совершает такое, что гордость берёт.
Всего за шесть дней я прочитала «Игру Эндера». Нельзя сказать, что это хорошая книжка, в ней всего один интересный поворот, но мне показался настолько близким главный герой, что я читала эту книгу в любую свободную минуту, даже на эскалаторе в метро. А язык там такой простой, что страницы можно читать по диагонали, всё будет понятно и ни к чему не придётся возвращаться. Весь мой интерес заключался в том, как Эндера муштровали и как он себя при этом чувствовал. Я сама себя муштрую таким же образом всю сознательную жизнь, а этот год работы в издательстве изнурял не хуже тренировок Эндера. Мне кажется, я постарела на несколько лет и физически, и психологически, и приятно было встретить друга по несчастью. Я болела за него, переживала, желала нам обоим сил и терпения, восхищалась им и немножко собой. Тот самый поворот сюжета я неожиданно себе заспойлерила, потому что несколько лет назад посмотрела одну серию «Южного парка», а во время чтения книги вспомнила её и поняла, что это была пародия на «Игру Эндера».
Не дочитала я «Живой как жизнь» Корнея Чуковского, потому что с этой книгой нельзя торопиться, её надо смаковать и обдумывать. Там написано о развитии русского языка, его видоизменениях, которые обязательно происходят со временем, и автор рассказывает, как он и другие неравнодушные к языку люди старались мириться с этими новшествами или принимали их в штыки. Примеров масса, и все любопытные. Например, раньше говорили «домы», а форму «дома» придумали безграмотные люди, но она стала приживаться, и сейчас нам неправильной кажется прежняя форма. Наверное, так же случится и с «в разы больше», и с «болие лимение»… Но некоторые неправильные формы всё же отсекутся, в этом постараются борцы за чистоту языка.
А хотите интересную историю о слове «кофе»? Нас учат просто запомнить, что оно мужского рода, но многие по наитию употребляют его как слово среднего рода, потому что у него те же признаки, что и у слов «море», «поле», «горе»… Кофе как реалия жизни впервые появился не у нас, нам это слово только перевели. И перевели неправильно. Был вариант «кофий» со всеми признаками мужского рода, что логично, ведь родовое понятие — напиток — тоже мужского. Но кто-то решил повыделываться и создал неестественное для русского языка слово «кофе» мужского рода. Раньше я ругалась, а теперь думаю, что пусть так говорят. Конечно, тем, кто говорит «одно кофе», неведомы тонкости лингвистики, согласно которым так говорить правильно, им просто так легче и лень перестраиваться, но пусть. У меня много лет зрел протест против слова «брелоки». Какие ещё «брелоки», когда напрашивается «брелки»? Оказалось, это французское слово с корнем «брелок», а не с корнем «брел» и суффиксом «ок». Но в русском языке таких слов не было и нет. «Ок» — это всегда суффикс, таковы давно сложившиеся традиции языка. Это очень напоминает мне случай с «кофе». Я считаю правильным, что, когда иностранное слово попадает в русский язык, оно начинает жить по русским правилам, так что не хочу говорить «брелоки». Это какое-то недоразумение, что данная форма стала считаться правильной. Благо мне приходится употреблять это слово, только когда я на него жалуюсь. :Р
В компьютерные игры я почти не играла — некогда. Три раза удавалось уделить им 14 минут с утра перед работой.
5. Рабочий процесс
Мне нравилось то, чем я занималась на работе. Я быстро выучила корректурные знаки, а пробелы в области издательского дела заполняла с помощью книги на эту тему, которую мне дала Т. Эта книга содержала даже правила правописания, так что была полезна вдвойне, но не отвечала на сложные вопросы. Например, у одной проверяемой нами книги было два названия — на русском и английском, и автор зачем-то отвёл каждому по отдельной странице, где транслитерировал все выходные данные. Как располагать две этих страницы в будущей книге? Оставить вторую страницу пустой, а на третью поставить второе название (и тогда содержание книги пойдёт с четвёртой) или же второе название поместить на вторую страницу? Я уже не помню, как мы поступили, просто отмечаю, что в том гигантском справочнике были не все ответы на вопросы.
Было интересно исправлять ошибки и приводить текст к единому оформлению, иногда я даже выполняла функции редактора — отмечала смысловые нестыковки, переделывала кривые предложения. Вообще грань между корректорскими и редакторскими обязанностями я так до конца и не поняла, Т. просила меня исправлять или отмечать всё, что я увижу и смогу исправить, а мне хотелось суметь и научиться делать всё.
Во второй половине года редакция стала выпускать журнал, статьи в который присылали авторы, обращавшиеся в издательство прежде — издавали свои книги. Некоторые из них продвигали таким образом своих аспирантов. Журнал хотели привести к международному формату, поэтому всё, кроме текста самих статей, нужно было дублировать на английском языке. Кроме меня английского не знал никто, так что эту работу поручили мне. Вообще-то есть градация знаний английского, но в понимании людей старой закалки ты либо знаешь язык, либо нет. Умеешь воспринимать на слух современную английскую бытовую речь — значит, сможешь письменно перевести на русский специфические научные термины. Смешно. Но, повторюсь, я воспитывала в себе настрой «Я смогу!», хотела учиться новому и искала возможности, а не отговорки. И у меня всё получилось. Корректуру статей тоже выполняла я. Официально журнал выходил четыре раза в год, но пришлось делать их в спешке за пару месяцев и выпускать задним числом — не спрашивайте, решение руководства.
Были и другие нестандартные задания — так называемые выдирки, когда надо было перепроверять выходные данные книг, получающих новое издание с поправками, или, например, проверка поздравительных открыток для почётных клиентов издательства. Пару раз мне давали на перевод концовки договоров, для чего приходилось изучать особенности английских юридических терминов — как будет «ООО», «ИТК» и так далее. Мне нравилось это разнообразие заданий.
Проблема в том, что у каждого работника была определена месячная норма работы, которую необходимо успеть выполнить, и считалась она в авторских листах (а.л.), а в конце месяца каждый составлял в Экселе отчёт, который почему-то принято было называть «рапортичкой». За всё время Н. ни разу не справилась с рапортичкой сама, всё время звала на помощь Т., потому что не вытягивала на норму, и Т. всюду увеличивала ей объёмы работы, чтобы цифры сошлись.
Нормой редакторов были 30 авторских листов, у меня — 40, вроде как потому что у меня работа проще. Зарплаты — обратно пропорциональные. Один авторский лист — это 40000 знаков (с пробелами), или, грубо говоря, 22 страницы. Чтобы успеть в срок, мне нужно было корректировать по 1,8 а.л. в день. Это просто, если в офисе тихо и мне действительно нужно только корректировать текст, а если он написан будто пятиклассником-двоечником и содержит фактические ошибки, которые даже я вижу и не могу пройти мимо?
Иногда удавалось объяснить бухгалтерам, что книга была сложная, и тогда можно было поднять коэффициент отработанных авторских листов, но это каждый раз нужно было идти к ним на поклон и просить. Помимо корректуры мне часто приходилось делать сверку, которая записывалась по коэффициенту 0,2, а значит, чтобы успеть в срок, делать её нужно было в пять раз быстрее, чем корректуру.
Немного о рабочем процессе в издательстве. «Рукопись» распечатывается на бумаге 14-м кеглем и с полуторным межстрочным интервалом, корректор или редактор ручкой вносят в неё правки. Если нужно, в офис вызывают автора и выясняют-исправляют с ним сложные моменты. Затем работа попадает на стол верстальщице, которая сначала вносит в файл на компьютере правки, а потом, собственно, делает вёрстку и распечатывает макет книги. Дальше корректор делает сверку: смотрит, внесла ли верстальщица все необходимые правки. Плюс ищет неправильные и некрасивые переносы (например, «профессиональный», если «професси» осталось на одной строке, а всё остальное перенеслось на следующую), «висящие» предлоги из одной буквы, инициалы и фамилии на разных строчках, перенесённый на новую строчку короткий конец слова в конце абзаца, перенос заголовков по словам… Много чего. Вроде бы этим должен заниматься технический корректор, ну или верстальщица на худой конец (все эти вопрос относятся к вёрстке, можно программе задать правила, чтобы она правильно делала все переносы, но В. с этим не справлялась, и никто её не заставлял), но я не знаю, в этом издательстве штат сокращён донельзя и подобных должностей нет. Попутно надо искать ошибки, пропущенные во время корректуры. И всё это — в очень быстром темпе, ведь коэффициент — 0,2.
Качество работы из-за этой нормы и спешки страдало. Особенно выводили из себя сверки работ вслед за Н. Тогда-то я и увидела, что с её знаниями правил русского языка ей следует отправляться в школу, иногда она исправляла правильный вариант на неправильный, но Т. отнеслась к моему открытию как всегда терпимо и просто попросила исправлять возможные ошибки Н. Я исправляла. Правки вносила В., как всегда невнимательная и не обращающая внимания на то, что сделаны они двумя разными почерками. Потом работа снова оказывалась у меня для сверки. И всё, никто не видел косяков Н., ей сходило это с рук.
6. Конфликты
Одно время мне также приходилось вносить правки в электронный файл, потому что В. дали много внезапной и срочной работы. Либо это, либо внеплановый отпуск, потому что для меня на корректуру ничего не было.
Я уже описывала то, как сильно тормозил мой компьютер, и вносить на нём правки было непросто. Я поставила курсор в нужное место — надо ждать. Курсор замигал, я удалила неверную букву — надо ждать. Буква исчезла, я впечатала другую — надо ждать. Программа не отвечает… Иногда ВОРД вылетал, так что я стала часто сохраняться, а сохранение занимало от двух до пяти минут. Долго думали, какой мне назначить коэффициент за эту работу, в результате сошлись на том, чтобы я ориентировалась по времени. Если 1,8 а.л. — это 8 часов, то за один час получалось 0,225 а.л., или 0,2. Мне выгодно было тянуть время, пару дней никто бы этого не замечал и спустил на тормозах, просто впредь бы не потерпели (там все привыкли, что все всех обманывают), но это совсем не по мне, я хотела сделать всё не только правильно, но и быстро. Иногда я рисковала и вносила правки без ожиданий, компьютер повторял мои действия с задержкой. Но казалось, рисковать не следовало.
Однажды Н., ни разу честно не выполнившая норму, решила потратить время на ещё одно дело, о котором её не просили и которое не войдёт в месячный отчёт: она стала сверять за мной внесение этих правок. И нашла ошибки, две на двадцать страниц. Учитывая, как выглядит её объёмная неразборчивая правка, этот результат впечатляет.
Торжествующая, она подошла к моему столу и стала обвинять меня в невнимательности, повышая голос и показывая на меня пальцем. Её не смутило, что ошибки заключались в отсутствии частей слов: часть с ошибкой я удалила, а когда вписывала правильный вариант, то компьютер, очевидно, тормозил и не запоминал этих команд, а сразу переходил к следующему слову. Н. требовала от меня перепроверить всю работу по автокорректору. Тогда бы я исправила и все её пропущенные и сделанные ошибки — сделала бы её работу и потратила на это своё время, а о её ошибках никто бы не узнал. Я так злилась на Н., что высказала ей, что думаю о её редактуре, но все будто пропустили это мимо ушей. В. молча стояла и смотрела на нас, Б. даже не вышла из своего кабинета. Только Т. заметила то же, что и я, и заступилась. Да, Н. поступила правильно (впервые), когда вдруг решила проверить внесённые правки, и да, это не дело, что этот компьютер доставляет такие проблемы. Но я не виновата. Я даже не свою работу выполняла!
К слову, это была последняя, но не первая наша ссора с Н. Я внимательно следила за тем, как к ней относятся окружающие, чтобы понять, не собираются ли её увольнять. И всё говорило о том, что ею не слишком дорожат — например, первое время я пользовалась рабочей почтой бывшей сотрудницы, потом к ней же дали доступ Н., и я стала ей мешать. Когда было решено создать новую почту, я предложила создать её для Н., а себе оставить старую, но все настояли на том, чтобы новую почту создали на моё имя, а от имени бывшей сотрудницы писала Н. Было ясно, с кем рассчитывали попрощаться раньше.
Когда она пришла работать в издательство, несколько месяцев ей не давали ключей от кабинета — не доверяли, наверное. Я даже слышала сплетни о том, что начальник собирается уволить её после испытательного срока, так что странно, что всё обернулось так, как обернулось. Итак, по окончании рабочего дня работники редакции сами запирали квартиру на ключ и сигнализацию. Т. и В., как я уже писала, начинали и заканчивали рабочий день раньше на полчаса, так что в офисе оставались я, Н. и Б. В шесть часов я быстро собиралась и уходила, Б. ждала капушу-Н. и запирала дверь. Но спустя какое-то время Б. это надоело, и она взяла моду уходить раньше, оставляя меня с Н., у которой нет ключей. Мне и так ехать два часа, а ещё нужно было ждать, пока Н. допьёт кофе, помоет чашку, вновь сбрызнет лаком волосы и неспеша оденется, попутно вспомнив о чём-нибудь ещё. Первый день я потерпела и в результате приехала домой в 21:00, на следующий день сразу высказала ей претензию. Н. была уязвлена, но сделала вид, что её это не задело, нарочито спокойно спросила у меня что-то вроде: «У тебя что-то не так в жизни, раз ты так нервничаешь?» И предложила отдать ей мой ключ, чтобы я ушла, а она заперла дверь. Я на это не пошла, и она не поняла, почему. Слово «ответственность» ей не знакомо, как и думание наперёд. Обворуют квартиру, а потом с меня будут спрашивать: «Как оказались ключи у женщины, которой никто из нас не доверял?» Видимо, с тех самых пор она и вынашивала план мести, который удалось осуществить только благодаря моему древнему рабочему компьютеру.
Мой компьютер заменили, а заодно компьютеры Н. и Б., которые тоже стали жаловаться, хотя у них ВОРД открывался почти мгновенно. И на этом месте я хочу рассказать ещё об одном явлении, мешавшем рабочему процессу: компьютерщики.
По четвергам к нам приходил картавый молодой человек в костюме (назовём его А.), который по очереди проверял компьютеры какой-то программой. Пока компьютер был таким образом занят, его хозяйка приходила в нашу с Т. комнату и садилась за стол либо для внепланового перекуса, либо для временной редактуры работы на этом месте. Больше всего времени А. проводил у В., пытаясь разобраться в её сложной системе нескольких компьютеров. У него не получалось, он звонил своим коллегам и начальникам, чтобы они помогли советом, и это могло тянуться весь день. Компьютерщик он был никудышный, даже я знала, как решать проблемы, с которыми к нему первое время обращались мои коллеги, а потом перестали, потому что это бессмысленно. У редакции был заключён договор с обслуживающей фирмой: платишь 40000 в месяц — и к тебе раз в неделю приходит вот такой вот А., который не может настроить на компьютере доступ к общему принтеру. Ещё можно обращаться с компьютерными проблемами по телефону, морока ещё та, там сидят такие же А., а по телефону решать проблемы ещё сложнее. Когда у моего ВОРДа вдруг закончился срок активации, А. просто взломал его. Я не понимала, почему в редакции это терпят, сорок тысяч — дороговато за услуги подобного качества. Должно быть, просто никто в издательстве не разбирался в компьютерах, и этих людей, особенно доверчивого начальника, очень легко было обмануть. Не удивлюсь, если они думают, что ещё дёшево отделались. Тем временем сами компьютерщики получают тысяч по пятнадцать. Начальники фирмы хорошо устроились!
Через несколько месяцев А. ушёл, вместо него стал приходить А.II, первое время — в компании А., обучающего его. Извините, но это просто какая-то свинья. Неопрятный, с длинными сальными волосами, в неформальной грязной одежде, неаккуратный, всё время даже не шмыгал носом, а хрюкал. Когда думал, что его не слышат, матерился. Когда приходил, пил энергетики и ел какие-то конфеты — ставил всё это на наши рабочие столы. Плюхался на стул и разбрасывал со стола карандаши, не заметив их. Настоящий позор всех компьютерщиков, живой негативный шаблон.
Поначалу А.II наотрез отказался заменять мне компьютер, потому что он «в целом работает». На вопрос, почему в одном документе ВОРД не подчёркивает ошибки, сказал, что мы с Т. на двух разных компьютерах внесли все слова с ошибками в словарь. Т. сама нашла в настройках, где поставить галочку, чтобы автокорректор наконец-то заработал, задала ему ещё какой-то вопрос, и тогда А.II признался, что не разбирается в ВОРДе. Но он может построить в нём таблицу, а это уже больше, чем может обычный человек, поэтому мы должны его уважать. Когда он ушёл, я сама помогла Т. С таким же успехом платить те 40000 можно было мне.
Когда А. и А.II впервые пришли в офис вдвоём, я была на взводе из-за описанной ранее публичной ссоры с Н. А тут ещё этот грязный ничего не смыслящий в компьютерах, но до крайности уверенный в себе ребёнок разваливается на месте Т. и начинает каждые две секунды хрюкать. Я предложила ему платок, но он отказался и добавил, что «это» у него хроническое, не забыв смачно хрюкнуть. Я вежливо попросила его так не делать. И когда он спросил: «Как?» и демонстративно хрюкнул ещё раз, я ответила: «Как свинья». Слышавший это А. едва слышно засмеялся. Больше в тот день А.II не хрюкал — если у него что-то хроническое, то только бескультурье — может же вести себя прилично, когда захочет. На пару недель он перестал издавать эти мерзкие некультурные звуки, а потом стал хрюкать только при мне. Зрелое поведение.
7. Прочие трудности
Как будто одновременных недосыпа, чудовищной траты времени на дорогу, тараканов и шумных коллег было мало, летом на первом этаже под квартирой-офисом начали делать ремонт. Вибрировало всё: пол, стены, мой стол, бумаги на нём. От громкого звенящего звука раскалывалась голова. Коллеги ныли. Я подняла тему того, что нас должны отпустить домой, с работой или без, но все восприняли эту идею без энтузиазма. Тогда я пошла к начальнику одна. «В качестве исключения» в первый раз он отпустил меня и всех, кто пожелал присоединиться. Когда я вернулась с новостью, Б. едва не свалила меня с ног, так быстро унеслась домой. В офисе осталась только Т.
Но в понедельник снова повторился сверлёж, как и головная боль, и нытьё коллег. В этот раз начальник не был так благосклонен, мои аргументы вроде нерабочей обстановки, вредного влияние на здоровое работников и даже статьи из Трудового Кодекса его не пронимали. Пронимала только мысль, что если уйду я, то отпросятся и все остальные, включая бухгалтерию, а своих бухгалтеров он боится настолько, что не может сказать им «нет». Ещё он задал мне очень глупый вопрос: «Почему остальные не жалуются?» Потому что кишка тонка пойти и поговорить с начальником, зато я этими жалобами уже была сыта по горло. Начальник открыто плюнул на закон, и я не знала, что делать. В итоге впервые стала ныть, чтобы коллегам было так же невыносимо, как и мне. Нервы от недосыпа, тараканов, сверлежа и теперь ещё более шумной Н., перекрикивающей сверлёж, были на пределе.
Ко всему прочему в офисной люстре была очень тусклая лампочка, с которой никто не собирался ничего делать и меня отговаривали, мол, в этот плафон более мощная лампочка не влезет. На рабочем столе была яркая настольная лампа, но её подвижная подставка не позволяла зафиксировать её выше уровня глаз. Если ниже, то под ней не видно проверяемого текста, поэтому приходилось оставлять этот выжигающий свет на уровне глаз. После него переводишь взгляд в другую часть комнаты — словно в тёмный подвал смотришь. Может показаться, что я жалуюсь уже на всякую мелочь, но из-за этого света за полгода у меня на единицу ухудшилось зрение. Теперь у меня –8.
В отпуск я ходила к окулисту и просила прописать мне очки для чтения, чтобы во время корректуры не напрягать больные глаза очками для дали. Обошлись мне они в одну шестую зарплаты, и теперь постоянно приходилось жонглировать двумя парами очков, чему вдруг оказалась рада В.: «О, у тебя тоже двойное зрение, как у меня?» Двойное зрение?.. Она попыталась объяснить, но я не поняла. А она не поняла, зачем мне с обычной близорукостью двое очков. К слову, это не обычная близорукость. У меня четверится в глазах, а часть области обзора заслоняют отмершие нейроны внутри глаза, которые постоянно перемещаются, это называется деструкцией стекловидного тела глаза. Окулист не смогла мне ничего посоветовать с такой картиной болезни, только развела руками и одобрила идею с очками для чтения. Я не хочу потерять зрение, и меня очень расстраивало и пугало, что никто в офисе не принимал всерьёз проблему плохого освещения. Когда в коридоре под конец года перегорела лампочка и я в обед купила в магазине мощную светодиодную, все — без преувеличения — неделями радовались хорошему освещению, но улучшить его и в других комнатах даже не подумали.
Важная добавка к списку неудобств: одно-единственное маленькое полотенце для рук на пять работников и всех возможных гостей офиса.
Из-за откровенно нерабочей обстановки в офисе я не раз просила взять работу на дом. Если для меня нет внеплановых срочных заданий, по телефону в офис мне клиенты не звонят, никто со мной даже не разговаривает (начальник почему-то часто спрашивал у Т., закончила ли я корректуру, что у меня намечено дальше и так далее) — почему бы действительно не давать работу на дом? Тем более что у меня не фиксированная ставка, а месячная норма. И тем более что внештатные корректоры работают дома, у них просто чуть меньше коэффициент оплаты. Я убедилась в том, чтобы все в офисе знали о моём почти трёхлетнем опыте удалённой работы, но ленивый комментарий проходящей мимо В. («Ой, не знаю, мне трудно работать дома, там же всё время хочется поспать, поесть, телевизор посмотреть») почему-то перевесил мои доводы и опыт. Ну, да, у кого-то и в офисе находится слишком много соблазнов, чтобы качественно выполнять работу… А меня как раз в офисе много чего отвлекает и мешает работать, а дома я нахожусь в комфорте, не порчу зрение и сосредотачиваюсь, а ещё вместо четырёхчасовой толкотни в транспорте я могла бы высыпаться! Но нет, куда там. «Если ты будешь брать работу на дом, другие тоже станут». Ну и брали бы на здоровье, почему нет? Потому что это пожилой человек, он привык работать по старинке, чтобы все всегда были под рукой, даже если нужны они бывают раз в месяц и общение вполне можно было провести по телефону.
К Новому году решили накрыть стол, и Н. настояла на покупке алкогольных напитков. Узнав, что я не пью, она начала усиленно уговаривать меня и выпытывать, почему я не пью. Я спросила у неё: «А зачем?» Это была ошибка. Не стоит пьющим людям задавать этот ёмкий вопрос — они думают, что у них есть на него ответ. Мы снова разозлили друг друга своими кардинальными различиями и чуть не поссорились, но вмешалась деликатная Т. и предложила мне присоединиться к ним на празднике, но пить сок. Н. не любила оставлять за другими последнее слово, так что буркнула, что, чтобы не выбиваться из компании и не терять уважение других, можно и выпить. Ну, чтобы не терять МОЁ уважение, нужно не пить. В соседней квартире мажорные обладательницы кухонной плиты наготовили к празднику классных домашних угощений, а редакция ограничилась несколькими сортами сыра, фруктами, шоколадом и двумя заказанными в каком-то кафе пирогами. Стол был крошечный, его и вдвоём без того чтобы толкаться не накроешь, а коллеги пытались делать это вчетвером, поэтому я решила в это время поработать, втайне надеясь, что меня забудут и не позовут.
Я терпеть не могу шумные компании и подобные посиделки, и если бы я честно ответила коллегам на их «Почему?», они бы обиделись, ведь это подчеркнуло бы, что они относятся к поколению старых выпивох, а мне это неприятно напоминает праздничные застолья родителей, которые я всегда пересиживала в своей комнате. Так что я сидела молча, жевала неправильно разделанный ананас и мечтала скорее отправиться домой к любимому человеку, раз уж мы всё равно не работаем. С подачи Н. на смартфоне включили какой-то шансон. Меня не отпускали под предлогом злых обитателей соседней квартиры, которые ещё не сели за стол и в любой момент могли прийти с проверкой: мол, они и так сделали нам подарок, позволив есть вместо работы, и так сразу уходить домой — опасная неблагодарность. Но все присутствующие понимали, что всем будет комфортнее, если я уйду, и когда доставили пироги, добрая заботливая Т. отрезала мне по кусочку, завернула с собой в фольгу и отпустила домой.
В следующем январе я объявила о своём увольнении, чем расстроила только Т. и заместителя директора. Когда я пришла с заявлением к начальнику, то ожидала, что он спросит о причинах, но он только сказал: «Имеет право» (снова в третьем лице), — и подписал заявление. Остаток месяца Н. светилась от счастья.
Когда у одного из бухгалтеров был юбилей, коллеги стали скидываться ей на подарок, и я тоже предложила вложиться. Т. ответила, что ей неудобно принимать от меня деньги, я скоро ухожу и не обязана скидываться, но мне так было спокойнее, и я настояла (к слову, Н. пришла работать после моего Дня рождения, а увольнялась я раньше, так что она не скидывалась мне на подарок и чувствовала себя нормально). Оказалось, это означало, что я должна присутствовать при неловком личном поздравлении именинницы. В тот момент я задумалась о том, как это странно: другие тратят деньги, чтобы купить желанное место среди поздравителей, даже речь готовят, а я бы лучше заплатила, чтобы не участвовать в таком. Совсем не потому что мне неприятен человек, просто настолько меня напрягает общение и моменты, когда все друг на друга обращают внимание.
Не знаю, возможно ли для меня найти хорошую работу в офисе. Интересно, это мне так «повезло», или в каждом офисе коллеги свинячат, сплетничают, откровенно глупят и врут? Я несколько раз ловила коллег на лжи. Например, однажды В. отпросилась уйти пораньше, потому что ей нужно было с больной ногой к врачу, а на следующей день она жаловалась, как устала заниматься вчера на фитнесе. Мои невнимательные коллеги и ухом не повели, а может, они и не слушали её ни в тот, ни в этот раз.
Другая работница издательства, вообще с другого этажа, однажды отправила на наш принтер распечатку детской презентации о космосе (много чёрного цвета, белый текст — в копеечку такая распечатка влетит), но не пришла за ней, потому что, видимо, выбрала этот принтер по ошибке и не хотела признаваться в личном расходовании ресурсов издательства. Когда её вычислили по фамилии на презентации и позвонили ей по телефону, она всё отрицала.
Ещё я наконец познакомилась с коллекторами, о которых раньше только слышала страшные истории. Такое случается, если вместе с тобой на этаже проживают квартиросъёмщики, которые взяли в долг деньги у сомнительных агентств и быстро сбежали на другой адрес не заплатив. Нам исписали гадостями лифт и стальную дверь, всему этажу залили клеем замочные скважины — по счастливой случайности мы быстро это заметили, клей ещё не успел застыть. Невероятно, но есть люди, которые сами выбрали эту профессию и наслаждаются ею, это так мерзко.
* * *
В 2017 году почти всё время бодрствования я проводила на работе. Я не понимаю, почему работодатели не создадут больше удалённых вакансий для тех, чьё присутствие на работе не обязательно. Это бы разгрузило дороги в час-пик, сэкономило бы электричество в офисе, а может, и саму аренду, если вся работа будет осуществляться на домашних компьютерах работников и в интернете.
Большая часть работников этого издательства находится на пенсии. У пожилого начальника вообще две работы: управление издательством и преподавание в университете. А вы говорите, все хотят после 55 сидеть дома… Не только не хотят, но и выживают со своей работы молодых.
За этот год я узнала о женщинах больше, чем хотела бы. Они забывают, о чём говорили они и другие. Всё время рассказывают одно и то же. Кажется, что единственное яркое событие в жизни родившей женщины, к которому она постоянно возвращается, — это роды. Я понимаю, это огромное потрясение и то событие, которое полностью меняет жизнь, но тошно же всё время о нём слушать, тем более в подробностях.
Я всё время в мыслях и разговорах возвращалась к воспоминаниям об учёбе: школа, колледж, институт, в сумме 17 лет всё-таки. Теперь постоянно возвращаюсь к году работы в этом издательстве: цитирую бывших коллег и привожу их в пример к какому-нибудь явлению. Этот год произвёл на меня неизгладимое впечатление. Я благодарна бывшим начальнику и коллегам за то, что они дали мне шанс.
Теперь я снова хочу удалённую работу.