Наш временный отпуск, не означает, что мы забудем пополнять нашу группу интересной исторической, кулинарной информацией о нашем городе.
Утренняя краеведческая пробежка. Улица Комсомольская, до революции называлась Приютской. Благодаря этому зданию. Честно, если я бы была туристом - крайне удивилась бы его состоянию.
История здания такова (из интернета)
27 августа (8 сентября) 1842 года было учреждено Саратовское губернское попечительство детских приютов, хлопотами которого при содействии губернатора Фадеева и купца Зейферт 1 (13) октября 1843 года открылся первый в городе приют для детей из малообеспеченных семей, существовавший на пожертвования состоятельных лиц и занимавший сначала разные съёмные дома.
Мариинский приют помещался около девяти лет в наемных домах, а в 1852 г. средствами приюта был куплен дом, который переделан и приспособлен для удобного помещения приюта почетным гражданином П.Ф. Тюльпиным.
В 1855 г. во время бывшего в гор. Саратове большого пожара дом детского приюта сгорел со всем имуществом; в 1856 г. он был вновь отстроен Тюльпиным, причем пристроен верхний этаж для помещения живущих в приюте детей. Тогда же было разрешено устроить церковь при приюте, сооруженную почетным гражданином Шартаном.
В 1862 г. коммерции советником П.И. Кокуевым было пристроено к дому шесть комнат в двух этажах. В 1882 г. детский приют был снова увеличен и заново отремонтирован на средства почетного члена П.И. Кокуева, израсходовавшего на это 11720 руб.
В 1877 году приют наименован «Мариинским» в честь августейшего имени Ее Императорского Величества.
В настоящее время Мариинский детский приют помещается на Приютской ул. в третьей части гор. Саратова в собственном прекрасном каменном трехэтажном здании, расположенном на берегу р. Волги, с небольшим двором и маленьким садом во всю длину дома, на дворе разбит садик, устроен фонтан и расположены служебные постройки, в верхнем этаже находится церковь с небогатым, но изящным иконостасом. Всё здание приюта оценивается около 20000 руб.
Благотворительные учреждения России. – Санкт-Петербург, 1912.
В просторном новом доме учреждение имело лазарет, столовую, прачечную, баню. Кроме того во всю длину дома, на дворе был разбит сад, устроен фонтан и расположены служебные постройки, в верхнем этаже находилась освящённая в 1859 году церковь (Домовая церковь Марии Магдалины при Мариинском детском приюте) с небогатым, но изящным иконостасом.
Приют связан с именем Лидией Руслановой.
(настоящее имя – Агафья Лейкина-Горшенина) родилась в 1900 году в селе Чернавка Сердобского уезда Саратовской губернии (ныне – Пензенская область) в бедной семье крестьян-старообрядцев.
“… Я родилась в деревне, в Саратове, в Саратской губерьни жила”
Когда Агафье было 4 года, ее отца забрали в солдаты на Русско-Японскую войну, где, по официальным данным, он пропал без вести, а на самом деле был ранен, потерял ногу. Когда Агафье было 6 лет, умерла ее мама. Заботы о семье (где было еще двое детей) легли на Агафью и на слепую бабушку. Они ходили по Саратову и окрестным деревням, пели и христарадничали. Лида пела, кричала зайцем и лягушкой, а бабка причитала: «Сироты, мамка их померла, а батя их за веру, царя и отечество кровь проливает, подайте копеечку». Выступления пользовались успехом. Уличную певунью приглашали даже в богатые купеческие дома. Вскоре умерла и бабушка. Лиде было на тот момент семь лет.
Хождение с сумой продолжалось почти год, пока на талантливую девочку не обратила внимание вдова чиновника, погибшего в Русско-японской войне. Пожалев сирот, она решила за свой счёт пристроить детей по приютам. На каждого писала прошение, ходила по инстанциям и добилась того, что все дети были пристроены.
С 6 лет - приют в Саратове, церковно-приходская школа, уроки пения и музыкальной грамоты у регента, церковный хор в кафедральном соборе, где маленькая Лида была солисткой. Голос юного дарования прихожане сравнивали с Ангельским. В собор Александра Невского со всего города съезжались ценители неподражаемого таланта “послушать, как сирота поёт”. “…На угасающем фоне взрослого хора возник голос. Его звучание всё нарастало ни на мгновение не теряя своей первородной чистоты. И мне показалось, что никто - и я в том числе, не дышал в этой массе народа. А голос звучал всё сильнее. И было в нём что-то мистическое, нечто такое непонятное…”