– …Я ему и говорю, ты только музыку не включай, а то я подпевать начну, – смеясь, рассказывала Регина.
– Блин, ну ты даешь! Или с ним так скучно в кровати, что, кроме как петь, заняться больше нечем? – захохотала Казакова.
– Я тебе о чем и говорю, вечно ляпну что-нибудь, а он на меня как на дуру смотрит.
– Вот! Не слушаешься маму! А она, оказывается, правильно тебя клюет: «Регина, вот так не делай, делай вот так»!
Девушки взорвались хохотом, но их громкий непринужденный смех резко оборвался звонком в дверь. Они посмотрели друг на друга, ничего не понимая. Так бывает – когда мысль запаздывает. У обоих после сытного ужина и бутылки сухого белого мысли текли медленно.
– Господи, Владик, что ли?
– Блин, надо такси вызывать, – поникла Алиска и сразу засобиралась домой.
– Сейчас разберемся. Может, это соседка насчет лифта что-то хочет сказать, – засомневалась Чарушина и остановила подругу: – Подожди, не спеши.
Алиса сдвинулась к краю углового дивана, присев на его выступающий модуль.
Регина жила в типовой однушке, переделанной под «студию». Кухня и прихожая вливались в общее жилое пространство, поэтому со своего места Казакова могла видеть, кому подруга откроет дверь. Потом вдруг подумалось, что если это действительно пришел Владик, то надо наоборот – отсесть подальше. И дело не в том, что при его виде у нее поджилки тряслись, а в том, что Влад ее терпеть не мог.
Встречаться глаза в глаза с тем, кто тебя на дух не переносит, не очень приятно, вот и Алисе захотелось оттянуть этот момент.
Блин, так хорошо сидели с Регинкой! Говорили о всякой всячине, секретами делились, ржали…
Казакова прислушалась: щелкнул замок – открылась входная дверь.
– А ты чего не позвонил?
– Думал, что ты меня и так ждешь. Соскучилась. Без звонка нельзя приехать?
– Жду. Можно.
Точно. Так и есть. Владос нарисовался.
Алиса вслушивалась в разговор, не зная, что и делать: то ли на месте сидеть, то ли домой уматывать. Дурацкая какая-то ситуация.
– Владик, ну ты же сказал, что не придешь, – говорила Регина.
– Плохо, что пришел? Я сказал, что днем и вечером мне некогда, но ночь-то свободна.
Влад шагнул в гостиную и остановился, увидев Алису.
– Привет.
– Привет, – выдавила она.
Сама не могла понять, почему он производил на нее такое впечатление, вызывал какую-то странную неловкость: смотришь на него и чувствуешь себя человеком второго сорта. Вроде и внешность у него интеллигентная: чисто выбритое лицо с породисто-впалыми щеками, взгляд умный сосредоточенный. Но глаза темные, колючие. Подбородок часто надменно вздернут. И если улыбка, то – все знающая, а если усмешка, то – насмешка. Может быть, поэтому?
– А у вас праздник? – вот он, тот самый колючий взгляд.
– Да. Я же приехала, вот и празднуем. Алиска тоже по мне соскучилась.
– Ты, видимо, по Алиске тоже больше, чем по мне.
– Не говори глупостей! – улыбнувшись, воскликнула Регина и схватила Влада за руку, чтобы втянуть дальше в комнату: – Ну, Вадик… – и умолкла на полуслове.
– Вадик? – с нажимом переспросил Влад. – Очень интересно.
Чарушина прикрыла рот ладошкой, не зная, что и сказать теперь.
– Это просто вырвалось, – повторила напрасно и бессмысленно.
– Просто вырвалось, – кивнул он и повернулся, чтобы уйти.
– Стой! Ва… Влад! Не уходи! – остановила его в прихожей. – Господи, не знаю я, откуда это имя взялось! Сорвалось! Владик, пожалуйста!
– Завтра поговорим, – сказал он резковато, мрачнея с каждым словом, но потом будто смягчился: – Я правда сегодня устал. Не будем нагнетать. Отдыхайте. Я домой. Завтра приеду и поговорим. Ты же дома завтра будешь? Хорошо? – вроде примирительным тоном, но мира не ощущалось.
– Дома, – подтвердила убитым голосом.
– Я позвоню.
Рейман ушел. Регина присела на диван рядом с Алисой и глотнула из своего бокала, пытаясь вином заглушить горький осадок произошедшего. Но даже этого не получилось. Она подавилась вином и до слез закашлялась.
Алиса постучала ей по спине.
– Что это было?
– Это был Рейман, мать-иго.
– А кто такой Вадим?
– Нет никакого Вадима, – резко выдохнула, прокашливаясь окончательно и выпуская из себя раздражение. – Сама не знаю, откуда взяла. Говорю же, идиотизм какой-то. Бес попутал. Владик-Вадик, Вадик-Владик, блин. Язык от вина заплелся.
– Точно?
– Алиса, я бы тебе рассказала. Нет у меня никого, кроме Влада. Самое обидное, что поругаемся сейчас из-за сущей глупости. Из-за ничего. Такой злой ушел, ужас просто. А я не хочу ругаться, нафиг мне эти разборки. Че делать-то?
– Че делать… Минет делать! – заржала Казакова.
Чарушина нервно засмеялась и заерзала на диване, собираясь с мыслями.
– Обойдется. Я столько не косячу.
– Не? – Алиса выразительно посмотрела на подругу. – Ну, правда… Не-е-е?
– М-м-м, – покачала головой.
– То-то он и бесится. Ты ему недодаешь, вернее, не берешь! – снова захохотала Казакова. – Хотеть надо мужика! Хотеть!
– Че его хотеть, он че мороженое, – мрачно пошутила Регина.
Влад, кстати, бывало, обвинял ее в холодности. Она не понимала, что не так и что ему еще от нее надо. Признаний в любви? Так для таких громких слов тоже время нужно. Что попусту бросаться?
– Хоть у меня к твоему Владосу и спорное отношение, но в данной ситуации… – наморщила Алиска нос и закончила нехотя: – Поставь себя на его место. Две недели не виделись, он весь обскучался… пришел… а ты его чужим именем встретила.
– Стою, – хмуро отозвалась подруга, – вот именно на его месте я сейчас и стою. Как объясняться теперь? Что объяснять? Попробуй докажи, что нет никакого Вадика. Не хочу с ним ругаться... – Взяла телефон и набрала номер Владислава. Он ответил сразу, и это уже радовало. – Владик, пожалуйста, не обижайся. Так глупо все вышло. Завтра поговорим, хорошо? Только не злись…
***
– Вадь… – позвала Соня, выходя из ванной и натягивая платье.
– Ау, – Вадим потер лицо и глянул на Соньку.
– Слушай, дай денег, а? – Вытащила из горловины темные волосы, поправила на крепких загорелых бедрах синий подол и застегнула молнию на боку.
– Денег на новую юбочку?
– На такси, блин! Серьезно. Я без налика вообще. Чего лыбишься? – спросила и сама в ответ улыбнулась, сверкнув черными глазами.
Потому что невозможно к его улыбке остаться равнодушной. Она у него открытая, честная. Да и сам он такой – честный. До грубости. И плевать, что и кто о нем подумает.
– Я б тебя… вот прям шкуру бы содрала… – Села на кровати около него и пригнулась. Растопырила пальцы, будто собиралась вонзить ему в плечи свои длинные ногти.
– Зачем тебе моя шкура?
– Сама не знаю. Чтобы было.
Такое хищное желание он у нее вызывал всегда. Знакомы много лет, а ощущение не пропадало – по нервам Шамрай бил одним своим присутствием. Из таких он, которые в постель взглядом укладывают.
Соня тронула его темные коротко стриженные волосы. Они чуть длиннее, чем он носил раньше. Сейчас Вадим пострижен под «бокс».
– Тебе так хорошо, – улыбнулась.
– Да? – смотрел на нее спокойно и выжидательно.
Глаза у него серые. Светлые, яркие, чистые. Сонька знала, что они другими могут быть: ледяными. Блестящими, словно зеркало, что кроме собственного отражения ничего не увидишь.
– Угу. И с бородой. А то как побреешься, у тебя рожа каменная.
Грубовато сказала, но правда. Да и Вадька не обидится. Лицо у него волевое, словно из камня выточенное и отполированное, нос прямой широковатый. Плотная щетина смягчала черты, делая их еще ярче и выразительнее. Брови казались еще темнее, ресницы гуще.
Вадим захохотал, и Сонька дернулась от него, усевшись прямо и чуть подальше.
– Сволочь ты. Вроде столько лет тебя знаю, а все девственницей себя чувствую.
– Плохо и больно? – снова засмеялся.
– Нет. Каждый раз страшно стесняюсь, перед тем как трусы снять, – захохотала.
– Угу, – кивнул и закончил за нее: – А потом думаю, хрен с ним, пусть Вадя снимает.
– Шамрай, ни один мужик не умеет делать этот так, как ты. Верь моему слову, я знаю, о чем говорю. И Светка меня убьет. Сказала, чтобы я к тебе не приближалась, – засмеялась, как будто виновато наморщившись.
Еще ей нравилось, что ему можно все прямо говорить. Все, что на душе. Как есть. Что думаешь. Сама не всегда его понимала, но с ним быть не понятой не боялась.
Любят его бабы, что ни говори. И у него к ним особое чутье. Наверное, из-за сестры-двойняшки. Они со Светкой и внешне очень похожи, и эмоционально сильно связаны. Даже живут рядом: она – этажом ниже.
Вадим кивнул, улыбнувшись:
– Светуля у меня заботливая.
– Боится, что наша особенная дружба вдруг перерастет в нечто большее, – шепнула, словно секрет большой выдала.
– Чего-чего?
– Угу, я, когда долго тебя не вижу, страшно скучаю. А потом ты приезжаешь, я в тебя немножко влюбляюсь.
– Это ненадолго. Смотайся к кому-нибудь из своих – все пройдет.
– Вот умеешь ты охладить мои романтические порывы! – весело воскликнула, откинув черные кудри за спину.
– Конечно. Я ж тебе потом сопли подтирать не буду, – засмеялся Шамрай.
– Эх-х-х, – картинно вздохнула. – Ты безнадежно зачерствел в своем Катаре, высох, как сухарь.
– Да что ты. Я очень сентиментальный человек. Меня даже реклама на нашем телевидении до глубины души трогает.
– Нет, правда! Думаешь легко найти мужика, который хорошо оттрахает? Даже не представляешь!
– Слав тебе, боженька, мне и не представить, – с усмешкой качнул головой.
– А мужика, с которым можно открыто и без комплексов говорить обо всем на свете, найти еще труднее.
– Так ты поговорить приходила? – иронично улыбнулся Вадим.
Соня захохотала, но ее хохот тут же перешел в вопль, когда в квартире птичьей трелью зазвенел дверной звонок:
– А-а-а-а, Светка пришла! – вскочила и одернула платье.
– Да, это она, – откинув одеяло, Вадим поднялся с постели и ушел в гардеробную, чтобы натянуть спортивные штаны. Не встречать же сестру в чем мать родила.
– Вадя, где моя сумочка? – кинувшись искать свой клатч, обежала круглую кровать.
– Не знаю.
– А чулки?
– Не помню. Внизу, наверное.
Смеясь, Соня сбежала по прозрачным стеклянным ступеням в гостиную.
– Точно, внизу…
Сумочку обнаружила на консоли около телевизора. Чулки валялись у дивана.
Усевшись, натянула один чулок на руку, но, обнаружив стрелку, с раздраженным выдохом стянула. Скомкала оба, выбросила в мусорное ведро на кухне и побежала за Вадимом. Он уже вышел в коридор, отделяющий жилую часть квартиры от входной двери.
– Чулки порвала, блин.
– Бедствие какое. – Вадим вытащил из шкафа куртку, пошарил по карманам и достал бумажник.
Соня влезла в туфли на высокой шпильке и открыла дверь.
– Я твои вещи из химчистки забрала… – начала Света, но оборвалась, – охренеть… Ты уже тут.
– Я тут как здесь, а здесь как там! – хохотнула Соня и чмокнула подругу в щеку. – Убегаю, некогда мне. И так опаздываю. Потом поболтаем, ладно? Вадя, денег дай.
– На, – сунул в декольте Сонькиного платья пятитысячную купюру, – и на чулки тебе останется.
– Я тебе сдачу потом отдам, – с удовольствием поиронизировала.
– Только позвони предварительно. Как сдачу соберешься принести.
Соня хотела его обнять, но лишь аккуратно положила ладони на плечи. Одно сильно ушиблено: сплошной синяк, уже цветущий, заползающий желтым на ключицу.
– Блин, плечо твое, – тоже поцеловала его в щеку. – Пока.
– И не плачь по мне, пусть тебя сегодня кто-нибудь хорошо отымеет, – пожелал с усмешкой.
– Никто меня так душевно не провожает, как ты. Никто так не умеет! – изобразила восхищение Соня и шагнула за порог.
– Меня вот не очень прикалывает, что ты мою подругу трахаешь, – проворчала Светка, когда брат захлопнул дверь.
– Сестра, я тебе клянусь: не я ее, она меня.
– Именно сейчас верю тебе на слово, – хмуро глянула на его посиневшее плечо. – Просто ты же знаешь: она сегодня здесь, завтра там. Не, я ее очень люблю, она мой верный друг, но с мужиками у нее своеобразные отношения. Мне глубоко плевать, если это не касается тебя.
– Меня устраивает, что сегодня она здесь, а завтра там, – посмеялся Вадим и забрал из рук сестры сумку с вещами. – Зря напрягаешься. И у тебя все под контролем, и мне далеко ходить не надо. Реальная Сонька девка. Честнее некоторых. Нахрена ей один задрипанец, когда она нормально стадо баранов пасет. Гуляет всех по очереди и не парится.
Они поднялись в спальню и прошли в гардеробную. Вадим бросил сумку на пол и присел на банкетку, оперевшись спиной на стену. Света сунула ноги в мягкие домашние тапки и стала раскладывать вещи по полкам. Кое-что развешивать.
– Вадька, не давай ей денег.
– Я не обеднею.
– Не в этом дело. Пусть со своих баранов и тянет, а не с тебя, – ворчала сестра.
– Не рычи, а то становишься похожа на своих друзей.
– Вот и бойся, – усмехнулась, бросив взгляд в зеркало: на свою черную футболку с черепами.
– И не переживай, у нас другая дружба. Сонька по мне соскучилась, а я по Родине. Вот теперь чувствую: я дома.
– П-ф-ф, – фыркнула и засмеялась Светлана. – Плечо синее, рука не поднимается, зато потрахаться, это как за здрасьте.
– А Сонька умница, она умеет… чтобы без рук.
– Прикройся, – бросила ему футболку, – а то не могу на тебя смотреть. Нет, подожди. Давай хоть гепаринкой намажу.
– У меня нет.
– У меня есть. Сейчас принесу. – Сразу сунула руку в задний карман джинсов и достала ключи от квартиры. – Ну как ты так, Вадюш, вложился, что ли, неправильно?
– Да прям. Патроны были мощные… экспериментальные. Если бы лежа стрелял, без ключицы бы остался.
– Охренеть. А в аптеку лень было зайти?
– Я ходил.
– Чего мазь не купил?
– Угу, дайте мне презервативы и мазь от синяков. Заодно. На всякий случай.
Светка засмеялась, сунула в шкаф последнюю рубашку и осторожно обняла Вадима, стараясь не тревожить поврежденное плечо.
– Лю тебя. Соскучилась.
– Я тебя тоже.
– И лю, и соскучился? – прижалась губами к его небритой щеке.
– И лю, и соскучился, – погладил сестру по голове, чуть сильнее прижав к себе здоровой рукой. – Ты кормить меня будешь? Я голодный как зверь.
– К родителям же едем. Мама уже ждет.
– Нет, на поклон к мамке с папкой я хочу явиться сытым и добрым, а то вдруг что не так – выпрут из дома и чаю попить не успею.
– Может, вы с отцом все-таки наладите отношения… – вздохнула Света.
– Вы? – намеренно уточнил Вадим. – У меня с Константином Львовичем все ровно. Это у него со мной чего-то не ладится.
Сестра еще раз вздохнула, но не стала развивать эту тему.
– Слушай, у тебя телефон звонит? Жужжит где-то, не пойму.
Вадим поднялся и пошел в спальню. Взял с кровати вибрирующий телефон.
– О, Ладу-у-уля тренькает, – протянул с усмешкой.
– Рейман уже всем натренькал. И мне. Спрашивал, поедем мы в «Пирогово» или нет.
– Конечно, поедем. Так охота в рожу кому-нибудь плюнуть, обязательно, поедем.