Моё детство было разделено на две части: сказочно-благополучное до 91 года и школьно-тяжёлое после. Перестройка, а по факту разруха. В том же, 91-м году я пошла в первый класс. Так совпало, что вместе со страной пришлось перестраиваться и мне. Переходить к другой, более взрослой жизни.
К переменам были готовы не все. Это сейчас, спустя столько лет и став взрослой, я понимаю, насколько было тяжело родителям и бабушке с дедушкой. Даже просто принять и осознать, что нет больше страны, нет больше прежнего строя и уклада жизни. Нет денег. Нет продуктов в магазинах... Нет абсолютно ничего...
А тогда я конечно ничего этого не знала и не понимала, отчего иногда грустят взрослые. Бабушка и дедушка жили в деревне, на все каникулы я приезжала к ним. А родители навещали нас по выходным, привозили продукты и временами не очень хорошие новости...
Помнится мне один эпизод того непростого времени.
Весь день лил дождь. Было холодно и сыро. Даже в доме. А родителям предстояло сегодня уезжать обратно в город. Ну сплошные расстройства.
У дедушки лекарства закончились для ног. А из-за непогоды боль усилилась, и он, охая и вздыхая, лежал целый день в чулане. Бабушка нервничала и из-за него, и из-за погоды, из-за того, что родители мои промокнут до нитки, пока через лес до автобуса дойдут. И из-за какого-то загадочного дефицита в городе. Из-за того, что папе зарплату убавили и вообще сказали, что завод недолго протянет. Все сидели с каменными лицами, вздыхали.
Я читала книжку в комнате, то и дело подходя к этажерке на кухне и тихонечко, по малому кусочку откусывала от привезенной из города жвачки. Она была жёсткая, ярко-розового цвета. Вкус значился, как клубничный, но пахло не клубникой, а каким-то волшебством, прекрасной и счастливой, совсем другой жизнью. Жизнью, как в американских фильмах: где есть ролики, куклы Барби, Диснейленд и бесконечные удовольствия. На вкладыше, шуршащем, словно калька, была нарисована машина. Ярко-синяя, с открытым верхом. Таких машин на наших улицах я никогда не видела. Она была тоже из той, другой, радостной жизни. Вкладыш я сразу решила Митьке отдать, ему нравятся машины. А мне такое ни к чему.
Дождь немного утих, подошло время отъезда родителей. Мы обнялись на прощание. Я долго смотрела в окно, как мама с папой идут по дороге уже на соседней улице.
Дождь снова начал расходиться, полил так, что родители скрылись из глаз раньше, чем повернули за ивовые заросли. Нависли тяжёлые тучи, дали заволокло синевой. Мне уже надоело читать книгу, я просто молча сидела и смотрела на бабушку. Она подперев голову руками тоже смотрела в окно. Молчала, вздыхала. От этого молчания становилось ещё грустные и даже страшнее. Я чувствовала, что происходит что-то глобальное, нехорошее и непоправимое. Но что именно - я не понимала.
- Ох, когда же просвет-то наступит? Когда же заживём? - тихо проговорила бабушка, не отрывая взгляд от окна.
Я вышла в сени. В маленькое тусклое окошечко было плохо видно, но я разглядела, что с восточной стороны небо было уже бирюзовое, там кончалась туча, сквозь дождевую муть виднелись лёгкие белые облачка. Значит совсем скоро закончится этот дождь, это тяжёлое время. Значит совсем скоро бабушка перестанет грустить. Вот он просвет наступает!
Я влетела обратно на кухню:
- Бабушка! Там с восточной стороны просвет идёт! Прямо к нам. Совсем скоро наступит!
- Ах, ты моя хорошая, ты сама - мой просвет, - обняла меня бабушка и вытерла слёзы.