Ранее: Жизнь чурки в России в восьмидесятиые годы
«Здравствуйте, Валентина! Я слышала, что в 90-е в Узбекистане и в других бывших республиках русских выживали. В наш уральский городок в это время оттуда переехало много семей. Знакомые из Учкудука, строили этот город. но у нас не было деления по национальностям, у нас и до этого был очень многонациональный город. А вас это коснулось в Узбекистане?»
Постараюсь ответить на этот вопрос. Мне почему-то показалось, что этот вопрос возник из-за «чурки» в предыдущей статье, мол, если такое наблюдалось в России, то как там у Вас в Узбекистане или еще где. Пишу не в упрек, это здоровое любопытство, скорее желание знать.
Я про весь Узбекистан не смогу сказать, я не аналитик, не политолог, а вот только про то, что сама видела и знаю о тех местах, где жила.
Еще в детстве я столкнулась с такими словами, как «Ок кулок» лично в мой адрес, это в переводе с узбекского «белое ухо», но подразумевалось «свиное ухо». Когда я спросила у отца почему меня так назвали, то он ответил, что это такая дразнилка для русских, ведь у нас белые уши. Надо сказать, что так называли меня девочки однолетки и чуть постарше совсем незлобиво и даже ласково и принять его за оскорбление я тогда не могла никак не только потому, что не понимала это слово, но и потому, что это говорили мои подруги.
У отца часто были ученики узбеки, кто по радиоделу, кто по фотоделу, они были у нас дома, как у себя. Есть дома родители или нет, они приходили к нам, как к себе домой, вели себя уважительно и с достоинством, я воспринимала их, как родственников.
Меня практически до трех лет нянчили подростки узбеки, один из них по имени Рахмат мне запомнился на всю жизнь, может потому, что он более других уделял мне внимание. Мать нас троих рожала как-то три года подряд, и он практически был мне нянькой тогда, когда мать занималась новорожденными братиками.
Я уже училась в первом или втором классе, когда у отца был ученик по фотоделу Хаким, мужчина лет тридцати, я его запомнила, может быть потому, что мы, дети, научили его сало свиное есть в отсутствие родителей. Ему понравилось и, если сначала он стеснялся признаться в этом даже нашим родителям, то со временем и при них уплетал его за обе щеки.
Так я, присутствуя при одном из их разговоров, услышала незнакомое для меня слово «лашпек» в адрес человека, которого знала, произнесено оно было далеко не уважительно, а с какими-то уничижительно пренебрежительными интонациями. Когда Хаким ушел, я спросила у отца, что это за слово, а он сказал, что это плохое слово и, чтобы я никогда его сама нигде не произносила.
Потом я поняла, что это слово употреблялось в отношении некоторых узбеков, а однажды его услышала и в адрес всех. Дома я его ещё слышала иногда, но только не от отца, а попав в детдом и после него это слово мне вообще не встречалось.
Надо сказать, что русские, что узбеки в среде родителей гордились, если можно так сказать, связями друг с другом, а особенно родственными. Узбеки всегда подчеркивали, что в их роду есть русские, а русские говорили кто из их родственников женат на узбечке или замужем за узбеком, чаще второе, говорили о своих знакомых с той и этой стороны. Дружбе детей между собой по национальному признаку никто и никогда не препятствовал.
Мы в основном жили в съемном жилье в частных домах у местного населения, то у узбеков, то у казахов, только однажды у немцев, в детское среде мы говорили или я так думаю, что говорили, на их языках, быстро осваивались и языковых препон не было. Это были языки узбекский, казахский, иранский, немецкий, турецкий, карачаевский. Права пословица, где говорится, что с кем поведешься, от того и наберешься.
Не помню больших праздников у соседей, может потому, что тогда люди бедно жили, но, если сосед зашел в дом, то без пиалы чая и надломленной лепешки не мог уйти.
Из своего раннего детства я помню себя пяти-шестилетнюю в кругу узбечек девочек подростков и девушек на выданье
в саду на расстеленном покрывале под большим раскидистым буйно цветущим деревом бульденежа, смех, напевы, приплясывания вокруг покрывала., шлепки и догонялки.
Одни выдавливали усьму
на дно перевернутой пиалы,
другие красили друг другу брови и ресницы ею, кто-то заплетал кому-то косички.
Надо мною тоже колдовали то одна, то другая девочка и я приходила домой с зелеными бровями (усьма, единожды или дважды, трижды нанесенная даёт зеленый цвет, надо краситься неоднократно, чтобы появился чёрный) и со множеством мелких косичек (благо тогда у меня волосы уже были), в концы которых вплетены белые толстые хлопчатобумажные нити, а я гордилась этим.
Зимой я тоже была в домах у соседей, когда за мной приходили, а когда сама к ним шла. Особых развлечений не было, садились в теплой одежде вокруг сандала, спрятав ноги под одеяло.
Сандал, это углубление в полу, чаще посреди комнаты, в середину которого ставится жаровня с горячими углями, сверху деревяный столик – хон-тахта, который накрывается большим, ватным одеялом под которым и прятали ноги, чтобы им было тепло.
Играли в какие-то палочки, что-то рассказывали друг-другу, а когда не было взрослых бесились, кувыркались на курпачах, боролись, бывало и мутузили друг друга до тех пор, пока нам не приносили угощение.
Среди нас был мальчик-инвалид, в младенчестве за ним ночью не доглядели родители и его ножки обгорели в сандале на половину ступней. Мы всегда это помнили и немного боялись сандала. Это потом жаровни стали делать закрытыми, а так угли ставили в обыкновенном тазике.
Так мы и жили мирно со всеми, не подозревая, что какая-то нация выше, какая ниже, что до детдома, что в детдоме, что после. В детдоме, правда, одна воспитательница советовала мне отдать предпочтение в дружбе казаху, а не таджику, но как-то съежилась под моим взглядом и больше этот вопрос не поднимала. Она не была националисткой, сама была замужем за выходцем с Кавказа, просто учитывала национальные особенности ребят.
Конечно, иногда кажется, что в своём окружении было больше русских, просто так складывалось, но, если сейчас начинаешь вспоминать, то получается, что мы просто не замечали, что человек не твоей нации, мы были просто людьми.
Местные люди в решении каких-то своих насущных вопросов предпочитали всегда обращаться к русским, говорили, что доверяют полностью, больше, чем своим. Говорили, что русские люди компетентные, справедливые, честные и обязательные, но я думаю, что это ещё и потому, что они не хотели, чтобы свои знакомые или родственники знали про суть вопроса, что могло уронить их статус в их обществе, свои обычаи и менталитет никто не отменял.
Всё началось в девяностые, когда Союз развалился, до этого я дважды, наверное, сталкивалась с неприятием русского – в ташкентском трамвае и в Каракалпакии, в автобусе, в первом случае окружающие люди остудили пыл разъяренной женщины, а во втором даже высадили старика из автобуса, который стал кричать что-то нехорошее в мой адрес, когда я ехала с детьми.
Осознав, что случилось, русские, немцы, евреи, корейцы, татары и другие потянулись в Россию, а кто и дальше, Мы же в Хорезме не верили, что Союз может развалиться, голосовали за единое государство. О развале Союза горевали все – русские и узбеки, казахи, корейцы и другие.
Началась война в Таджикистане, появились беженцы и пополз слушок, что и здесь русских будут вырезать. Кто-то испугался и, быстрее распродав всё, с чемоданами на выход. Появился анекдот, где Президент спрашивает у своего правительства: - «Что будем делать теперь, золотозубые, когда от нас уехали все золотоголовые и золоторукие?».
В организациях стали быстро переводить документооборот на узбекский язык, что породило такую кашу, в которой чёрт ногу сломит, мы тогда смеялись, что теперь воровать намного удобнее стало, концов не найти будет. Но смех смехом, а иногда и самой приходилось, не зная узбекского, я так и не выучила его, печатать узбекские тексты и даже находить там ошибки.
В один год против русских хотели поднять местное население, приехали пропагандисты из Бирлик и стали петь, что русских гнать надо, в результате погнали их за пределы Хорезма. Наши аксакалы сказали, что у нас общие семьи, дети от совместных браков, как мы их делить будем на русских и узбеков. Не прошло.
Лично ко мне несколько раз подходили разные неприятные русские женщины и спрашивали шепотом не собираюсь ли я с семьей выехать в Россию, ведь скоро русских резать будут. На мой вопрос – почему они ещё сами здесь тушевались и говорили, что на чемоданах сидят и снова начинали уговаривать быстрее уезжать. От одной отвязалась, послав её, а второй просто пригрозила милицией, если ещё раз мне попадётся или увижу, что она ещё кому-то это шипит.
На бытовой почве у меня тоже появился националист-сосед. Я бы не стала это утверждать на сто процентов, просто это был вообще человеконенавистник, ненавидел всех без разницы - узбеков, русских, а уж языком, как помелом работал, гадость на гадости изрыгал и обещал реки русской крови, но и его ненавидели все в доме.
Так что я не помню никаких гонений русских из Хорезма, за пределами его я слышала много страшных историй, когда люди не могли выехать, их вынуждали продавать за бесценок или вообще бросать своё жильё, так было с моей бывшей начальницей в Каракалпакии, в поездах дальнего следования их, и не только их, ущемляли, унижали и грабили туркмены или казахи на своих территориях, даже детей не жалели, тому много свидетельств моих знакомых.
Те, кто вывозил свой скарб и семью через Мангышлак, мог лишиться не только скарба и машины, но и жизни, многие семьи так пропадали бесследно. В Бухарской области обстреляли пассажирский автобус вместе с людьми, бесследно пропадали фуры с товаром и водителями, люди гибли в бандитских разборках. Такие слухи, одно ужаснее другого появлялись чуть не каждый день, такое творилось везде по всему бывшему Союзу.
Я же с 1995 по 1999 год часто ездила в автобусах дальнего следования из Хорезма в Ташкент за тысячу км., часто одна русская среди людей местной национальности, иногда одна женщина на весь автобус и чувствовала себя вполне комфортно, если не считать дорожные неудобства.
Надо сказать, что Указом Президента запрещалась дискриминация кого-либо на национальной почве и, если жаловались, то шло тщательное расследование, но и без этого указа люди оставались людьми. Не могу утверждать, что везде всё хорошо было, но я ведь про себя писала.
Далее: Халилла.
Мои воспоминания про меня и мою семью, а читателям, впервые оказавшихся на моих страницах, предлагаю читать мои повествования с самого начала со статьи "История знакомства моих родителей" для этого вам просто надо навести курсор на слова, выделенные здесь голубым цветом, и нажать мышку. Чтобы читать продолжение, достаточно нажать на название следующей статьи, тоже выделенной голубым цветом, после слова "Далее".
Прошу выражать своё отношение к статьям лайками, делиться с друзьями в соцсетях, комментировать и подписываться. Мне нужна Ваша поддержка, буду Вам очень благодарна.