Малая Пуза - 1
МАЛАЯ ПУЗА -1
Да, так смешно называлась деревня, в которую мы переехали, когда мне исполнилось три года. Отца перевели туда на повышение: до этого в Мадаеве он работал главным агрономом МТС (машинно – тракторной станции), а в Малой Пузе его выбрали, точнее, назначили председателем колхоза, который назывался «Путь к социализму». Через несколько лет, видимо сочтя, что социализм уже построен, колхоз переименовали, назвав его «Путь к коммунизму». Но жить от этого лучше не стало. Деревня Малая Пуза, состояла всего из трех – четырех улиц, образованных крестьянскими избами, большинство из которых имели соломенные крыши. Однако в этой небольшой деревушке в те времена кипела жизнь. Жители почти поголовно работали в колхозе, работал магазин, была своя восьмилетняя школа – в деревне было много детей.
Об этих временах моего раннего детства у меня остались обрывки очень смутных воспоминаний, в том числе, к сожалению, и не очень приятных. Первое воспоминание – я попал под грузовик и чуть не погиб, что само по себе удивительно - ведь грузовых автомашин в те времена даже в МТС было немного, а в колхозах их не было вообще. Помню, я перебегал улицу, помню, что справа надвигалась машина. Чем быстрей я бежал, тем быстрее ехала она – так мне казалось, и я попал аккурат под правое переднее колесо. Спасло меня только то, что была зима и при торможении колеса пошли юзом – меня несколько метров заблокированным колесом машина везла перед собой по снегу. Помню ощущения сначала крайней жути и страха, а потом невыразимой радости от спасения. Помню крики ужаса – от нашего дома кто – то бежал, то ли мама, то ли бабушка. Моё спасение было настоящим Чудом: меня спас мой Ангел – хранитель, иначе объяснить этот случай невозможно…
Еще одно неприятное воспоминание – лето, иду я по улице, мне примерно четыре года и попадаются мне главные враги малышей в деревне – гуси. Вытянув вперед голову и угрожающе шипя, гусак погнался за мной. Видимо, я не умел ещё бегать, как следует, потому, что гусак меня догнал и исщипал мне всю задницу. Помню, от страха и боли я вопил на всю улицу, но помочь мне было некому – все люди были на работе, на полях. Жуткий страх перед гусями сохранился у меня на всё детство; я их боялся лет до двенадцати, когда я понял, что главный способ защиты от гусей – не бегать от них, а наоборот, надо остановиться и тогда гусак (чаще всего нападают они) не посмеет щипаться. А лучше поднять с земли какую — нибудь хворостину — тогда защита точно обеспечена.
Ещё одна история случилась вскоре после нашего переселения в Малую Пузу. Было мне в ту пору года четыре. Попали нам с моим закадычным другом Колькой Настиным в руки спички и решили мы с ним устроить «купальницу» - так у нас назывался костер. За двором, в огороде обнаружили кучу соломы, (приготовленную, видимо, для опаливания поросёнка), приваленную к дощатой стене двора и решили её поджечь. Солома загорелась быстро, но, к счастью, огонь быстро заметил кто – то из соседей. Они и потушили его, а меня отец как следует выпорол — запросто мог сгореть не только сарай, но и дом.
За избами шли огороды, за огородами протекала речка Алатырь. За Алатырем простирались заливные луга, трава на которых росла, как в песне - по пояс. Укосы на этих лугах были замечательные. Луговые цветы издавали дивные запахи, в небе журчали невидимые жаворонки. За лугами начинался лес, куда мы ходили за ягодами и грибами. За ягодами любила ходить моя мама, а мне это занятие не приносило никакого удовольствия: надо наклоняться за каждой ягодкой и пока наберешь стакан, семь потов сойдет. Жара, очень хочется пить, а вода в бутылке, которую брали с собой, почему-то очень быстро заканчивалась. Доходило до того, что несколько раз, тайком от матери я пил воду из луж и, надо сказать, никогда не имел никаких нежелательных последствий в виде поноса или болей в животе. В основном, собирали мы землянику - ягоды крупные, спелые, очень вкусные, но стакан наполнялся крайне медленно. Но я был исполнительным ребенком и когда собирал ягоды, много их не ел - только пробовал, остальные старательно складывал в стакан.
Совсем другое дело - грибы. В лесу в это время уже гораздо прохладнее, пить хочется меньше, да и корзинка наполняется гораздо быстрее, чем стакан с ягодами. Мы прекрасно разбирались в грибах, хотя знали только несколько их видов: первым делом в лукошко складывались, естественно — белые, затем маслята, потом подосиновики, подберезовики, из соленух - волнушки. Подозрительных грибов типа каких то дубовиков, моховиков мы не знали и не собирали. Даже лисичками мы брезговали — они были не очень вкусными. На сыроежки даже не смотрели.
Но случались и более грустные истории. Как-то осенью отец поехал смотреть поля - весь ли урожай на них убран - и взял меня с собой. Проезжая мимо поля, засеянного просом, мы увидели огромную стаю воробьёв, которые кормились вкусными просяными семечками. Мы очень и сами любили семечки проса-маленькие вкусные шарики с характерным вкусом. Так вот, над просянымполем клубилась огромная стая, а точнее – несметная туча воробьёв. Отец достал из коляски мотоцикла ружьё и, не целясь, выстрелил в воробьиный хоровод. От заряда дроби на землю осыпался целый ворох бедных серых воробышков. Я побежал смотреть - большинство из них были неживые. Вдруг в стороне один из воробышков отчаянно захлопал крылышками, пытаясь безуспешно взлететь. Я подбежал к нему, взял в руки. Птичка была ранена - у неё было перебито крылышко. Почти невыносимая волна жалости захлестнула мою детскую душу. Со слезами я упросил отца немедленно повернуть домой. Там я посадил пичугу в картонную коробку, выстелив её ватой, поставил туда блюдечко с молоком и другое-с просом. Утром, только проснувшись, побежал к коробке… Увы, воробышек лежал мертвый, кверху лапками. Горе моё было безутешно. Такова была моя первая встреча со смертью, с безжалостной жестокостью судьбы. Горестей и утрат потом в моей жизни было немало: приходилось хоронить родственников, друзей, но эта первая смерть запомнилась на всю жизнь…
Истории детства чередуются в моей памяти – хорошие с плохими. Помню, мне лет пять, канун Нового Года, мы с мамой везем на санках домой настоящую лесную ёлку. Светит солнышко, снежок скрипит под ногами, душу переполняет радость от предвкушения величайшего праздника. Это впечатление – одно из самых ярких и радостных в моем раннем детстве…Елка была у нас на каждый Новый Год, благо лес был рядом. Обычно это была небольшая, аккуратная ёлочка, очень пушистая. Елочных украшений тогда было очень мало, стеклянных не было вообще. В основном они были изготовлены из картона и ярко раскрашены, обычно под золото и серебро. Мне до сих пор запомнились некоторые из них – маленький дирижабль, мандолина, самолетик. Прочих новогодних украшений, таких как мишура, гирлянды, особенно электрические, не было совсем, поэтому мы с мамой задолго до Нового Года, ещё по осени, начинали делать украшения сами. Приносили со двора пучок обычной соломы и нарезали её кусочками примерно по два сантиметра. Затем доставались так же загодя припасенные фантики от конфет и нарезались небольшими прямоугольными кусочками. Затем с помощью иголки поочередно прокалывался кусочек фантика, затем пронизывался кусочек соломинки, затем – опять фантик, потом опять соломинка и так получалась незамысловатая, но красивая гирлянда. За осень мы с мамой изготавливали их огромное количество. Заворачивали в фольгу от конфет грецкие орехи, приклеивали к ним ниточку в виде петельки и вешали на елку. Так же вешали и редкие тогда конфеты, так что елка всегда была у нас нарядная и красивая.
А вот печальная история, которая произошла зимой. Один из малопузинских мужиков, хороший знакомый отца, подарил мне перед Новым Годом живого, настоящего, то – ли зайца, то – ли кролика.
Я очень был ему рад и постоянно выбегал во двор, где в специально для него сделанной клетке, тот обитал. Но зимы в те времена были очень снежные и морозные – не то, что сейчас. Однажды утром, выскочив по нужде на двор, я заглянул в клетку. Увы, мой любимец лежал на боку без признаков жизни, вытянув передние и задние лапы – замерз…
Детская душа отходчива и я быстро забылся в играх со сверстниками. В Малой Пузе главной пацанской игрой - девчонки в неё не допускались по причине слабосильности и неумения кидать биту - была игра в «клёк». Клёк - это небольшая цилиндрическая чурочка, вроде тех, которые используются в игре в городки. Игра эта захватывала нас полностью - на земле очерчивался квадратный «кон», в его центре устанавливался вертикально «клёк». Броском биты его нужно было оттуда выбить, причём как можно дальше. Пока водивший бежал за «клёком», чтобы как можно быстрее водрузить его в центре кона, надо было добежать до «кона», заступить за специальную линию и возвратиться к черте, откуда бросалась бита. Если «клёк» ставился на кон раньше, чем бросавший биту игрок возвращался на исходную позицию, то этот игрок становился «водившим». Игра эта требовала ловкости, глазомера и физической силы. Особенно интересно было играть в «клёк» ранней весной, на первых просохших полянках, на которых пока не было травы, которая делала игру в «клёк» невозможной.
Летом иногда с улицы раздавался крик: «Старье – кости принимаю!». Кричал татарин – инвалид, в замусленном донельзя халате, который, сидя на телеге, запряженной лошадью, объезжал деревни и принимал старье и кости. Гораздо позднее я узнал, что такой человек, принимающий старье, называется «маклак». За какое – то количество рванья и костей он выдавал нам глиняные свистульки. Услышав крик маклака, мы сначала бежали на улицу – удостовериться в его прибытии, затем домой – выпрашивать у матерей хлам и кости. Никаких костей после забитого поросенка, естественно не оставалось, приходилось долго и нудно выпрашивать у матери ненужные тряпки. Понятно, что лишних тряпок тоже не было. Со слезами, бывало, приходилось упрашивать мать отдать какую – нибудь изношенную вещь. Зато потом, получив заветную свистульку (у них, оказывается, тоже есть свое название – «окарина»), мы часами в них свистели. Когда надоедала своя, менялись друг с другом. Радости не было предела!
Летом и осенью, когда шли сильные дожди, у нас находилась новая «развлекуха». Называлась она – «машинам вредить». Заключалась она в том, что на проезжей части дороги, и без того полностью разбитой, мы лопатами углубляли ухабы и направляли в них потоки грязи, чтобы впоследствии «тащиться» от вида застрявшего и буксующего грузовика. Но насладиться таким зрелищем нам не удалось ни разу: грузовики легко преодолевали наши препятствия, да и отец, прислушавшись к нашим разговорам и услышав название нашей новой игры, «выписал» мне по первое число, так, что это развлечение быстро умерло.
Помню замечательный момент из жизни той поры. Частенько приходил я к Кольке Настиному, своему закадычному другу. Когда нельзя было гулять на улице – шел например, дождь, мы с ним забирались на топчан, стоявший в сенях и покрытый старым рваньем и, наигравшись, засыпали. Спали долго, и сквозь сон был слышен шелест капель дождя по соломенной крыше избы. До сих пор помню чувство необычайного спокойствия и умиротворения в душе в это время, никогда я больше его в жизни не испытывал. Проснувшись, выбегали на улицу; дождь к тому времени прекращался и светило солнышко. Мы, как оглашенные бегали босиком по лужам, было весело и радостно.
Отец работал в Малой Пузе председателем колхоза и имел свой служебный транспорт – мотоцикл с коляской. Иногда он меня на нем катал, и я хорошо помню одновременные ощущения жути и радости от большой скорости. Проблем у отца хватало, вставал он очень рано, в половине шестого, завтракал и ехал объезжать поля. Однажды он, как всегда, приехал домой на обед и с видом заговорщика позвал меня к мотоциклу. Когда он откинул кожаный чехол коляски, я ахнул – коляска наполовину была заполнена карасиками, которые лежали на травяной подстилке. Они были небольшими, но их было много, чешуя ярко отсвечивала на солнышке золотом. Карасей, как потом выяснилось, дал ему один мужик, живший неподалеку от нас. Вообще, рыбаков в деревне было много, и они часто снабжали нас рыбой.
Ещё помню одну историю, связанную с рыбой. Однажды городецкая бабушка, которая жила у нас в Малой Пузе, принесла из магазина свежих карасей. (Тогда можно было сдавать улов в магазин по линии потребкооперации, позже от таких закупок почему – то отказались). Отложив пяток карасей, бабушка принялась их чистить. Вдруг один из них затрепыхался у неё в руках. Недолго думая, бабушка выбежала в сени и пустила карасика в деревянную бочку с водой, которая стояла там, в противопожарных целях. Всё лето карась жил в этой бочке (бабушка его регулярно кормила), пока наш кот – разбойник как – то ночью не выловил его оттуда и не сожрал. Мы к карасю уже привыкли, и нам его было очень жалко. Бабушка в сердцах кота отлупила, но, как всегда, мягко – полотенцем. Таким образом, рыба присутствовала в моей жизни с самого малолетства, поэтому, наверное, я её и люблю во всех видах – и в ухе, и жареную, и запеченную.
Кстати, коты постоянно жили у нас в доме, но никто к ним никаких эмоций не испытывал – у них не было кличек, никто их не ласкал. Относились к ним, как к необходимому в хозяйстве инвентарю – инструменту для борьбы с мышами, а ловили они мышей исправно. Поймав мышь, кот почему – то приносил её домой и долго с ней игрался – то отпуская, то внезапно хватая, а когда ему эта игра надоедала, сжирал мышь с отвратительным хрустом.
Как - то зимой, забив поросёнка, родители решили сделать домашние колбаски, наверное, потому, что в продаже в деревнях в ту пору никаких колбас и в помине не было. Долго и нудно промывали свинячьи кишки, рубили вручную в корытце фарш, набивали им кишки. Затем затопили баню, которая топилась по – чёрному и, подкладывая в огонь сырую солому, целый день коптили колбаски. Целый день занимались родители приготовлением этих колбасок и надо сказать, что они получились столь замечательными на вкус, что я и сейчас уверен - ничего вкуснее в своей жизни я не пробовал!
Были в Малой Пузе и другие развлечения. Осень, на реке холодно, да и рыба уже не клюет. В лесу нет уже ни ягод, ни грибов. Везде на всех полях и огородах убран урожай, выкопана картошка. Но нас ждет маленькая радость - в огородах, на пустующих грядках созрели вкусные ягоды паслена черного. Тогда мы не знали этого мудреного названия. Маленькие черные ягодки у нас называли очень просто – «бздника». Если вы думаете, что название этих ягод связано с метеоризмом, то вы заблуждаетесь. А почему они так назывались – один Бог ведает. Запасать их в прок было нельзя – ягодки были очень нежные, да и было их очень мало, хватало только полакомиться на грядке. Когда я рассказываю сейчас внукам об этом нашем лакомстве, они, естественно, смеются. У нас же название ягод никакого смеха не вызывал – просто такое у них было название.
Потом выпадал снег, наступали первые морозы и в деревне начинали резать поросят. Они только назывались так – поросята, а на самом деле это были огромные свиньи и боровы, которых откармливали не один год. Выйдя утром на морозец из дома, можно было уловить носом специфический аромат – у кого-то палят забитого поросенка. Мы мигом мчимся на запах - благо огороды свободны, весь урожай собран. Нюх не подвел - у соседей через два дома на огороде полыхает костер: хозяева и забойщики, поджигая пуки соломы от костра, опаливают лежащую на свежей пороше тушу свиньи. Подбегаем, хватаем пучки соломы, помогаем опаливать. Над нами сначала смеются, потом отгоняют, но мы не уходим, ждем в стороне. Чего ждем? Лакомства, обычного детского деликатеса тех времен: после тщательного опаливания мужики-забойщики отрезают от туши уши и хвост. Мы впиваемся зубами в нежные, пропеченные хрящики…Вкусно!!!