Давайте перечитаем известное стихотворение Сергея Михалкова "Фома", а заодно полюбуемся на переиздание этого текста, которое вышло в серии "Классики детской книги" редакции "Малыш".
Сначала порассуждаю о самом стихотворении, а затем об иллюстрациях этого конкретного издания.
Итак, стихотворение "Фома" Сергея Михалков сочинил в 1935 году. Впервые оно было опубликовано в июльском номере журнала "Пионер", то есть адресован текст школьникам, и сам Фома - тоже школьник, уже пионер (это следует из текста). Главный герой этой истории - мальчик по имени Фома - никогда не верит тому, что ему сообщают, и всегда поступает по-своему. По-дурацки. Последним достигается отличный комический эффект текста! Герой попадает в такое количество смешных ситуаций, как реальных, так и фантастических, что детям читать стихотворение очень смешно.
Имя Фома, конечно, не случайное. Все мы помним, что "Фома неверующий" - это не случайное выражение, а отсылка к одному из библейских апостолов и его истории, изложенной в Новом завете. У Михалкова, конечно, никаких религиозных мотивов в тексте нет, он заимствует из всего этого контекста только имя и прилипший к нему стереотип человека, которого трудно в чем-то убедить. Не знаю, как текст читали и понимали в 1935 году, когда прошло не так уж времени после революции и было еще довольно много людей, которые хорошо помнили Библию и сюжеты из нее. Возможно, читали его как отчасти антирелигиозный. Что до школьников 1970-х и так далее годов, те наверняка никаких отсылок к религии не видели и, возможно, в большинстве своем даже не знали о библейском происхождении того самого первого Фомы.
В отличие от библейского Фомы, который не верил в чудо воскресения Христа, этот Фома ушёл куда дальше. Он не верит вообще ни во что: ни в мороз, ни в ветер, ни в град. В основном, конечно, его проблемы связаны с отрицанием погодных условий и законов природы в целом. Михалков демонстрирует характер своего героя через отрицание самых базовых вещей. Например, в следующем четверостишии Фоме сообщают про дождь на улице и говорят надеть галоши, но он категорически отказывается.
Вообще в советской детской поэзии первой половины ХХ века очень часто упоминаются галоши! Сегодня этот предмет гардероба ушёл в прошлое, так что современным юным читателям приходится дополнительно разъяснять, что это за обувь такая.
Тут сразу интересное обстоятельство: после того, как Фома прогулялся по лужам без галош, он вовсе не слёг с воспалением лёгких. Мы вообще не знаем, были ли последствия у этого вопиющего поступка, потому что автор рассказывает уже о следующем происшествии: наступила зима, все надели зимние вещи, дети катаются на коньках. Но Фома вновь не верит сообщениям о погоде и выходит на прогулку в одних трусах.
Интересно, что Михалков тут гиперболизирует поведение персонажа: он не просто отказался надеть что-то теплое, как в случае с галошами, а вообще разделся чуть ли не догола. Так-то в одних трусах люди и жарким летом гулять не ходят, но Фома не просто никому не верит, он еще и категорично демонстрирует собственное неверие, и не боится шокировать общественность.
Мы все ждем, будут ли последствия для героя, который поступает так неразумно? Но нет, Фома опять не заболел воспалением лёгких (и правильно, видимо, у него хороший иммунитет, а воспаление лёгких случается не от переохлаждения, а бактериальной инфекции), в мире опять наступило лето - и автор радует нас следующим эпизодом. На этот раз Фома отправляется в зоопарк, где не верит, что перед ним стоит слон. Он уверяет, что это животное вовсе не слон! Своих версий видовой принадлежности животного, впрочем, Фома не выдвигает.
Думается, не случайно Михалков придумывает для демонстраций Фомы такие простые примеры: погода, звери. Фоме, по словам самого автора, уже целых одиннадцать лет (кстати, слова про "мне одиннадцать лет" появились в более поздних редакциях стихотворения, в первых редакциях вместо этих слов было "аллигаторов нет!"), но не понимает он вещей, очевидных даже самым маленьким читателям, а значит они тоже смогут посмеяться над Фомой от души, понять нелепость его тотального сомнения.
Далее читателя ждёт может быть самый занимательный эпизод этой книги: сон Фомы, в котором он встречается с крокодилом. Сюжетно здесь происходит следующее: отряд пионеров подходит к реке и заключает, что купаться в ней небезопасно, ведь в реке водятся крокодилы. Читатель, который внимательно читал начало книги сразу догадается, что Фома сделает дальше. Конечно, поплывёт! Заключив, что сообщение про крокодилов ложное, Фома отправляется в плавание и его, конечно, съедает крокодил!
Тут кстати самое время сделать отступление и вспомнить о богатой традиции крокодилиады в советской детской поэзии! Думаю, все замечают, что крокодилы в любимых наших стихотворениях встречаются едва ли не чаще, чем галоши, гамаши и примусы. Отчасти это из-за народного городского фольклора, в котором была невероятно популярна песня "По улице ходила большая крокодила", отчасти из-за Корнея Чуковского, о Крокодиле которого я писала буквально пару дней назад. Напомню вам о других крокодилах нашей детской литературы:
- Саша Чёрный "Крокодил"
- Николай Гумилёв "Мореплаватель Павзаний"
- Юрий Коваль "Удивительная грядка"
- Ирина Токмакова "Крокодила"
- Сергей Козлов "Крокодил"
- Э. Успенский "Крокодил Гена и его друзья"
- Андрей Усачев "Как кричит крокодил"
- Виктор Лунин "Крокодил"
- Владимир Орлов "Кроко-роко-коко-дил"
- Игорь Шевчук "Объяление"
- Дмитрий Сиротин "Африканский Новый год"
И это, конечно, не полная детская крокодилиада, можно еще добавлять и добавлять! Общее во всем этом то, что символика крокодила в наших детских стихах, как правило, обозначает выход за границы возможного, иногда даже в область абсурдного. Как в стихотворении Михалкова: встреча с крокодилом происходит не в реальности, а во сне.
Вернёмся к стихотворению. Интересно кстати, что Михалков в этом стихотворении нечаянно (я думаю, что нечаянно) сам нарушает природную закономерность. Стремясь к лексическому разнообразию, Михалков дважды называет животное "крокодилом", один раз "зверем" и трижды - "аллигатором". Но, что интересно, этот род крокодильих представлен всего двумя видами: аллигатор миссисипский и аллигатор китайский, оба они не водятся в Африке, хотя во сне героя действие происходит именно там.
Что же происходит после того, как крокодил съел Фому? Неужели герой опять не исправится и ничему не научится? Конечно, нет! Крокодил его уже доедает, а он по-прежнему заявляет, что ни капли не верит ни в каких крокодилов! В конце эпизода он все же просыпается от ужаса происходящего, но только для того, чтобы заявить совсем уж абсурдное: он заявляет, что эпизод с крокодилом вовсе не был сном.
Недавно в Дзене я участвовала в диалоге, в ходе которого меня уверяли, что сомневаться полезно вообще во всем. как будто бы сомнения в том, что дважды два - это четыре или там в теореме Пифагора, это вовсе не отсутствие базовых знаний и несформированность научной картины мира, а наоборот, признак хорошо развитого критического мышления.
Вынуждена признать, что я некоторое время обдумывала эту мысль, но все же так и не согласилась с ней. Даже подумала в связи с этим разговором, что сегодня стихотворение "Фома" вновь становится очень актуальным. На его примере мы можем объяснять маленькому читателю, почему очень важно иметь базовые знания о мире, расширять их и понимать степень достоверности сообщений. Фома этот, который подвергает сомнению любое очевидное утверждение (о том, что слон - это слон, что зима - это холодно) - вовсе не человек с хорошо развитым критическим мышлением, а человек либо нарочно упрямый, либо демонстративный "акционист", либо просто глупый. Впрочем, может и в этом моем утверждении можно сомневаться, кто знает.
Я не случайно несколько раз подчёркивала, что автор как будто намеренно ничему не учит своего героя. Более того, перед нами история про антигероя, который в конце вовсе не перевоспитывается, не исправляется и не умнеет. Посудите сами: раз за разом он попадает в дурацкие ситуации, которые произошли исключительно из-за его отрицания очевидных вещей, но при этом не раскаивается, не сокрушается и даже не расстраивается. Совсем нет: Фома, не моргнув глазом, отправляется в очередное приключение, лишь бы показать всем свою независимую точку зрения. В конце автор уже отчаялся ждать, что его герой хоть раз признает свою неправоту и обращается напрямую к читателю: вы уж, друзья, сделайте сами выводы из этой истории. И я не сомневаюсь, что ребенок вполне способен сделать правильные выводы!
Здесь самое время посетовать на то, что в 1930-е годы авторы не боялись таких историй про антигероев, смело предлагали их детям, поскольку верили в способность детей разобраться, что правильно, а что нет. В то время как современные родители нередко боятся читать детям даже "Незнайку", ведь из этой книги ребёнок непременно научиться ругать девочек плохими словами! (Я это не выдумала, мне это на одном форуме написали, про Незнайку.) Я уж не говорю о современной "проблемной" литературе.
Последнее, что хотелось бы сказать о тексте стихотворения, это предположения о его источниках. Так, в одной из научных статей, автор сопоставляет ритм и размер "Фомы" с "Гренадой" Михаила Светлова и с пародией, написанной А. Г. Архангельским на "Гренаду" и два других стихотворения Светлова и опубликованной в "Литературной газете" в 1929 году, и отмечает их полное ритмическое сходство. Кстати, в той пародии также был сон героя в сюжете. В частности, исследователь Зеев Бар-Селла в статье для Toronto Slavic Quarterly пишет: "И — последний штрих: метр. «Гренада», «Лирический сон» и «Фома» написаны одной и той же разновидностью четырехстопного амфибрахия — то дробящегося, то не дробящегося на 2-стопные полустишия", ссылаясь здесь на работу М. Л. Гаспарова "Современный русский стих: Метрика и ритмика", в которой отмечено, что данный метр в русской поэзии был задан Василием Жуковским.
(Здесь в скобках добавлю, что основная мысль, которую исследователь Бар-Селла пытается обосновать в своей статье, кажется мне довольно абсурдной, автор меня не убедил, поэтому пересказывать не буду.)
Ну и наконец об иллюстрациях! С 1935 года, когда стихотворение было впервые напечатано, его проиллюстрировало множество художников, в том числе самых лучших. В данном переиздании мы видим иллюстрации художника-мультипликатора Сергея Алимова (мой сын, взглянув на книгу, сразу сказал кодовое слово "Бонифаций"), созданные в 1977 году. Интересно, что иллюстрации эти создавались не для книги, а для набора открыток, чем объясняется их композиционное однообразие: все картинки - это крупные полосные иллюстрации одного размера. Если бы художник работал над иллюстрациями к книге, то, конечно, они были бы разного размера, в том числе в кульминационных моментах мы увидели бы двухполосные иллюстрации. Но у нас набор открыток, который был издан как книга, и, как видите, получилось вполне неплохо.
Алимов довольно интересно работает с текстом. Как и многие художники детской книги, рисует он больше, чем говорит автор. Обратите, например, внимание на ушастую собаку, которая сопровождает Фому почти на каждой иллюстрации и становится немым свидетелем всех его чудачеств, даже в его африканском сне. На каждой картинке собака изображена по-разному, в разных позах и с разным выражением морды! Можно отвлечься от основного сюжета и придумать дополнительный, только про собаку, хотя никакой собаки в тексте Михалкова нет.
Также хочется обратить внимание на выражение лица Фомы. В каждой описанной автором ситуации он вполне невозмутим, а кое-где даже выражает надменность (глаза закрыты, губы поджаты, подбородок вздёрнут вверх). При этом художник вовсе не стремится изобразить какого-то отвратительного мальчишку. Нет, у Фомы вполне приятная наружность. Он вовсе не отвратительный, а смешной или просто обыкновенный.
В заключение скажу о качестве издания. В отличие от "Крокодила" Чуковского из той же серии, эта книга напечатана на меловке, что, впрочем, кажется уместным для этих иллюстраций. По поводу соответствия цветопередачи замыслу художника, пожалуй, рассуждать не возмусь, поскольку не видела оригиналов иллюстраций, да они может и не сохранились даже.
***
Спасибо всем, кто дочитал до конца! Есть ли у вас любимые детские стихотворения Сергея Михалкова?