Во второй половине XV века тверской купец Афанасий Никитин совершил путешествие из Руси в Индию. Единственным источником этого беспримерного для своего времени путешествия является «Хожение за три моря» — автобиографические записки самого Афанасия Никитина, сохранившиеся в некоторых списках русских летописей.
Путешествие в Индию – на какие средства?
Тверитянин совершил своё выдающееся путешествие с 1468 по 1474 год (ранее считалось, что с 1468 по 1472). Из Твери отправилась ватага купцов, имевшая, судя по словам Никитина, поручение (возможно, дипломатическое) от великого князя тверского Михаила Борисовича и от тверского епископа Геннадия. Вряд ли первоначально путешествие планировалось дальше Закавказья. В Нижнем Новгороде купцы присоединились к свите посла Ширвана (Азербайджан), возвращавшегося из Москвы, и поплыли дальше вниз по Волге. Но близ её устья купеческий караван был ограблен астраханскими татарами. А уже около Дербента некоторых спутников Никитина захватило в плен дагестанское племя кайтаков.
К счастью, шах Ширвана оказался зятем хану кайтаков. По его требованию, кайтаки освободили товарищей Никитина. Но в субсидии на обратный путь ширваншах русским отказал. Тогда спутники Никитина на свои средства пустились на родину, а сам Афанасий отправился попытать счастья дальше на юг, узнав, что там русский товар может пользоваться спросом. Но это оказалось не так. Тем не менее, Никитин следовал всё дальше на юг и добрался до Индии.
О своих торговых делах Никитин сообщает очень мало. Из его слов можно судить о том, что коммерческих успехов он там не сникал: «Жить в Индостане – всё истратить, потому что у них всё дорого: я один человек, а по два с половиной алтына в день издерживаю».
Тем не менее, по-видимому, у Никитина были какие-то неплохие средства и на проживание, и на путь. Кроме того, он обладал некими связями во влиятельных кругах мусульманских стран. Так, по его словам, когда хан Дженнара – государства в Индии – отобрал у него жеребца и грозил отобрать и казну, если Никитин не примет ислам, тверского купца выручил какой-то его друг мусульманин, которого он не называет. Вообще, все эти отношения покрыты туманом. Никитин явно не хотел рассказывать всего, что он делал в «бусурманских» странах.
«Братья русские христиане! Кто хочет идти в Индейскую землю, тот оставь веру свою на Руси, закричи: Магомет! — и ступай в Индостанскую землю», — такими словами Никитин завершает свой рассказ об этом эпизоде.
Здесь надо заметить, что Индия, хотя и населена народами, исповедовавшими главным образом индуизм, была в ту эпоху разделена на государства, правящим классом в которых были мусульмане.
О неоднозначных отношениях вроде бы православного христианина Никитина с исламом свидетельствуют и другие странные вещи в его записках.
Исламские молитвы Никитина
В «Хожении» Никитин постоянно подчёркивает свою верность православию и в то же время вставляет тексты молитв на каком-то непонятном нам языке. Например: «Милостию Божиею преидох же три моря. Дигерь Худо доно, Олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши Худо, илелло акшь Ходо. Иса рухоало, ааликъ солом. Олло акьберь».
Исламовед Алексей Васильевич Журавский даёт такой перевод: «Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь! Во имя Господа милостивого, милосердного. Господь велик, Боже благий. Господи благий. Иисус дух Божий, мир Тебе. Бог велик. Нет Бога, кроме Господа. Господь промыслитель. Хвала Господу, благодарение Богу всепобеждающему. Во имя Бога милостивого, милосердного. Он Бог, кроме которого нет Бога, знающий все тайное и явное. Он милостивый, милосердный. Он не имеет Себе подобных. Нет Бога, кроме Его».
Журавский далее пишет: «В том, что я процитировал, названы некоторые имена Бога, например, «рахману рагиму», как пишет Афанасий — милостивый, милосердный. Вслед за этой молитвой, которую я процитировал, Афанасий безошибочно, по порядку и относительно точно по написанию, кириллицей, естественно, перечисляет божественные имена с 1-го по 13-е, как они даны в 22-м и 24-м айатах 59-й суры Корана, а далее с 14-го имени по 30-е в той последовательности, как они приводятся в списках аль-Газали и аль-Иджи. Я дам только несколько имён для примера. Афанасий пишет кириллицей, но довольно точно: альмелику (аль-малик — Царь), алькудосу (аль-кудус — Святый), асалому (ас-салам — Мироподатель), альмумину (аль-мумин — Верный), алчебару (аль-джабар — Могучий), алхалику (аль-халик — Творец), альбариюу (аль-бари — Зиждитель), альмусавирю (аль-мусаввир — Образователь) ну и т.д. 30 имен приведены достоверно».
Исследователь считает, что эти молитвы написаны на «тюрко-персидско-арабском жаргоне, Этим своеобразным койне пользовались в общении купцы из разных стран, и к этому языку временами прибегал Афанасий в своих записях. С какими целями, сказать сложно, но, может быть, это было своего рода шифровкой некоторых его сокровенных мыслей».
Принял ли Никитин ислам?
Есть и другие мнения. Например, американская исследовательница Гейл Ленхофф считает, что Никитин всё-таки принял в Индии ислам, хотя и после описанного инцидента в Дженнаре. Но это явно не согласуется с тем, что Никитин постоянно переживает о том, что совершает грех по православным понятиям: не знает господних праздников, не соблюдает христианских постов. Кроме того, переход в ислам требовал совершения обряда обрезания (сунната). Нет никаких данных, что Никитин ему подвергся. А если бы он по-настоящему перешёл в ислам, тогда зачем бы он стал возвращаться на Русь? Он бы, скорее всего, остался среди своих новых единоверцев.
Борис Успенский объясняет мусульманские молитвы в записках Афанасия Никитина так: «Можно полагать, что Афанасий Никитин не призывает имя Христа во время своего путешествия потому, что он находится не на христианской земле… Поскольку Христос отвернулся от этой земли, неуместно призывать его имя тому, кто оказался, вследствие своих грехов, в таком грешном месте… Отклонение от православного поведения – а в каких-то случаях, по существу, даже и антиповедение – обусловлено именно принадлежностью Афанасия Никитина к православной культуре в её специфическом русском воплощении».
Использование смешанной тюрко-арабско-персидской лексики Никитиным исследователь объясняет характером его путешествия как «антипаломничества»: на грешной земле, от которой отвернулся Христос, следует и молиться не по-церковнославянски.
Яков Лурье считал, что Никитин использовал жаргон для выражения самых сокровенных мыслей, в частности о том, что на Руси мало справедливости.
Как бы то ни было, многое в «Хожении за три моря» остаётся и, видимо, навсегда останется загадочным.