В Верхотурье за счастьем
Сроки на проведение исследований в Тобольске закончились. Учёные второй Камчатской экспедиции Герхард Миллер и Йоганн Гмелин расположились в тяжёлых креслах за овальным столом из морёного дерева в комнате городского архива. Пляшущие нежно-жёлтые огоньки длинных свечей, стоящих в бронзовых, обросших застывшими каплями воска подсвечниках, отбрасывали блёклый свет на разложенные документы.
— Я надеюсь, вы согласитесь со мной, друг мой Йоганн, что жизнь устроена неправильно, — сказал Герхард Миллер, закрыл тетрадь и воткнул перо в чернильницу.
— Что случилось, Герхард? — Гмелин удивлённо посмотрел на друга. — С чего вас посетило такое предположение?
Первый рассказ из этой серии читайте ЗДЕСЬ
— Нами управляет время. Мы с вами многие годы бродим по Уралу и Сибири, а изучили лишь ничтожную часть того, что скрывают эти места. Академия постоянно требует отчёты и подгоняет: скорей, скорей! Но как возможно скорей, если каждая разгаданная загадка таит в себе новую? Однако их это не интересует. И получается, что наши исследования поверхностные. Мы двигаемся вширь, а не вглубь.
— Позвольте с вами не согласиться, Герхард, — возразил Гмелин. — Если бы не сроки, мы бы с вами застряли в какой-нибудь заснеженной дыре навсегда и занялись работой, у которой нет конца.
— А может, вы и правы, Йоганн. Мы и так сделали много открытий, которые непременно послужат важным подспорьем для будущих учёных. Да и осёдлость, мне сдаётся — это не для вас, мой друг. Как вы сможете прожить без постоянных романов? Ведь покорение дамских сердец так же важно для вас, как исследование новых растений. Вы не пропускаете ни одной юбки! — засмеялся Миллер.
— А вот с этим я, пожалуй, соглашусь, Герхард, — взгляд Гмелина подёрнулся масляной поволокой. — Но заверяю вас, что всё это не забавы ради. Мне мечтается встретить ту, которая пойдёт со мной на любые расстояния, сменив уют на постоянное скитание. Но, увы, такой пока не нашлось.
— Не могу поверить, друг мой! — воскликнул Миллер. — На любой нашей стоянке, где мы квартировали более двух недель, у васвсегда была новая пассия. Неужто ни одна не соизволила согласиться на ваше предложение?
Гмелин хитро прищурился.
— Поверьте, ни одна. Может,это потому, что я никому сего и не предлагал.
Друзья рассмеялись.
— Простите, Герхард, но ежели учитывать возраст мой, то тяга к дамам и девкам — чувство естественное, природное. А вот ваше стоическое отрешение от утех любовных вызывает у меня истинное беспокойство. Неужто настиг вас недуг тяжкий?
Миллер поднялся с кресла, снял парик с мелкими молочными кудряшками и бросил его на стол. Нахмурился, тяжелошагая, молча прошёл из угла в угол и снова сел за стол.
— Вы знаете, Йоганн, мы с вами бок о бок почти десять лет, а я так и не решался поведать вам былую историю. Но коль сегодня представилась оказия, я расскажу. По приезде в Россию я был определён адъюнктом в Академию наук и художеств. Хлопот было много: я преподавал латинский язык, историю и географию в гимназии, вёл протоколы академических заседаний и редактировал «Петербургские ведомости». На первых порах меня поддерживал небезызвестный вам секретарь академии Иван Данилович Шумахер, человек властный и влиятельный. Такое покровительство, скажу вам, несказанно радовало меня и помогало в делах различных. Будучи на приёме в доме Шумахера, я познакомился с его дочерью Христиной. Она очаровала меня кротостью своей и миловидностью. Встречи наши становились частыми. И я понял, что любовь полностью окутала меня. Стоило мне увидеть её, как сердце начинало стучать каким-то необычным боем, который приводил меня в трепет. Дыхание сбивалось, словно от сильного урагана. Наверное, это был ураган чувств, которые завладели мной навсегда. Нам хотелось быть вместе, вдвоём, вдали от людей и суеты. Мы избегали балов и шумных празднеств, гуляли в парке и кормили уток в пруду. Я катал её на лодке, а она смеялась, зачерпывала ладонью воду и брызгала на меня. Как же нам было беззаботно!..
Миллер облокотился на стол, подпёр голову рукой, закрыл глаза и замолчал. По его лицу блуждала блаженная улыбка.
— Продолжайте, Герхард! — окликнул его Йоганн.
— О да! — встрепенулся Миллер. — Простите, друг мой, я на мгновение погрузился в воспоминания. Христина тоже увлеклась мной, и мы решили пожениться. Но её отец выразил огромное недовольство нашим решением.
— Но почему, Герхард? Вы же завидный жених, с отменным жалованьем. Вы молоды и ладны собой…
— К сожалению, мой друг Йоганн, это мне неизвестно. Но я мгновенно попал в немилость к Ивану Даниловичу, и не только лишился его расположения, но и сделался его лютым врагом. Поведаю вам, что участие во Второй Камчатской экспедиции было отнюдь не моим решением. Я согласился на этот длительный поход, испытывая опасения, что в Петербурге Шумахер изведёт меня доносами и отправит в ссылку или на каторгу, да куда угодно, лишь бы подальше от моей любимой Христины.
— Как же всё это печально, — тихо сказал Гмелин. — Вам ведомо, что же сталось с вашей избранницей?
— Да, но самую малость. Христина по настоянию отца вышла замуж и уехала то ли на Урал, то ли в Сибирь, отказавшись от отцовской опеки. И если вы, друг мой Йоганн, в каждом городе надеетесь на новую интрижку, то я пребываю в надежде встретиться с Христиной. Чтобы хотя бы на мгновение прикоснуться к ней и ощутить ту приятную сердечную истому.
— Но Герхард! — Гмелин поднялся с места. — Произошедшее было так давно! Возможно, что Христина, обзаведясь семьёй, обрела счастье и забыла про вас.
— Возможно. Но я не забыл её, и никогда не забуду. И никто мне не будет люб, кроме неё. Пойдёмте, друг мой, за окнами уже черно. Поутру нам надобно ехать к вещуну. Рисовальщику Лурсениусу не терпится изобразить его портрет.
— Местные поговаривают, что вещун этот на редкость сильный. К нему со всей округи съезжаются. Всё, что он говорит, обязательно сбывается. Вот и спросите у него о бытии вашем дальнейшем, — посоветовал Гмелин.
— Во всём я вас поддерживаю, друг мой Йоганн, но как вы, чрезвычайно талантливый учёный, можете верить в эту ересь? Неужто вам не хватает веры в науку и Бога? Уверяю вас, все вещуны — лихоимцы и обманщики. А то, что их предсказания сбываются — это чистая случайность. Так что спрашивать я его ни о чём не буду.
Январское утро наполнилось золотистым светом восходящего солнца. Его лучи пронизывали седину набухших облаков длинными ослепительными стрелами. Они не несли тепло, а лишь нежно ласкали снег, покрывая его сияющей радужной ворозью.
Учёные Миллер, Гмелин, рисовальщик Йоганн Люрсениус и переводчик уселись в розвальни и отправились к дому вещуна. Колкий морозец пощипывал лица, пробирался в широкие рукава тулупов и протискивался за воротник. Друзья накрылись лохматой медвежьей шкурой и без умолку говорили. Уже несколько дней они старались не обсуждать отъезд Герхарда из Тобольска. По предписанию Академии ему надлежало немедленно отправиться в Тюмень, Туринск и Верхотурье для изучения архивных документов. По пути следования — посетить Ирбитскую слободу, село Коркино и Туринскую слободу. С Миллером направлялись только Люрсениус, переводчик и два студента.
Работа предстояла большая и вместе с переездами могла занять целый год. Гмелин же был вынужден остаться в Тобольске и продолжить исследования в окрестных городах. За долгое путешествие Герхард с Йоганном сдружились, держались особняком и большинство свободного времени проводили вместе. Отъезд Миллера опечалил обоих, и сейчас, не упуская свободную минуту, друзья болтали, словно старались наговориться впрок.
Вещун жил в небольшой, но добротной избе. Все стены просторной комнаты были увешаны амулетами причудливой формы из металла и глины. Вместо икон в красном углу на полке стоял человеческий череп.
После недолгих уговоров вещун взял деньги и сел на стул, который рисовальщик поставил в центре комнаты. Люрсениус достал из потёртой папки бумагу, угольную палочку и принялся за работу.
— Земля слухами полнится, вещун, что всё тебе ведано. И можешь ты предугадать, что последует далее: и через день, и через годы. Правда ли это? — спросил Гмелин.
— Да, — коротко ответил вещун.
— Ежели оное так, скажи, что ждёт сего милостивого государя, — Йоганн указал пальцем на Герхарда и протянул вещуну несколько серебряных монет. — Ответь, будет ли он женат?
Вещун внимательно посмотрел на Герхарда, поднялся и подошёл к полке с черепом. Он закрыл лицо ладонями и что-то быстро забормотал. Через пару минут вещун замолчал, приложил ухо к одному из амулетов, висевших на стене, и повернулся к Миллеру.
— Быть тебе венчаным, и продлится род твой двумя сыновьями, — многозначительно сказал он и уселся на стул.
Герхард хохотнул, но увидев суровый взгляд вещуна, махнул рукой и вышел из дома. За ним последовал Йоганн.
— Что вызвало у вас сей смех? — спросил он, прикрывая лицо от щекочущего глаза солнца.
— Йоганн, друг мой, вы, право, наивны, как дитя. Неужто вы верите, что ежели затеять беседу с человеческими останками, то глиняные черепки расскажут о будущем? Меня такое действие не убедило, а лишь рассмешило.
— Всё происходящее действительно странно, — произнёс Гмелин, но я почему-то верую, что вы обретёте семейное счастье.
— Благодарю вас, друг мой, за великую заботу о судьбе моей. Но осмелюсь повторить, что решил я сохранить чувства лишь к одной женщине. Я останусь верен Христине навсегда, а дальнейшее житие моё намерен посвятить науке, в которую я так же бесконечно влюблён. Я попрошу вас, Йоганн, навсегда завершить разговоры на эту тему. Да и, пожалуйста, поторопите Люрсениуса, мне вскоре выезжать в Тюмень.
После обеда архивные документы загрузили в сани, и профессор Миллер был готов к выезду из Тобольска. Он посильней затянул пояс на тулупе и подошёл к Гмелину.
— Ну вот, друг мой Йоганн, и расходятся наши пути. Пора прощаться!
— К сожалению, Герхард, это так, но надеюсь, что сие ненадолго, — ответил Гмелин. — Когда дела ваши в Верхотурье будут завершаться, известите меня письмом. Я прибуду к вам, и путь в Петербург мы продолжим вместе.
— Мысль такая прекрасна! — улыбнулся Миллер. — Непременно извещу вас заблаговременно. И ещё, друг мой, будьте осмотрительны. Ваш нежный взгляд на дочку бургомистра заметил не я один. Она, на моё усмотрение, ещё мала, а бургомистр нрава крутого, решительного, и за дочь свою три шкуры с вас спустит!
Гмелин расхохотался.
— Ну что вы, Герхард, я полагаю посвятить себя работе и только работе!
Друзья обнялись, Миллер сел в сани, и обоз отправился в дорогу.
В Тюмени и Ирбитской слободе дел было немного, но в Туринске работы предстояла уйма. Поняв, что ему одному придётся закопаться в бумаги, надолго, Герхард договорился с местными архивариусами, и они за небольшую оплату согласились взвалить на себя опись всех необходимых документов. Миллер, пообещав вернуться недели через три, проехал по городу, зашёл в Спасскую церковь и двинулся дальше в сторону села Коркино.
23 февраля 1742 года профессор Миллер прибыл в Верхотурье. Таможенники с удивлением осмотрели багаж. К своему большому сожалению, ни дорогих мехов, ни припрятанных драгоценных камней они не обнаружили. Быстро потеряв интерес к гостям, они оформили документы и пропустили обоз в город.
Миллер остановился в доме воеводы, у северной стены кремля, и сразу отправился осматривать город. В Верхотурье, названном «воротами в Сибирь», по-настоящему кипела жизнь. Купцы из разных городов завозили сюда несметное количество товаров. Герхард бродил по просторным торговым рядам у соборной Свято-Троицкой церкви. Голосистые зазывалы орали со всех сторон, и от этого над площадью стоял бесконечный, надоедливый гул. Городская суета быстро наскучила Миллеру, и через пять дней он вернулся в Туринск.
Сроки поджимали, и Герхард изматывал себя работой. Порой он засиживался в архиве до глубокой темноты, а бывало, что и вовсе оставался там ночевать. Он тосковал о душевных вечерах, когда они с Йоганном, устроившись у жаркой, трещащей дровами печи, пили отвар из сибирских трав, который и успокаивал, и снимал непреодолимую усталость. Изучая документы, он не замечал, как пролетает время. Всю работу Миллер закончил к началу июля. Он похудел и осунулся. Частенько кружилась голова, а слабость клонила в сон. Несмотря на недуг, Герхард поехал в Верхотурье.
Воевода встретил его радушно, но увидев потухший взгляд Герхарда, усадил его в кресло и отправил за врачом.
— Ну что тут можно сказать…— задумчиво произнёс лекарь. — Хворь оная не опасна. Полагаю, что ему нужен покой и уход. У профессора упадок сил.
— Хворь не может передаться на мою семью? — испуганно спросил воевода.
— Нет, нет, но в вашем доме, где постоянно много людей, надлежащего покоя ему не будет. Определите его на постой к вдове немецкого врача-хирурга. Дом она снимает просторный, и большими хлопотами не обременённая. Да и при муже, царствие ему небесное, навык лекарский небось обрела.
Миллер очнулся ото сна. Туманная пелена размывала лицо женщины, сидевшей на приставленном к кровати стуле.
— Герхард, хочешь пить? — спросила она.
Её тихий голос едва пробился сквозь вибрирующий в ушах звон.
— Герхард, ты меня слышишь?
«Я знаю сей голос, — встревоженно подумал Герхард. — Но если это так, то я в раю».
Он приподнялся на локте, протянул руку к лицу женщины и едва задел её щёку. Женщина вздрогнула, и по щеке потекли слёзы. Трясущимися от волнения пальцами Герхард нежно касался её лба, носа, губ и подбородка. Дыхание его сбилось, а сердце застучало каким-то необычным боем.
— Христина, — прошептал Герхард, — дорогая, это ты?
— Да, это я, — ответила женщина, схватила его ладонь и прижала её к губам.
Герхард откинулся на подушку.
«Какой дивный сон! — подумал он. — Боже, продли его, пожалуйста, продли надолго».
Пелена рассеялась, и Герхард увидел Христину. Безжалостное время оказалось снисходительно к ней. Черты лица не изменились, лишь в глазах добавилась капелька грусти, но они по-прежнему светились теплом и любовью.
Герхард сидел за длинным столом, покрытым белой узорчатой скатертью. Его руки не находили покоя, и он постоянно теребил бахрому, свисающую с краёв скатерти. Христина отпустила прислугу и сама кормила Герхарда обедом. Она налила в тарелки суп из фарфоровой супницы и поставила на стол блюдо с шаньгами.
— Непременно попробуй их, Герхард! Я сама стряпала. Этому специальному рецепту я обучилась тут, в Верхотурье.
— Христина, дорогая, полно суеты! Присядь и ещё раз расскажи всё, не исключая подробностей. Я не могу уверовать в произошедшее!
Христина улыбнулась и села за стол.
— Я не знаю, Герхард, что ещё поведать к сказанному ранее.
Герхард пододвинулся к ней ближе.
— Дорогая, я был сильно слаб и слушал тебя недостаточно внимательно. Да и мысли мои были заняты радостью от встречи нашей. Рассудок мой словно помутился от счастья. Слушаю тебя, любовь моя!
— Когда ты, душа моя, уехал, отец отлучил меня от подруг, не пускал на балы и приёмы. Он всячески навязывал мне, что ты хотел жениться лишь корысти ради, чтобы закрепиться в Петербурге и использовать его покровительство для своего продвижения. Он был настолько убедителен, что я на мгновение поверила. Я пребывала в бессильном гневе, и по настоянию отца приняла предложение руки от человека старого и нелюбимого мной. В наказание за любовь к тебе отец решил отправить меня подальше от Петербурга. Его хлопотами муж мой получил превосходное место врача в Верхотурье: ему положили высокое жалованье и выделили хороший дом. Но всё мне было не в радость. Проводя много времени в мыслях своих, я поняла, что отец обманул и тебя, и меня. Мне очевидно, что он боялся, будто ты, будучи человеком образованным и настойчивым, сможешь вскорости занять его должность и оставить его не у дел. Это отец ходатайствовал, чтобы тебя, душа моя, включили в экспедицию Беринга. Он решил избавиться от тебя на многие годы, сославши в дальний поход. Через несколько лет муж мой умер. Но я, прости Господи, не испытала ни тоски, ни печали. А непроходящая любовь к тебе, душа моя, становилась только сильнее. Я лелеяла надежду, что и ты не забыл меня и мы непременно увидимся. Неужто Бог услышал мои молитвы?
— Наши, молитвы, любовь моя, наши! — воскликнул Герхард, взял Христину за руку, вывел из-за стола и крепко обнял. — Теперь мы будем вместе всегда!
В середине лета Христина и Герхард обвенчались. Обряд провёл пастор евангелистской церкви, которого специально для этого вызвали из Екатеринбурга.
Ближе к концу года в Верхотурье приехал Йоганн Гмелин. Как друзья и договаривались, они намеревались вместе отправиться в Петербург по Бабиновской дороге — через Соликамск, Устюг и Вологду. Узнав о женитьбе Герхарда на Христине Шумахер и выслушав занятную историю их случайной встречи, Йоганн был счастлив. Он остановился у них в доме. Истосковавшись по душевным беседам, друзья вместе проводили все вечера. За год разлуки им было что рассказать друг другу.
Как-то засидевшись в гостиной за чаем, Йоганн спросил:
— Ну как после этого не веровать вещунам?
— Неужто, друг мой Йоганн, вы думаете, что сбылись его предсказания?
— Нет, Герхард, нет! Он просто смог предвидеть событие, — не унимался Гмелин.
— Не буду с вами спорить, друг мой. Пока я не могу найти ответы на подобное стечение обстоятельств.
— Но, Герхард, придётся это принять!
— Возможно, и я приму случившийся факт, но и он не заставит меня поверить в языческие приметы, суеверия и предрассудки.
Проводив друга до спальни, Герхард вернулся в гостиную, подошёл к окну и раздёрнул занавески. На улице шёл снег.
«А ещё вещун говорил, что продолжится мой род и будет у меня два сына, — подумал Герхард. — Дай-то Бог! Хотелось бы, чтобы это было правдой».
Он огляделся, три раза плюнул через левое плечо и постучал по деревянному подоконнику.
Через пару недель обоз с учёными, рисовальщиками и переводчиками выехал в Петербург. Герхард был счастлив: в санях, прижавшись к нему, сидела его любимая жена Христина Миллер.
Рассказ "В Верхотурье за счастьем" из книги "Дорогами земли русской"
Все рассказы из книги читайте ЗДЕСЬ