Я писатель. И иногда на меня накатывает вдохновение. Оно бывает разным. Чаще всего простым и понятным. Ситуации, персонажи, просто красивые фразочки, которым очень хочется придать форму. Не важно, рассказ получится, повесть или роман.
А иногда вдохновение бывает коварным. Подкидывает тебе только идею. Абстрактную и пока неуловимую. И ты ее развиваешь. Сначала копаешься в себе. Потом в других. И Ищешь, ищешь, ищешь.
В моем случае муза потребовала написать рассказ вложив туда мысль об окружающем нас цвете. Но, спойлер, я из Питера...
Приятного чтения:
Такой цветастый полдень
Грязноватая дверь медленно открылась. По гранитным ступенькам спустился седовласый старичок в пыльном костюме. Нет, костюм был чист и отпарен, как и всегда. Пыльный — его цвет.
— Здравствуйте, Федор Михайлович. — Хором прозвенели студенты, пасущиеся слева от входа.
Правую сторону отвоевали себе пернатые крысы.
Поправив ртутный бушлат, висящий на плечах, профессор все же выбрал сторону студентов.
Он вставил в рот сигарету. Но прежде чем прикурить поднял голову вверх. Жестяные отливы на известковом фасаде, шифер на крыше, и беспросветное, пасмурное небо над головой.
Кремень сработал отменно. Сизый дым заставил глаз старого философа слезиться.
Напротив Вуза остановилась пепельная KIA. Как раз между BMW, носившей слоновью шкуру и Lada облаченной в волчью шерсть. Сначала на мокрый асфальт, потом на бетонный поребрик, а после на заделанную щебнем яму ступала изящная ножка в антрацитовых туфлях.
— Здравствуйте, Федор Михайлович. — Поздоровалась аспирантка в мышином пальто нараспашку, белой блузке и черной юбке.
Профессор молча кивнул и стряхнул пепел указательным пальцем.
— Ксения. — Неожиданно громко, так, что голубиные крылья начали нагонять ветер, обратился Федор Михайлович.
— Да? — Обернулась девушка, не отпуская хромированную дверную ручку.
— А какой ваш любимый цвет?
— Последний вздох жако. — Отчеканила Ксюша, спустя пару секунд размышлений.
Аспирантка уже давно привыкла к неожиданным вопросам умудренного жизнью и опытом мужчины, и просто крутила рукой серебряный кулон-талисман, в надежде, что разговор не продолжится.
Так и вышло. Федор Михайлович, вновь кивнул, подарив девушке свободу.
И только когда дверь захлопнулась, пробубнил себе под нос:
— Оно и видно. Оно... И... Видно…