Часть 1.
Так называлась настоящая, русская деревня, в которую я приехал первый раз в своей жизни. Произошло это благодаря моему замечательному и самому близкому другу Игорю Травникову. Находилось она в глубинке калининской области. Дед Игоря, Иван Павлович, очень уважаемый человек, был родом из этих мест.
В трёх километрах от Князева находилась деревня Стренево - родина знаменитого певца Сергея Лемешева. Ходила легенда о местном воре Колотырнике, который по своей популярности, наверное, превосходил самого Лемешева. Когда Колотырника приглашали в дом, а он был ещё и очень хорошим плотником, односельчане знали, что он обязательно что-нибудь украдёт. Например, он мог отлить из бочонка свежевыкаченный мед, набросав туда камней. Хозяева не сразу замечали, что их добра поубавилось. Ведь уровень мёда в бочонке оставался прежним.
Во время войны, рискуя жизнью, он воровал картошку, которую немцы хранили в деревенской церкви, и раздавал самым бедным и многодетным жителям деревни. Жил он в лесу в хитро замаскированной землянке. В общем, был неуловим даже для немцев.
Погорел он как-то смешно, через несколько лет после войны. Выпивая с уже упомянутым певцом Лемешевым, он обокрал его до нитки: взял костюм, документы, деньги и даже чемодан, и решил рвануть в Калинин, а может и в Москву. На вокзале, вызвав подозрение у бдительного работника милиции, который, видимо, хотел проверить его документы, он начал бить себя в грудь и кричать, что он Лемешев. К сожалению, не понимая, что знаменитого певца знала в лицо почти вся страна, во всяком случае, милиционер знал точно, он был задержан. Отсидел Колотырник недолго. Он был освобождён то ли по амнистии, то ли по состоянию здоровья. Могу предположить, что, когда он вернулся в родную деревню, односельчане испытывали смешанные чувства. Уж больно противоречивая была фигура.
Лично у меня этот человек смог вызвать осторожное чувство симпатии. Всё-таки у людей он воровал не последнее, а иногда и отдавал украденное особо нуждающимся. В моём подростковом сознании он был почти Робин Гудом.
В то время мне было четырнадцать лет, моему другу Игорю - шестнадцать. Дни наши проходили насыщенно и интересно. Днём мы, на протекающей вблизи деревни речке Тьма, ловили руками рыбу. Игорь даже умудрился подстрелить из подводного ружья приличного размера налима. На маленьком песчаном плёсе мы разжигали костёр из сухих коровьих кизяков, чтобы согреться.
Был уже август месяц. Там я впервые узнал вкус полевой клубники и помню его до сих пор. По бочагам и болотцам мы охотились на уток с местным долговязым парнем по прозвищу Цукор, и там я впервые услышал волчий вой. Узнал, что такое вобА. Это была стеклянная, съёмная часть керосиновой лампы. Приставив её к губам, мы издавали звуки, как нам казалось, похожие на волчий вой. Игорь говорил: чтобы подманить волка, надо обязательно встать на четвереньки и вобить, вобить, вобить....Я до сих пор не знаю, говорил он это в шутку или всерьёз? Правда, когда мы нашли в лесу волчий скелет и я разглядел зубы серого хищника, мой пыл по поводу охоты на волков, поубавился. Спали мы на сеновале. Запах того сена я помню до сих пор. И небо, звёздное небо! Такого я ещё не видел никогда!
Иван Павлович был настоящим старым большевиком. По-моему, в свои молодые годы он выполнял обязанности председателя местного колхоза. Стариком его назвать было нельзя: глаз у него горел и кровь кипела.
Однажды он чуть не задушил деревенского пастуха за то, что тот, проходя мимо сельпо, во всё горло матом орал на коров. Службу он закончил в звании полковника, комиссаром дивизии. Был награждён орденом Ленина и другими правительственными наградами, и мог себе позволить на одной из партийной конференции критиковать сына вождя - Василия Сталина. А ещё у него была очень красивая, именная малокалиберная винтовка и автомобиль Москвич-402, на котором мы и поехали как-то раз по грибы и ягоды. Ехали мы по узкой лесной дорожке, местами по лежнёвке, которую Иван Павлович делал своими руками. Окна в машине были открыты, и мы на ходу срывали ветки перезревшей лесной малины, с удовольствием поедая её. Затем мы остановились, и Игорь, выйдя из машины, прямо с дороги собирал белые грибы.
Чем закончилась наша поездка, я не помню, но для меня Иван Павлович всегда останется примером жизнелюбия и какого-то особого молодцеватого куража, который хотелось бы увидеть и у нынешних пожилых людей. Наверное, над такими, как он, старость бессильна.
Еду для нас готовила бабушка Игоря - Екатерина Григорьевна. Мне на всю жизнь запомнилось, как она жарила картошку с лисичками и пекла пирожки с черникой треугольной формы с дырочкой по центру. Все эти яства были из русской печи с пылу с жару и запивались холодным молоком из крынки. Прелести подобной кухни не передать словами.
Как-то раз, с утра, Иван Павлович заглянул к нам на сеновал и сказал:
- «Ребята, заработать хотите? Надо с уборкой сена колхозу помочь».
Мы нехотя согласились. Привезли нас к месту трудового подвига на бортовом грузовике. Работа уже кипела. Нам нужно было скирдовать. Вилами с длинными черенками мы подавали сено на высокую скирду, а принимали его у нас молодые, бойкие девчонки, как потом выяснилось, студентки Калининского фармацевтического училища. С одной из них мы переглянулись. Ловко спрыгнув со скирды и попав мне в руки, она шепнула: --"Приходи вечером на танцы."
На танцы нужно было идти в соседнюю деревню Стренево. Вечером местные ребята и девчонки собрались на вечёрку. Один из парней, мой ровесник, демонстративно осушив полпузырька тройного одеколона и закусив с куста винной ягодой, наверное, это была жимолость, сказал:
- "Ну чё, пошли!?"
Сельский клуб представлял собой обычную деревенскую избу, может быть, чуть более просторную. Местная публика сидела кто на чём. Ребята курили, девчонки лузгали семечки. Из проигрывателя звучала песня: "Там, где клён шумит над речной волной". Моя новая знакомая Люба с другими девчонками была уже здесь.
Мы потанцевали. Она взяла меня за руку и повела к выходу. В плохо освещённом, длинном «колидоре», дорогу нам преградили трое местных парней. Когда мы подошли к ним впритык, один из них щёлкнул выключателем. Свет погас. Я почувствовал у себя на шее что-то холодное и острое. Люба зажгла спичку и начала о чём-то с ними говорить. Испугаться толком я не успел. Откуда ни возьмись, появился Игорь и уверенно сказал:
- "Ёжик, ты что? Он же со мной!"
Ёжик опустил нож, и мы, беспрепятственно вышли из клуба. Прогулявшись по деревне, мы подошли к сельсовету.
Войдя внутрь, я увидел стол, на нём пишущую машинку и большой кожаный диван. Это была приёмная. Через стенку находилась довольно просторная комната с железными, солдатскими кроватями, где размещались наши студентки. Они готовились отойти ко сну и закрыли дверь.
Мы присели на диван и наши губы слились в поцелуе. Это был мой первый подобный опыт. Несмотря на то, что Люба была на четыре года старше меня, внешне никакого мезальянса между нами не наблюдалось. Я был уже довольно рослым парнем, с заметной растительностью на лице, и через пару лет ко мне приклеилась кличка "Борода". Это только внешне, но внутренне я не был готов к подобному обороту событий.
Испытав некоторый эротический шок, в пять часов утра я пришёл в Князево. Подойдя к сеновалу, я услышал голос Ивана Павловича:
- "Доброе утро, Сашок. Уже не спишь? Молодец! Через часок по грибы пойдем. А Игорь пусть спит. Он же лентяй."
Любовные и грибные похождения мои продолжались ещё несколько дней. Под утро, возвращаясь от Любы в предрассветном тумане, мне посчастливилось увидеть идущих друг за другом пять или шесть волков. Выйдя на дорогу, они остановились на несколько секунд, посмотрели на меня с каким-то безразличием и превосходством, а потом мелкой трусцой скрылись из виду.
Один раз мне повезло увидеть стадо кабанов, которое с хрюканьем пронеслось мимо меня.
Пришло время нашего отъезда. На бортовом грузовике, сидя, на бидонах с молоком, как Костя Иночкин, мы добрались до райцентра и поехали в Москву. Через некоторое время я получил письмо. В конверте лежала какая-то квитанция и три рубля, честно заработанные за один трудодень. Это была моя первая зарплата.
С Любой, по прошествии времени, мы ещё встречались, но волков так близко, как в то утро, я уже никогда не видел и, наверное, уже не увижу.
Я не увижу и той русской деревни середины 70-х с её красотой и убожеством. Не увижу молодых душою стариков, которым, наверное, помогало жить их вера в справедливость и светлое будущее.
Многое я не увижу… А жаль...
Часть 2.
Письмо к другу.
В то время, которое я вспоминаю, Игорь был широкоплечим, почти двухметровым, спортивным парнем с длинной вьющейся каштановой шевелюрой. Я, в прямом и переносном смысле, смотрел на него снизу -вверх. Он многому научил меня, в том числе неприличным, матерным стишкам и блатным песням. Во всех наших ребячьих потасовках Игорь неизменно одерживал верх.
Во время одной из них, придушив меня диванной подушкой, он страшным голосом сказал:
- "Дыши ж..й!"
И я "дышал"... Наверное, он готовил меня к полётам в космос. В будущем мне очень пригодился этот опыт. Конечно, не в прямом, а в переносном смысле. А ещё он мог в прыжке поймать на лету голубя-сизаря или полевую мышь. И всё это голыми руками. В общем, мне было с ним весело и интересно. Он сочетал в себе мощь "сохатого" и ловкость "лесного кота". В уличных драках я не боялся противников выше и сильней меня. Я знал, что они всё равно слабее Игоря. Он всегда обыгрывал меня в шахматы и шашки и, тем более, в "Чапаева". Согласитесь, что умение проигрывать, тоже, иногда бывает полезным. А его крылатая фраза: "раз два и в дамках», стала впоследствии моим жизненным кредо.
Наверное, в плане моей психологической подготовки, наша дружба дала мне не меньше, чем семья и школа. С девчонками он играл, как "кречет с утками», находясь на недосягаемой для меня высоте в этом вопросе. Но не это главное...
Игорь обучал меня законам лесной школы, приобщая к охоте и рыбалке. Он учил меня относиться к лесу, как к храму природы, и пытаться постигать её тайны.
В моей памяти свежи воспоминания о наших юношеских охотах. Одна из них, на рябчика, состоялась ясным, морозным сентябрьским утром. Ружьё у нас было одно на двоих. Его нам дал наш старший товарищ Саша Кирюхин. Патронов было мало. Стреляли мы из него по очереди. Удивительно то, что из этой старой курковой одностволки, мы почти не давали промахов.
Мы пришли в место, где часто поднимали рябчиков. Игорь несколько раз посвистел в манок и, о чудо, прямо на нас по земле бежал весь из себя расфуфыренный красавец-петушок. Раздался выстрел. Когда рассеялся пороховой дым, мы увидели лежащую на земле лесную чудо-птицу. Запах пороха и ощущение открытия маленькой лесной тайны, я храню в своей памяти уже около полувека.
Однажды, в начале октября, нарушив наши охотничьи законы, я подстрелил не выкунившую белку (мех её был не совсем зимний). Мы сняли с неё шкурку, тушку мы положили в котелок с водой, развели костер и начали варить. По утверждению Игоря, это был таёжный деликатес. При этом, ни соли, ни других специй у нас не было. Где-то через час Игорь достал из котелка ещё недоваренную бельчатину и сказал:
- "Добыл? Жри!"
Я почувствовал запах псины, но делать нечего... После этой трапезы, я усвоил очередной урок: всё нужно делать, не нарушая охотничьих заповедей. Во мне ещё не раз боролась мелкая душонка браконьера и принципиальность "правильного" охотника. В конце концов, победило разумное отношение к природе.
Не зря в украинском языке слово "мисливец", от слова мысль, означает охотник. Охотник, в первую очередь, должен научиться мыслить. Прежде, чем лишать жизни кого-то из братьев наших меньших.
В моём понимании, Игорь всегда был и остаётся настоящим "мисливцем". Он всегда видел в охоте и рыбалке, в первую очередь, эстетику и поэзию, а уже потом - рыбу и мясо. Кстати, охотиться он перестал, когда ему было чуть за сорок. Как говорится: "прощай оружие". После этого он полностью переключился на рыбалку и до сей поры продолжает ездить в экспедиции на Кольский полуостров.
Я благодарен судьбе, что в моей жизни всегда был чёткий ориентир - мой друг - Игорь Травников.
Мы пронесли нашу дружбу через всю жизнь. Игорь не раз помогал мне и словом, и делом. Да и сейчас, наш внутренний диалог не прерывается, но высказать это не получалось ни по телефону, ни при встрече. Надеюсь, что получилось на бумаге.
Жаль, что с годами Игорю всё труднее стало отвечать на мои вопросы, а в настоящее время, некоторые из них остаются и вовсе без ответа. И дело не в том, что мы стали старше. Наверное, в мире происходит то, что не поддается нашему осмыслению.
Хочется верить, что придёт время, когда для нас, как и раньше, всё станет ясным и понятным.