Наследие берсерка напомнило о себе еще раз, гораздо позже через несколько лет, когда группа воинов во главе с Ракхали отправилась в степное селение кочующих племен с целью переговоров, а в случае если переговоры пройдут не так как планировалось, убить всех собравшихся.
К разочарованию, для всех товарищей и для самого Ракхали, они сбились с пути, и заблудились. Пришлось им некоторое время брести по степям. Припасов у них снова оказалось мало и более того странная болезнь бродила по тем местам.
О болезни знали. Когда их отправляли в дорогу, травники приготовили отдельную сумку с лекарствами. Но они совершили глупейшую ошибку. Приготовив зелье, зельевары отвлеклись, по срочному поручению старосты. А вернувшись, они вовсе забыли, что ряд бутылей на столе не лекарство от болезни, а знакомое каждому берсерку зелье ярости.
Отряд выступил в поход. Спустя несколько дней они уже приближались к месту, но песчаная буря настигла их, пришлось сделать остановку. Когда буря закончилась воины продолжили путь, однако Ракхали почувствовал себя неважно. Это незнакомое чувство, которое осталось после бури, а именно то, что мешало дышать полной грудью. Видимо пыль поднятая бурей частично попала в дыхательные пути, но этого воин не знал и воспринял как симптом болезни, хотя сам никогда в жизни не болел.
Ракхали с целью избавить себя от хвори осушил склянку, и весьма удивился, что вкус зелья оказался очень схож с зельем ярости. Своим замечанием он поделился с товарищами, на что те отреагировали очень бурно, и в панике требовали от воина отрыгнуть все обратно, но было поздно.
Зелье ярости оправдывало мастерство зельеваров, оно очень быстро действовало и тем самым идеально подходило в бою. Идеально оно сработало и сейчас.
На товарищей теперь смотрели два кроваво красных глаза наполненные яростью и жаждой убивать. Спутники в ужасе бросились бежать, но это лишь только подтолкнуло берсерка преследовать их.
Все закончилось быстро. Среди степи на коленях стоял Ракхали и не мог понять, что же с ним произошло. Всего его с головы до ног покрывали красные ошметки плоти. Остатки одежды, и несколько черепов валялись в стороне.
Берсерк смотрел на свои окровавленные руки и приходил в себя. С каждой минутой сознание больше возвращалось к нему, и с каждой минутой ужас содеянного шокировал его все сильнее. Лишь он один остался из семи человек, что отправлялись с ним. Все его спутники пали от его же руки, и если бы он просто убил их, в этом было виновато зелье, но поглотив их всех, виновато было его наследие.
Через неделю Ракхали вышел на поселение союзников. Где привел себя в порядок и отправился в лагерь. Не посмел он рассказать о содеянном, и соврал, что вся его группа пала в пути от болезни, а зелье не помогло.
Он один выжил, поскольку никогда не болел. И в его ложь поверили. Поверили потому что знали, берсерк Ракхали действительно никогда не болел. Да и не было смысла лучшему воину общины врать.
Сам же он еще очень долго вспоминал, о том, что натворил. И каждый раз воспоминания, словно вода точившая камень пробивали в нем бреши, освобождая путь неизвестному.
***
Времена менялись, и вот спустя несколько лет, степные кочующие племена до которых так и не дошел отряд берсерка восприняли это как неуважение их традиций и объявили войну, осадив город.
Никто не ожидал, что они вообще могут воевать, а напасть тем более. Но как бы то ни было, город был в осаде.
Несколько дней напрасно берсерки пытались отбить нападение. Но с той стратегией, которой пользовались осажденные воины, все было бесполезно.
Как только отряд берсерков в ярости выступал из окруженного города, чтобы отбить нападение, его тут же истребляли тяжеловооруженные воины врага. Ярость берсерков, гасилась толстой броней противника, и узким коридором у ворот, сводя к нулю все попытки атаковать. Отряд за отрядом ряды берсерков таяли и уменьшались. Лучники, что пытались со стен города хоть как то помочь своим товарищам сами пораженные стрелами падали вниз, насмерть разбиваясь об острые камни основания города.
Они были не столь умелыми в стрельбе как кочевники, которые с меткостью присущей хорошему охотнику разили горемык то в шею то в глаз и реже в грудь. Но если грудь еще хоть как, то спасала броня, то открытая шея и голова насквозь пронзались стрелами, унося их жизни.
Город был не преступен, хоть его обитатели и были бесполезны в таких сражениях, чаще они нападали сами, и условия ведения боя в крепости были им просто не известны.
Больше месяца стены города сдерживали наступление. Все опытные воины пали, в сражении пытаясь оттеснить врага, и переломать исход. Но их враги оказались слишком хитры, чтобы позволить себе ошибку.
Слишком долго собирали свою армию нападающие. Слишком долго учились они на своих ошибках. Слишком долго они восставали из пепла и грязи, с которой их смешали. Многие годы они странствовали и собирали ресурсы, золото и все то, что могло помочь им составить конкуренцию другим более могучим армиям в сражении. Долгие годы они выстраивали свой план, и как оказалось не зря.
Осажденный город на самом деле мог бы простоять еще очень долго, если бы старейшины умело распорядились его возможностями.
Увы, знания отцов и предков были забыты, и стратегия ушла на второй план, когда предшественники избрали путь берсерков.
Отцы учили своих сыновей сражению в любых ситуациях, но опьяненные победой берсерки, которые в то время были более пригодны для сражений, так как в те времена было удобнее именно сражение на открытой местности, кричали о своей славе и силе, которой они разили десятки врагов, одним ударом.
Восхищенные мальчишки все меньше слушали своих опытных отцов стратегов, и все больше уподоблялись своим кумирам берсеркам, но все изменилось. Слава яростных воинов предоставила возможность их противникам по-другому взглянуть на ситуацию. Умные и расчетливые степные военачальники увидели то самое уязвимое место своих врагов, гордыню.
Все больше поколений молодых воинов, они воспитывали, именно акцентируя их внимание на грамотной расстановке сил, и приоритетов в сражении. И молодые внимали голосам своих отцов.
Те, кто были талантливей, вели войска и руководили сражением. Не один, не двое, а несколько десятков и сотен таких воинов, с детства чувствующие плечо собрата, и с детства понимающие друг друга без слов, как самих себя. Эти воины так расставляли имеющуюся военную силу, что даже противник, который значительно превосходил их в количестве, и в силе, был удивлен, как быстро его разбили.
И тем не менее, с каждой победой отцы покровители не позволяли расслабляться своим воспитанникам и более того подстегивали их стать еще лучше. Они выращивали в своих сыновьях постоянство, и искореняли бахвальство и ветреность, губящее их будущее.
Берсерки прослыли очень свирепыми воинами, манера их сражения не поддавалась логике. Ярость, которая овладевала воинами, была столь не предсказуема, что даже грамотно обдуманная стратегия была бесполезна. Но это относилось только к сражениям на открытой местности. В случае, где берсеркам было негде развернуться, они теряли свои преимущества.
Ракхали рвался в бой. Старейшины уже знали, чем закончится его решительность, несмотря на его опытность и силу он, однако не мог противостоять всей армии один. Старейшины не позволяли вступить ему в сражение, считая его последней надеждой для своих потомков. Они приказали ему охранять женщин и детей, что были спрятаны в глубине города в подземелье, и он не мог ослушаться их.
Несмотря на некоторую свободу в воспитании молодых воинов, они все же никогда не меняли отношения к послушанию. Младший всегда должен слушать старшего, пусть даже старший неправ. Возможно, это было глупо, но лишь так они добивались хоть какой-то дисциплины среди разбалованных, заносчивых берсерков.
Несколько дней, один из последних берсерков по иронии судьбы, был так далек от сражения. Злость кипела в нем. Почему он воин должен отсиживаться в подземелье. Однако он снова сталкивался с мыслью, что не может нарушить приказ, и этот факт еще больше злил его. А также голод, который сводил его с ума.
Ракхали не ел уже пару дней, и очень давно не ел, так как привык, плотно и сытно. Легкий перекус, что для других показался бы сытным обедом на несколько дней, лишь отвлекал его не на долго.
Ярость берсерка переполняла его. Вся злость была заменой того зелья, которые пьют берсерки. Ракхали был на грани. Сознание уже едва сдерживало его от вспышки, и лишь то, что его окружали дети, не позволяло разуму покидать тело.
Осада близилась к завершению. Все воины осажденного города были перебиты. Лишь старейшины оставались в нем, пытаясь, что-то предпринять. Но было уже поздно, врата города рухнули под мощными ударами тарана.
Тяжеловооруженные воины гиганты мощными ударами разили пытающихся преградить им путь противников. Кровь широкими ручьями стремилась в низины, просачиваясь и проникая в глубины и распространяясь по всему городу.
Ракхали сидел не подвижно. Он всеми силами пытался сдерживать себя, и понимал, что рано или поздно враг прорвется в подземелье, и тогда ему придется сражаться здесь, где рядом находились женщины и дети, которых он должен защищать, пусть даже ценой своей жизни, и которых он мог поранить, потеряв контроль над собой.
Эта мысль пугала его больше остального. Все эти раздумья целиком и полностью занимали его разум, не позволяя отвлекаться на звуки из вне. В то время как там, снаружи, сражение переносилось в сердце города. Прорвавшиеся степные захватчики добивали последних, кто оказывал сопротивление.
Пара капель алой жидкости упали на прислушивающееся поднятое лицо. Глаза слушателя расширились, и тело нервно содрогнулось, словно эти капли были кипятком и обожгли его.
Глаза начали наливаться кровью. Не той, что падала с потолка, а той, что густым туманом ярости застилала разум Ракхали.
Крики детей и женщин, что пронзающим воем оглушали его слух, они ведь тоже увидели этот кровавый дождь, слились в один безумный вопль. Но Ракхали уже не слышал их.
Эти две капли, что упали на его лицо, вытеснили последние остатки разума. Его сплошные, красные белки, с яростью повернулись к женщинам. От ужасных красных глаз одна их них завопила еще сильнее, и бросилась к выходу.
Ее визг прервался почти сразу, как прервались и все остальные. Однако если ее визг прервался из-за того, что ее лишили жизни. Крики других приостановились от шока увиденного.
Берсерк, что был хранителем их жизней, более не был таковым. В могучей руке его, раздавленная как арбуз голова женщины ручьями изливала кровь. Тьма поглотила берсерка. Вдруг в его кровавых глазах начали появляться желтые точки. А разинутая пасть с клыками судорожно тряслась и источала слюну.
Полную историю вы можете найти в моем профиле на Литрес (ссылка в описании канала)
