Говорят, сгоревший дом нельзя восстанавливать, как копию, тем более на прежнем месте.
Я восстановила на новом. И не тот, большой и с симпатичными прибамбасами, в котором мы жили перед пожаром, а маленький и скромный – дом моей юности, который мама сама привезла в разобранном виде, а папа сколачивал несколько недель.
Этот дом мы расширяли, удлиняли и всячески облагораживали вместе с друзьями, а после рабочего дня бессовестно нарушали тишину и мешали уснуть соседям. Они не обижались и даже наоборот - стекались со всех сторон, чтобы послушать песни драгоценных наших мальчиков-певунов.
В этом доме взрослели и старились наши родители, росли наши дети, племянники и дети друзей. В этом доме мы ели, спали, пели и плясали целой армией, и нам никогда не было тесно.
И вот…
Дорогой мой дом, я построила тебя заново. Не возражаешь?
Слышите, мои родные, те, для которых он когда-то был дворцом?
Я сделала это.
Я построила дом на берегу васильковой заводи. Почему васильковая? Наверное, потому что когда-то я уже писала о ней. Предчувствие?
Правда, мой теперешний другой. Если смотреть сверху, не сразу поймёшь - среди васильков он стоит или прямо на дне голубого неба. А может, дом плывёт – по реке, название которой пока не известно, или вдруг стал пристанью на берегу, или причалил к острову, где и останется, приживётся, прорастёт корнями – до тех пор, пока я жива и помню.
Там всё возможно. И дом жив.
Разноцветный плющ всё так же оплетает его железную изгородь, а старый виноград упрямо поднимается на крышу. Лоза у земли толстая, коренастая, постриженная без всяких правил. Но какие обалденные гроздья темнеют меж листьев - с темными, лакированными ягодами. Надкусишь одну, и сок брызнет – душистый, терпкий сок. Папа делает из него вино «Изабелла». А мама ворчит, говорит, отец повадился пробу снимать каждый ужин.
Крыша у дома очень удобная. На ней можно загорать голышом, в тайне от родителей, которые внизу заняты своим делом.
Там мама под «Малахов плюс» стряпает вареники с вишней и между делом болтает с подругой Верой Кузьминичной по телефону, а папа, как бывший пограничник, корпит над пограничными полосами. Так мы все называем тщательно прополотые и взборонённые участки рядом с яблонями. На папе прикольный, болотного цвета комбинезон химзащиты, шляпа времён фильма «Девчата» и мобильный телефон на шее величиной с мою кроссовку.
Привет, родители. Посмотрите, перед летней кухней те же кусты смородины, рядом с дорожкой те же алые розы, у входа шикарная ель, у забора твои любимые клематисы, мама.
Я даже помидоры высадила для вас. И огурцы с перцами. И баклажаны с кабачками.
Мой муж простит меня за это огородничество. Не любил он грядки, и для него я поставила тот самый стол, под ту самую яблоню, а на стол водрузила тот самый самовар с прокопчённой трубой. И хорошее вино притащила из погреба вместе мисками вишни и малины. И помидоры выложила на блюдо, нарезанные обязательно кружками и посыпанные зеленью. Здесь мы будем, как прежде, собираться семьёй и встречать гостей. Ароматы розы и ночной фиалки будут убаюкивать сознание, и спелые яблоки будут падать и падать, падать и падать, и складываться в пёструю мозаику на газоне. И безумно пахнуть - летом, здоровьем, счастьем.
В этой васильковой заводи найдётся место всем, кто был дорог.
Гай – русско-европейская лайка. У него мокрый, холодный нос и пьяные от счастья глаза. Он встретит меня у калитки, путаясь в моих ногах и в своих голодных слюнях, поведёт на кухню, к миске, к двум котам – Катеру и Боне, которые никогда не знали друг друга, но мирно сидят на травке, ожидая вкусняшек.
По утрам в новом, старом доме будут так же, как и раньше, петь соловьи, в полдень фырчать моторки на воде, а вечером… О, вечер – это, конечно, особый случай. Лягушачий ни с чем не сравнимый концерт, и луна сквозь ветки яблони, как огромная ёлочная игрушка, и тихий шелест камыша, и неясная возня ондатр меж его столбиков, и плеск рыбин у берега.
И кукушкино предсказание. Сколько лет осталось, кукушка?
Никто не отгадал, сколько осталось.
Всё это воскреснет, обязательно воскреснет в моём доме, построенном без единого гвоздя - из картинок памяти, из слёз, любви и из благодарности, что всё это когда-то было. В нём будут жить все, кого я любила и люблю, потому что печальное «было» я обязательно «превращу» в чудесное «есть»
И уж вот этот дом у меня никто не отберёт, не разрушит, не сожжёт.
