Глава 41
В Любеке Василёк распрощался с капитаном, после того как тот помог найти корабль, чтоб довез дальше, до Гамбурга, а потом и до самого Амстердама. «Хотя, - предупредил капитан Василька, - там непонятно что твориться, народ супротив короля Испанского пошел, можно и в мясорубку попасть».
Корабль до Гамбурга отправлялся поутру, и Василёк решил переночевать в городе, отдохнуть и оглядеться. Васька и Петька безмерно радовались твердой земле, со страхом думая о новых мучениях. Василёк шел по незнакомому ему городу, ища, где бы поесть и переночевать. Васька указал на вывеску, где красовался очаг и котел, из которого шел пар. Они зашли в небольшую комнату заставленную деревянными столами и лавками. В трактире было пусто и хозяин смотрел на них недоверчиво, подозрительно. Василёк начал на немецком:
- Нам нужна комната и ужин. На троих.
Когда хозяин назвал цену за еду и постель, Василёк для виду поторговался, но мужики устали, проголодались, им не хотелось никуда больше идти. После сытного ужина, слуги легли спать, а Васильку не спалось. Он оделся, спустился по лестнице, спросил у хозяина:
- Я одну ночь в городе, посмотреть что можно?
- А что герр желает? Питье, женщин?
- Да нет, так, посмотреть, - пожал плечами Василёк, сам не зная, что ему надо.
Хозяин махнул в сторону главной площади:
- Там все будет.
Любек был больше и роскошнее, чем Варшава. Город стоял на пересечении торговли между Новгородом, Литвой, Польшей, и Германией, Францией, ну и дальше. Управлялся город без короля, советом купцов, как когда-то Великий Новгород, жили в нём богато и свободно. Василёк шел по мощённым улицам с интересом осматриваясь. На главной площади горожане веселились: накрыты были длинные столы, все сидели на лавках, пили, пели, играла весёлая музыка. В центре образовался круг, там танцевали. Всё это веселье освещалось факелами. Василёк подсел на лавку к одному из столов и присмотрелся, что пьют. Напиток, который местные называли «израэль», походил на русский квас. Василёк решил попробовать, выпил одну кружку, потом ещё одну. Видно, напиток был покрепче кваса, и с непривычки голова у него загудела, но в то же время стало тепло, хорошо, захотелось танцевать.
Он подошел поближе к танцующим и какая-то девка втянула его в круг. Она было одета в белую сорочку, из которой чуть не вываливалась её пышные груди, кое-как подпертые атласным зашнурованным лифом. Василёк улыбнулся ей и они закружился под веселую музыку. Ему и самому было весело, хотелось, чтобы музыка не кончалась.
Задержался Василёк поздно, все уже расходились, на прощанье вежливо поклонился девке, с которой танцевал. Она может и была разочарованна, но он решил идти спать один. Когда шёл к трактиру по пустым улицам, пошатывался, его подкованные сапоги громко отзывались на каменной мостовой. Внезапно, перед ним выросла темная фигура, почувствовал, скорее чем увидел, что кто-то встал за спиной. В грудь уперся нож.
- Давай кошелек, не то зарежу! - сказал голос по-немецки.
Василёк молча ругнулся на себя за неосторожность, но свой кинжал было уже не достать.
- Прежде, чем ты меня зарежешь, мои слуги тебе, и товарищу твоему, головы снесут, - промолвил Василёк и улыбнулся как можно беззаботнее. Стоявший перед ним мужик начал затравленно озираться.
- Какие слуги, одни мы.
- Ты что думаешь, такой пан, как я, без слуг ночью шататься будет? Они за мной шли. Не видел, что ли?
Мужик еще раз беспокойно огляделся.
- Если сам сейчас уйдешь, то не пристрелят. А движение сделаешь - головы лишишься.
В этот момент Василёк и вправду краем глаза увидел блеск луны на дуле пистолета и сам поразился. Тот, что стоял за спиной, видно, тоже увидел. Сказал товарищу быстро:
- Не врет, собака, и вправду слуга с пистолета в нас метит.
Двое исчезли так же мгновенно и бесшумно, как и появились.
- Ну и рад я тебя видеть! - Василек хлопнул по плечу подскочившего Ваську.
- А ты разве не знал что я здесь, с пистолетом?
- Нет, это я их на испуг брал, думал, может до своего ножа добраться смогу.
- Что это ты, пан Василий, один ночью шатаешься? Кабы случилось с тобой неладное, что б я пане Елизавете сказал?
- Успокойся, я не дитя малое, за мной присмотр не нужен.
Васька только неодобрительно покачал головой. Он уважал пана, боялся его матери до смерти, но по-настоящему благоговел перед паной Елизаветой. Перед отъездом, она позвала его к себе и наказала:
- Береги пана Василия. Он смел, горяч, да доверчив очень. Сам никогда подлости не сделает и не думает, что другие могут. Так что ты за ним присматривай.
Васька понимающе кивнул.
- А еще, знаешь, как девки на него бросаются, то же смотри, если что не так.
И Васька обещал. В Вильно, он крался вечером за паном к окаянному дому доктора, видел, как дверь открыла женщина. Вроде бы и ничего особенного. Не молодка, да и темная какая-то. Васька сразу решил - ведьма. Приворожила она пана, не то не пошел бы к ней, при такой красавице жене. Васька был рад, когда они уехали из Вильно.
Корабль из Любека в Амстердам сначала шел по каналу между Любеком и Гамбургом который немцы называли Штекниц. Василёк изумился, что смогли прорыть такой двести лет назад. Он только качал головой: «Ну и умельцы, с этим каналом вокруг датчан плыть не надо, напрямик можно. Вишь, семнадцать ворот. Нам бы так обучиться».
В Гамбурге уже были на Северном Море. Море посерело, вода бешено билась о борта корабля - холодная и негостеприимная. Волны бушевали, выл пронзительный ветер, а Василек стоял, качаясь, на палубе, и думал: «Вот это жизнь!». Моряки удивлялись пассажиру: слуги его мучаются, от вёдер не отходят, а этот будто бы для моря родился, все ему нипочем, только лицо под ветер подставляет да смеется.
В Амстердаме на корабль взошли портовые агенты. Они подозрительно осмотрелись, спросили у капитана: что везете, откуда, куда путь держите. И Василька спросили, мол кто и куда едет. Он ответил, как заранее надумал: во Францию учиться еду, и грамоты от польского короля имею. Сначала показалось ему, что все гладко прошло, но не тут-то было. Портовые вызвали военных, а те не церемонясь арестовали Василька и повели к штадтгальтеру.
Уверенный, что это не более, чем формальность, Василёк шёл по Амстердаму спокойно поглядывая по сторонам. Он знал, что Васька и Петька где-то неподалеку, но их не было видно. Город напоминал огромный военный лагерь: везде обосновались вооруженные отряды с новенькими пахнущими оливковым маслом мушкетами, по улицам проходили патрули горожан, вооружённых чем попало. Несмотря на по большей части старомодное и тяжёлое в употреблении оружие, лица у горожан были суровые и решительные.
Василька ввели в небольшой, просто убранный дворец, окружённый солдатами в голубых и жёлтых цветах дома Оранского, и бесцеремонно обыскав и отобрав саблю и кинжал, пустили в кабинет штадтгальтера. Василёк увидел того, и чуть не засмеялся. Это был молодой парень, моложе его самого. Короткие рыжие волосы, на щеках рыжеватый пушок. Но голубые глаза смотрели внимательно и серьезно. Этот мальчишка стал штадтгальтером после убийства его отца, Вильгельма Оранского, всего год назад, ему было восемнадцать лет.
- Кто ты такой? - спросил он Василька.
- Василий Межирический, слуга короля польского Батория.
- Я - Морис, принц Оранский. Мне надо знать, поддержит ли король Баторий испанского короля? Пошлет ли свои войска в Голландию?
Василёк на минуту задумался.
- Я здесь по личному делу, не по королевскому. Но я тебе так скажу, король турков, неверных воевать хочет, а не других христиан. Не будет он в ваши дела вмешиваться.
- Ты уверен?
- За столом с королем не так давно сидел, мысли его точно знаю, - в это мгновение Василёк подумал про себя: «А не за этим ли и пригласил меня на обед хитроумный Баторий? Чтобы, будто случайно, намерения его этому парнишке раскрыл?».
Морис, казалось, был доволен его ответом.
- А ты с королем в походы ходил?
- Четыре года назад, против Московии. Под Псковом был.
Глаза молодого штадтгальтера заблестели:
- Четыре года назад? А сколько тебе было лет?
- Шестнадцать.
- Младше, чем я сейчас! А я в университете время терял! Расскажи мне об осаде.
- Город не взяли, всё мины подводили, мы под них, они под нас!
Василёк рассказал Морису, что знал об осаде Пскова. Морис восхищался Баторием не меньше своего гостя, и разговор шёл на славу. Расстались уже как старые друзья. Василёк решился об услуге попросить:
- Мне бы письма передать надо, в Вильно.
Морис задумался на минуту:
- В Вильно от нас мало кто едет, но оставь, если случится кто, передам. А во Францию по морю плыть сейчас плохо, испанцы Антверпен осаждают, никому проходу не дают. Если хочешь, я отряд в Лиль посылаю, к ним присоединись. Только может и с испанцами дорогой биться придется.
- У меня двое слуг где-то околачиваются, думают, арестовали меня. Я их найду, а завтра вернусь.
На том и расстались.
Глава 42
Когда Василёк вышел из дворца, Васька и Петька стояли на площади. Васька засыпал его вопросами:
- Ну что, не посадили? Я уж думал из застенка вызволять придется.
- Нет, завтра с отрядом голландским во Францию пойдем. Может и биться с испанцами доведется.
- А как же мы потом дальше к ним, к Испанцам тем, поедем?
- Если мы победим, то как они про то узнают? А если они нас одолеют, всяко плохо будет. Ладно, пошли ночлег искать.
Обустроились на ночь в обшарпанном трактире. Город был переполнен до краёв солдатами и беженцами от испанцев, так что повезло одну комнату на троих снять. С едой тоже было тяжело. Трактирщик дал им на ужин только чёрствый хлеб и четверть круга сыра. Хорошо ещё перо, чернила да пергамент нашлись. Слуги расположились на полу спать, а Василёк сел к столу письма писать. Одно - в Межиричи, Елизавете: жив, здоров, по тебе, по детям соскучился, люблю больше жизни. Другое - в Вильно, Рахели: до Голландии добрался, о тебе думаю, улыбки жду.
Этой ночью Васильку снилось, что он лежит на каком-то скользком, обволакивающем покрывале с ними обеими, светлой и темной. Он целовал Елизавету, как ей нравилось, а Рахель целовала его, как ему нравилось, и он любил их, и его любви хватало на них обеих, и они обе ласкали его, и он был счастлив. Он улыбался во сне и шептал: «Я так люблю вас, обеих». Васька, который не спал, ворочаясь на жёстком скрипучем деревянном полу, хмурился, слыша эти его слова: «Не по христиански это. Погубит ведьма его душу». Когда Василёк проснулся, то вспомнил свой сон и покраснел. Сон был такой реальный, но он знал, что никогда тому не осуществиться. Настанет момент, когда ему придется выбирать между ними.
Во дворце Василёк встретился с секретарём штадтгальтера и отдал ему письма. Тот подсказал где отряд, идущий к Лиллю, найти. Командир отряда, молодой простой парень, которого звали Дирик, был недоволен:
- Мне надо в разведку идти, а тут какой-то иноземец навязался. Если бы не приказ самого штадтгальтера, ни за что бы не взял с собой!
- Не бойся, мне надо только до Франции добраться, - успокаивал его Василёк. - Я тебе не помешаю. А может и помогу, если что.
Дирика это не обрадовало:
- Ладно, пошли, под ногами не путайтесь.
- Мы что, пешком пойдем? - удивился Василёк.
- Сначала, пока на нашей стороне, на лошадях, потом пешком.
- Пока ехали верхом, Васька начал разговор:
- А кому ты, пан Василий, письма-то послал?
- Пане Елизавете и в Вильно.
- Ведьме?
- Какой ведьме?
- Что в доме доктора живет.
- Пана Рахель? Какая же она ведьма?
- Тебя, пан, приворожила. Ночью к ней ходил, письма ей пишешь, о грехе с ней мечтаешь.
- Ты что мне, мамка, меня блюсти? Свое дело делай, да помалкивай.
Но Васька не унимался:
- Да еще при такой жене, красавице! Не понимаю что ты, пан, в этой бабе нашёл!
Василек удивленно посмотрел на мужика:
- Ты что, в пану Елизавету что ль влюбился?
- Ничего и не влюбился, - вспыхнул Васька, -просто пана такая вельможная, и красавица, и умница, и тебя любит, а ты к этой ведьме приладился!
- Сказал, не твое дело. Не хочу о том разговаривать.
Васька замолчал, но продолжал недовольно бормотать что-то себе в бороду.
Сначала ехали мелким, светлым лесочком. Не то, что дремучие леса Московии, Волыни или Польши. Василёк поравнялся с Дириком:
- Ты давно отрядом командуешь?
- Прежнего командира испанцы убили, так что где-то месяц.
- А округу здесь хорошо знаешь?
- Я сам из Брабанта, но уж сколько воюю, всю землю, кажется, исходил.
- А что вы с Испанией воюете? Что не поделили?
- Притесняют они нас, свободы наши, городские, отнимают. Ну и инквизицию король испанский у нас учредил. Исповедовать, что хочешь, нельзя. Хватают людей по наветам, мучают, на кострах сжигают. А у вас инквизиция есть?
- Нету. Но в Московии царь был, опричнину учредил, так похуже инквизиции. Сколько своих забил, замучил. Ну и отца моего.
Дирик посмотрел на Василька сочувственно:
- И что, поднялись против него горожане да народ?
- Да нет, не поднялись, - горько ответил Василёк. - Даже наоборот. Когда сдох, собака, плакали.
Дирик покачал головой в изумлении.
- Только я сейчас в Польше живу, - продолжал Василёк. - Свобод много, да и король не плох.
- Бог даст, и мы получше найдем, а то и без короля обойдемся.
Так они неспешно разговаривали, и стали друзьями быстрыми и крепкими, что бывает только в молодости. Слушая Дирика, Василёк начал задумываться о том, о чем раньше и не помышлял: о свободе, о королевской власти, о натуре человеческой.
Когда подъехали поближе к местам, где могли попасться испанцы, спешились. По приказу Дирика, они привязали лошадей в укромном месте и двинулись дальше пешком. Лесок перешел в кустарник, потом пошли распаханные поля. Прятаться было особо негде, старались обойти деревни, где могли быть испанские гарнизоны. Несколько раз останавливались и ждали, а Дирик шел один в деревню, с кем-то встречался, собирал сведения. Испанцев пока не видели, но из осторожности ночевали в полях, на голой земле. Через несколько дней отряд подошёл к Лиллю. Город, окруженный высокой стеной, весь умещался на острове. Входящих и выходящих проверяли и осматривали угрюмые вооружённые до зубов испанские кирасиры. Дирик начал ругаться себе под нос.
- Что не так? - поинтересовался у него Василёк.
- Мне в город надо, от Мориса весточку передать. Боюсь, узнают меня.
- А что, если мне пойти? Грамоты у меня от короля польского, у нас с Испанией ссоры нет.
- Ты и вправду возьмешься? - вскинулся Дирик.
- Ты мне помог, а я тебе помогу. Может, лошадей возьму до Парижа.
Дирик объяснил, с кем встретиться надо и что передать.
Василек, в сопровождении Васьки и Петьки, вышел на главную дорогу и спокойно, открыто, пошел в сторону Лилля. Когда перешел через мост к воротам, его остановили стражники и начали задавать вопросы. Он сказал, мол проездом, из Польши в Париж едет, лошадей дальше взять хочет. На него смотрели подозрительно, но не остановили.
Сперва наперво Василёк нашел нужный дом и громко постучался. Дверь открыла пожилая женщина в темном платье и белом кружевном чепце. Когда Василёк сказал пароль, она изумленно посмотрела на него, но промолчала, и провела в дом. Её муж, седой хмурый мужик с тяжелыми закопченными руками смотрел на Василька подозрительно.
- Кто ты? Откуда пароль знаешь?
- Я здесь проездом из Польши. Принца Мориса в Амстердаме видел, тот просил тебе кое-что передать. - Он разорвал подол камзола и достал записку.
Хозяин перечёл её несколько раз, толстыми заскорузлыми пальцами свернул в трубочку и аккуратно сжёг на пламени свечи.
- Останешься у меня ночевать?
- Нет, меня видели, когда в ворота заходил. Да и слуги меня на улице ждут. Остановлюсь в трактире.
Видимо за домом следили, потому что когда Василёк вышел на улицу, на него неожиданно навалились несколько солдат. Хоть и отбивался, но его избили, крепко скрутили руки за спиной, и потащили в подвал ратуши. Там бесчувственным мешком бросили в камеру в подвале. Холод привёл Василька в сознание. Он лежал на каменном полу, окровавленный, со связанными руками, и ругался про себя: «Как же это я, дурак, так попался? И где Васька с Петькой? Они же должны были за домом смотреть. Неужто их тоже схватили?». По грязным влажным стенам ползали пауки, откуда-то просачивалась вода и собиралась мелкими лужами на полу.
Василёк несколько раз напрягся, пытаясь разорвать веревки, но связали его крепко. Руки начали неметь. Облизывая пересохшие губы, он почувствовал вкус крови. Страха не было, только желание размять руки и выпить воды. Голова плыла, и он силой воли заставил себя сосредоточиться: «Почему не взяли этого мужика, только меня? Со мной просто, я чужеземец. У мужика есть друзья, могут прийти на помощь. Значит, они не знают точно, зачем я к мужику ходил. Надеются сейчас допросить меня и узнать. Так, зачем же я у него был, если не с запиской от Мориса?». Он подумал о тяжелых, прокопченных руках и пальцах с тёмными пятнами, которые не сойдут даже после бани. «Да он кузнец! Значит, я ходил к нему узнать, где лошадей купить. А отбивался - думал худые люди, грабители. Если добавить панское раздражение, грамоты Батория, может и сойдет. Только бы руки, черти, развязали! Да пить дали».
Осмотревшись в камере, Василёк прильнул лицом к полу и начал жадно слизывать языком накопившуюся влагу. Но у воды оказался острый противный привкус, от которого его чуть не стошнило, и он, отплёвываясь, сел прислонившись к стене. Тусклый свет проникал через решётку где-то высоко, под потолком. Оттуда же послышался громкий шёпот:
- Пан Василий, ты здесь?
- Здесь. Вы чего на подмогу не пришли?
- Много их было, решил, вызволим. Если хочешь, Петька решетку выбьет, и я к тебе спущусь.
- Погоди. Я им зубы заговорить попробую. Может сами выпустят. Тише, идёт кто-то.
Василёк, с трудом всползая по стенке, сумел подняться на ноги. По коридору и вправду громыхали подкованные сапоги. В камеру вошёл высокий испанец, по выправке - военный, седеющая бородка клинышком, черные глаза на выкате. Испанец начал говорить с Васильком на незнакомом языке, резко, тоном человека привыкшего отдавать приказы. Василёк отвечал ему по-немецки: «Я не позволю, чтобы со мной так обращались. Я польский шляхтич!». Испанец явно удивился что узник что-то возмущенно, как равный, ему говорит, и позвал одного из своих людей. Тот начал переводить:
- Кто ты такой?
- Я польский дворянин! У меня есть права! - как можно высокомернее отчеканил Василёк, представляя, как бы повёл себя на его месте князь Острожский. - Пока мне не развяжут руки и не дадут воды, я не скажу ни слова.
И Василёк гордо выпрямился, высоко поднял голову и замолчал.
Переводчик, повернувшись к военному, передал слова узника. Испанец что-то коротко приказал. Один и стражников немедленно подошёл к Васильку и, неуклюже копошась за его спиной, развязал верёвку. Узник стоял, с наслаждением растирая затёкшие руки. Ему принесли кувшин, и он выпил до дна тёплую воду, с жадностью, захлёбываясь и отплёвываясь. Потом испанец, через переводчика, опять начал задавать вопросы:
- Как тебя зовут?
- Василий Межирический, у меня есть грамоты от короля Стефана Батория. Я еду в Испанию. У меня есть письмо от короля польского к испанскому королю.
- Что ты делал в доме Клауса? - удивлённо спросил военный.
- Я тебе сказал, кто я. Я хочу знать, кто ты такой, и почему меня избили и арестовали. Я хочу, чтобы мне вернули оружие. А потом, я вызову тебя не дуэль! - голос Василька зазвенел с всё нарастающим негодованием.
- Это дон Вальдес, капитан королевской армии. Ты будешь отвечать на его вопросы, если хочешь жить. Откуда ты знаешь Клауса?
- Я не знаю никакого Клауса. Я шел к кузнецу. Лошадей хотел купить, чтобы дальше ехать.
- Покажи мне твои грамоты.
Василёк вынул из запазухи охранную грамоту. Потом письмо короля Батория. По одному взгляду на военного понял, что тот не умеет читать по латыни. Пришел толстенький розовощёкий монах в коричневой засаленной рясе подвязанной верёвкой, прочел грамоты и кратко перевел их содержание на испанский. Капитан сразу стал очень вежлив и попросил Василька извинить его солдат. Узнику вернули оружие и, чтобы загладить недоразумение, дон Вальдес пригласил его на ужин. Монах спросил Василька, по латыни:
- Дон Межири, ты католик?
Василек замялся, потом вывернулся:
- Я православный, но помышляю в католичество перейти. Затем в Испанию и еду.
Монах удовлетворённо кивнул.
Когда Василёк вышел из ратуши, помятый, с разбитой губой, но в остальном целый и невредимый и при оружии, Васька и Петька уже ждали его.
- Никак, пан Василий, отговорился?
- Да, извинялись. На обед пригласили. Пошли ночлег искать.
Продолжение следует...