Осень в этом году выдалась сухой и ясной. Грязи почти не было. Опавшие листья с березы и черемухи, стоявших друг напротив друга перед воротами Нюриного дома, разделенные полисадниками, уже меньше засыпали проход к воротам. Аккуратно положенная зятем Николаем асфальтированная площадочка слегка пестрела золотисто-желтыми березовыми листьями и красно-пятнистыми от черемухи. Долго лист на дереве держался в этом году, да всему свой срок.
Нюра протерла рукавом трикотажной зеленой кофты запотевшее оконце. Улица была безлюдной. Даже у колонки никого.
"Что-то Катя давно не была, не болеет ли?"
Только подумала и увидела, как из-за поворота появилась сгорбленная фигура. Старушка в потертом душегрее, когда-то в прошлом веке, сшитого из материи "под котика", полушалке и длинной темной юбке с серым фартуком, остановилась, опершись обеими руками на клюку, около дома Кандиковых. Постояла в раздумье несколько секунд, и, приняв видимо верное решение, двинулась в сторону дома Карпеевых.
"Вот и легка на помине!" - подумала Нюра и пошла накидывать на голову шаль. Надо идти во двор, отпирать Кате ворота.
-Здорово!-проскрипела Катя, выглядывая из-под нависшего на глаза платка. Поверх белого головного платочка - теплый клетчатый полушалок.
-Здорово! Жду уж, не видались давно, чего не приходила? - говорила Нюра, запирая ворота.
В кухне Катя сняла душегрейку, как она ее сама называла "куфайку", спустила с головы на плечи полушалок, поправила скрюченными в больных суставах пальцами головной белый платочек. Смуглое лицо все в глубоких морщинах, как будто кто специально рисовал на нем эти темные полосы, глаза глубоко под бровями, но живые, блестящие, как мелкая смородина.
-Чаво не была... тово и не была: Таня, чай, приежжала, да Вовка приходили с ребятишками. А позавчерась к Кандиковым только и доползла, к тебе уж не дошла. Нынче думаю - к Нюрьке пойду, а на завтра к Лен Петровьне, ты не ходила? Славка-то приезжал у ей? Али не были ? - слова она говорила мягко, причмокивая беззубым ртом.
-Не знаю, Кать, не видались. Ить у меня вчерась Маруся была, Галя с Колей. Ко двору и не выходила я.
Нюра суетилась у печи. Будут обедать с Катей. Одной-то и скучно и аппетита нет.
Нюра налила в блюдо щей, поставила на еще горячую печку. Пока еда подогревалась, резала хлеб, доставала из холодильника маринованные помидоры, кружочки соленых огурцов и несколько кусочков селедки с луком, оставшейся от праздника.
Катя скрипучим голосом рассказывала о новостях в улице. Нюра вставляла "да ну" или "гляди-ка" или "ишь ты", давая волю высказаться своей гостье, не перебивала.
Теть Катю в улице звали Катя-фуяжка. Прозвища в деревне прилипают мгновенно и не отлипают уже никогда. Не выговаривала она одно слово, и когда вслед своему сыну кричала с крыльца громким голосом "Вовка, надень фуяжку-то, фуяжку надень!", имея в виду конечно же "фуражку", тогда-то и прилипло к ней это прозвище. Она знала об этом, и грозила клюкой ребятишкам, кричавшим из-за угла "Катя-фуяжка", но зла на них в ней не было. Что взять - дети.
Катя была гостеприимной, не жадной, привечала в дом. Таня Карпеева выросла у них, хоть Нюра и ругала ее, загоняя пообедать, когда слышала: "я у теть Кати поела, не хочу!"
Нюрина и Катина дочери дружили крепко. Обе Тани, обе худенькие, юркие. Муж Катин, Петр, работал на хлебопекарне и девчонки часто бегали к нему за горячим хлебом. И вообще, Тане все в доме Кривошеевых казалось вкуснее. И веселее. Там все было легко и просто. Таню любили и она их любила очень.
Оставшись вдовой, Катя ходила в гости к соседкам в улице. Один день шла к Шильновым, другой к Кандиковым, третий к Ковыловым... Так и проходили ее дни. Одной-то тоскливо дома. Каждая с удовольствием принимала у себя Катю. Вся улица - вдовы, только у Кандиковых Виктор мужик в доме, да напротив Анатолий, остальных перехоронили уж.
А Катя была старушкой беззлобной, любившей поговорить, а соответственно знавшая много уличных новостей. Ведь осенью посиделки на крылечке у Елены Петровны прекращались, и встречались соседки либо у колонки, либо в магазине. Катя была связующим звеном между женщинами всей улицы имени Карла Маркса и одного конца Оборонной.
За разговором обедали. Катя нахваливала щи, ела вприкуску с луком, Нюра аккуратно вычищала косточки из рыбы, боясь "проткнуть горло".
-Ох, насолилась я сегодня! - вытирая пальцы о край лежавшего на коленях полотенца, проговорила Нюра.
-Да, селедка хороша, малопросольная, - подтвердила Катя, отодвигая тарелку.
-Чай-ку что ли тогда? А? С сахаром, али с пряниками. С пищепрома мятные. Свежие.
-Это я не против. Чаю никогда не откажусь, давай с пряником, - скрипучим голосом улыбалась Катя, доставая из кармана гостинец - кусочек халвы в пергаментной бумаге, - на-ко вот, мягонькая, Таня привезла с Пензы.
За окном потихоньку сгущались сумерки, небо затягивало серыми тучами, быть дождю.
-Пора и мне, спасибо, Нюра, за угощение! - Катя вставала, с трудом расправляла плечи и спину, немного постояв, натягивала свою "куфайку" и взяв клюку, выходила в сени.
-Чем богаты, тем и рады! Приходи, Катя! Не забывай, а то и поговорить не с кем...- в сенях обе с трудом переступая засидевшимися ногами, рукой держались за стену.
А выйдя за ворота, Нюра еще несколько минут смотрела вслед медленно шагающей, опирающейся на клюку, Кате, а потом, встрепенувшись, вспоминала, что пора бы и печь растоплять, скоро Таня с Анюткой придут.
продолжение следует
начало