Сегодня день памяти моей сестры Лены.
Ее не стало 19.07.1988.
Было ей 25. Она умерла в обычной московской больнице от воспаления легких. Привезли ее туда уже когда было поздно. Врач очень старался спасти, но не получилось. Привезли ее туда из больницы имени Ганнушкина, куда положили за недели две до того. А за несколько недель до Ганнушкина мама и папа увезли ее отдыхать в Геническ. Там у нее случился приступ. И папа повез ее обратно в Москву, я их встретила на Курском вокзале, и мы, не заезжая домой, поехали в больницу имени Ганнушкина, где Леночка раньше лежала несколько раз. Мы ехали на метро. Лена смотрела на меня своими огромными темными глазами и все время спрашивала, сколько времени. А еще она очень не хотела в больницу, а я старалась ее убедить, что сейчас это нужно.
Когда приехали, мы с сестрой сели ждать, а папа пошел разговаривать с администрацией. Леночкиного лечащего врача не было. Класть Лену не хотели. Но в конце концов взяли. Сестру увели, а мы с папой остались ждать инструкций. Вскоре вышла медсестра и сказала, что месяц как минимум нас к Лене не пустят. Она дала мне Леночкины сережки и сказала, что больше я Лену не увижу. Я до сих пор не знаю, что она могла иметь в виду. Не могла же она знать, что Лена простудится, заболеет воспалением легких и ее не смогут спасти? Медсестра оказалась не права: я видела Лену еще раз. Я не поехала с папой в Геническ сразу после того, как мы положили Лену в больницу. Я осталась еще на несколько дней и поехала к Лене. Она вышла ко мне с полотенцем на голове - после душа. Мы посидели, о чем мы говорили, я уже сейчас не вспомню. Было очень жарко.
Я поехала к родителям в наш летний дом в Геническе, который дедушка строил для нас и который был закончен в год рождения Лены. В доме всегда было много работы. Мы туда ездили только летом, когда у родителей был отпуск. Через несколько дней после моего приезда в Геническ соседи позвали маму к телефону: своего у нас не было. Мама вернулась и сказала, что звонили соседи из Подольска, которые смотрели нашу почту, и сказали, что была телеграмма с известием о Лене. Известие было неясно сформулировано. Мама тут же собралась и уехала в Москву. Ехать на поезде было чуть меньше суток. Тогда была одна страна, без пограничного контроля в Белгороде и под Харьковом.
Мама позвонила на следующий день. Мы с папой и его школьным товарищем сидели на веранде и пили чай. К телефону пошел папа. Когда он вернулся, лица на нем не было. Я спросила безжалостно, но в точку: Леночка умерла?
Мы с папой поехали в Новоалексеевку: поезда дальнего следования ходили через эту станцию. Билетов в Москву не было. Мы пошли на платформу и сели в первый же подошедший поезд. Это был поезд «Евпатория - Москва» и вез детей из пионерских лагерей домой. Папа что-то объяснял проводнице, я молчала. Мне дали место на верхней полке, папа, кажется, сидел внизу всю ночь.
Дома мамы не было. Она была в больнице, туда же собирался ехать папа. Он необыкновенно долго собирался, таким я его раньше не видела. Таким он остался на те недолгие годы, которые прожил после Леночки. Когда папа уехал, я стала перебирать наши с Леной ноты. И тут из моей груди вырвался совершенно звериный крик. Я не могла его сдержать, не могла контролировать. Я вдруг поняла: у меня больше нет моей единственной родной сестры.