…Порой кажется, что самые яркие судьбы ниспосланы личностям, которые вечно мечутся из крайности в крайность – не жизнь, а «песнь льда и пламени». Так вышли с легендарной актрисой Сарой Бернар: из биографии сумела создать фантасмагорию, была обожествляема и порицаема, обожаема и ненавистна. Её считали самой желанной женщиной, притом, что она никогда не позволяла себе главной женской прелести – слабости
Тон задан был с рождения: Сара мечтала стать монахиней, когда вырастет, а семья готовила её в куртизанки. Ну, как сказать, семья: у голландской еврейки Юл было пятеро дочерей, а Сару она произвела на свет в скромные 16 лет. Тем не менее, Юл уже была искушённой в амурном мастерстве и всегда окружена влиятельными поклонниками – композитор Россини, писатель Дюма-отец, герцог де Морни, близкий к Наполеону III. Рождение дочерей не помешало фривольной карьере Юл, после рождения девочку отправили в деревню к кормилице. Возможно, сестёр маленькой Сары устраивал такой поворот судьбы, ан с Сарой всё вышло наперекосяк. Она упала в огонь, потом сломала руку и повредила колено, пошла на всё, чтобы мать забрала эксцентричную девчонку из глухомани. Так и случилось, заодно выяснилось, что малышка росла настоящей дикаркой – не умеет ни читать, ни писать, о хороших манерах слыхом не слыхивала. Чтобы наверстать упущенное, Юл отправила дочку в очередную ссылку – в монастырь. Авось святоши научат девочку не только грамоте и вышивке гладью, но обуздают норов.
Характер в итоге остался при Саре, но она «заболела» монастырской эстетикой: ах, как славно было бы почить в юном возрасте, лежать холодной и безучастной под белым саваном, в окружении плачущих свечей!..
Итак, Саре 16, пора решать, куда дальше. Семейный совет (Сара, мать, действующие и былые любовники Юл) постановил: о монастыре забыть, о куртизанстве тоже – слишком худая, рыжая и взбалмошная. Остаётся только податься в актрисы – как вам гримаса судьбы? То, что станет делом жизни и обеспечит грандиозный успех, было решено походя, под журчание светской болтовни в пикантном заведении… Разве не лукавый танец крайностей?
А когда впервые попала в обитель лицедеев, тут же заболела «болезнью красного и золотого», так именовал театральный фанатизм драматург Жан Кокто.
«Когда всё хорошо, это плохо. Стало плохо? Это хорошо!»
Благоволение прежних поклонников Юл Бернар позволило Саре без суеты и волнений поступить в консерваторию, а там и заполучить ангажемент в популярном театре. Кстати, в старейшем учебном заведении Франции выяснилось, что Сара – вот те на! – ещё и одарённая барышня. Правда, подкузьмил характер, вкус и страсть к вычурности и эпатажу. Дебюты в «Комеди Франсёз» были блёклыми, а внешность Сары – худоба, рыжие вьющиеся волосы, тонкость стана – играла против неё. В общем, выходила на сцену, что-то произносила, кланялась, но из рядовых статисток не выделялась. И тут снова крайность – то ли помог, то ли «сломал хребет» её бешеный норов. Сара изрядно нервировала театральных коллег: таскала на спектакли детей, собак, поклонников, не скрывала причуд вроде спать в гробу, дерзила и не боялась конфликта. Ох, опасный путь – даже при наличии солидных покровителей начинающей актрисе положено быть скромной, жадной до снисходительной похвалы именитых актёров. А Сара предпочла другую крайность, залепив пощёчину очень значимой персоне – старейшей актрисе Натали. «Заслуженная» толстуха получила оплеуху от Сары в довесок к грубым шуточкам, которые отпускала в адрес Натали другая Бернар, сестра Режина.
Выгнали с треском.
… Сара металась по комнатам материнского дома: что делать? Её кипучей натуре противопоказано без лицедейства, без погружения в образ и прочей театральной белиберды, погибнет ведь!..
Не погибла, но пошла по стопам матери. Да-да, пару лет Сара отдала, так сказать, небескорыстной любви. С ней не случилось печальное явление «среда затянула», думается, только по одной причине: Сара относилась к платному соблазнению, как к театральному экспромту. Одного любовника встречаем робкой голубкой, второму дарим страсть Мессалины – при желании актёрствовать можно и в анатомическом театре, не то что в доме свиданий!
Ещё одна значимая веха, что пришлась на этот период – рождение сына Мориса. Отец ребёнка, принц де Линь, пожалуй, сыграл с Сарой самую жестокую сцену. Крутил любовь настолько убедительно, что свадьба казалась делом решённым. Но когда невеста оказалась с приплодом, избранник повёл плечами, дескать, «я-то здесь при чём, ребёнка не признаю». Сара урок усвоила, а вот с расплатой пришлось повременить. Спустя 20 лет принц, плешивый и дряхлый, возжелал признать наследника и поделиться деньжатами. На что молодой франт, игрок и сердцеед рассмеялся: «Де Линь? Кто в Европе знает эту фамилию? А перед фамилией Бернар открываются все двери!»
«Пришла и говорю»
Всему свой черёд: пройдя «изгнание» в куртизанках, Сара вернулась в театр. Разумеется, опять поспособствовал маменькин кавалер, устроил в «Одеон» - второй по популярности театр Парижа. Неизвестно, произносила ли Юл Бернар напутствие, мол, «дочь, на этот раз не подкачай», но Сара не упустила второй шанс заявить о себе. Никакого эпатажа, дуростью никого не удивишь, а вот покорить публику – это да…
Итак, в «Одеоне» она воссияла в роли… мальчика-пажа. В ту пору женщины утягивались в корсеты и шуршали драпировками платьев, а Сара щеголяла по сцене в обтягивающем трико, бархатном камзоле и белоснежной рубашке – восхитительный прыжок в крайность. Сначала публика любовалась гранатовым костюмчиком, затем прозрела: у юной актрисы чудные рыжие волосы, светящееся, будто фарфоровое личико и «золотой голос» - манящее, волшебное звучание. Кстати, именно голос заставил театральных «повелителей» обратить внимание на певичку. А также то, что она занималась бесстыдной саморекламой. За это её высмеивали такие «монстры», как Антон Чехов и Бернард Шоу, однако признавали – это и есть профессионализм.
Умирать ради бессмертия
Публика рыдала, заходилась в экстазе, выплывала в слезах катарсиса, когда наблюдала очередное перевоплощение Бернар. Особенно, если это был образ женщины, раздираемой страстями – измученная, содрогающаяся в предсмертных конвульсиях Сара была божественна. «Она обретает себя, лишь когда убивает или умирает», - признавала театральная критика.
И вот очередная крайность: публика буквально теряла годы жизни, оплакивая воплощённых Сарой героинь – Федру, Медею, леди Макбет, - а сама актриса уподобилась птице Феникс. Шли годы, а её лицо не утрачивало фарфорового сияния, рыжая шевелюра не тускнела и не редела, тонкий стан не терял гибкости. Всё просто: что одних губит, других питает. Кстати, не за эту ли способность умирая возрождаться её обожал Оскар Уайльд, описавший феномен в «Портрете Дориана Грея»?
Эротизм смерти, соблазн трагичности манил мужчин к ней, но отталкивал женщин. Европейские дамы писали в газеты, призывая Сару Бернар сыграть роль добропорядочной женщины. О, эти жалкие квохчущие курицы, имя им легион во все времена. А как насчёт в 65 лет сыграть 14-летнюю Джульетту? Бернар смогла, и ей поверили.
Но впрямь, почему Бернар не теряла молодости и изящества? Резонно – потому что умела разграничивать безумие на сцене и чинный распорядок в жизни – ранние подъёмы, конные прогулки, отдых у моря. Она не хотела идти по стопам своей предшественницы – актрисы Рашель, которую убило театральное ремесло в цветущие 36 лет. Сара же понимала: театр тем и хорош, что можно получать дивиденды с человеческого желания наблюдать чужие трагедии.
К 40 годам у неё было всё, что сейчас называют «голливудским золотым стандартом» - бешеные гонорары, дикие траты, свита поклонников, фанаты по всему миру, беззастенчивая самореклама.
И тут ей стало скучно.
«Поехали!..»
Оставалось много свободного времени, в «Комедии Франсёз» Сара играла дважды в неделю. Куда девать прорву сил? Выход не назвать оригинальным – мужчины, эксцентрика и скульптуры. Но что-то пошло не так. Калейдоскоп любовников оставляют невнятный душевный голод. Прогулки на воздушном шаре над Парижем и написание зловещих рассказов о себе не развлекают. Сбежав в скульптурные студии, она снова скучает. В Париже тесно. Но… ведь есть целый мир. Решено – турне! «Чёс» по Европе, России, Дикому Западу, Южной Америке.
Пожалуй, именно Америка научила Бернар, как создавать себя, подогревать интерес публики заявлениями типа «актриса хочет вживить в крестец тигриный хвост, но родня против». Осознала: дав папарации повод смаковать свою жизнь, она привлечёт ещё больше публики на представления. Спасибо, Америка!
А также спасибо Франции: она триумфально принимала свою дочь после возвращения из турне, обнимала и купала в любви. Да, в России её обозвали кривлякой, да, в той же Америке считали бесстыдной – но Франция-мать продолжала любить свою знаменитую беспутницу…
Дама с камелиями
«1844-1923» - эти даты рядом с её именем возникнут, когда отгремят фанфары, литавры, публика разойдётся, фанаты вытрут слёзы. А за 10 лет до финала будет вот что…
Она всё так же продолжит играть, причём пожилая Сара Бернар убедительно сыграет ряд мужских ролей. Будет тянуться череда поклонников. Будет проигрывать деньги и терзать материнское сердце избалованный сын Морис. Её признают символом столетия, самым изображаемым образом – на сигаретах, печенье, коробках с пудрой, гравюрах…
За 10 лет до окончательного занавеса придётся отнять правую ногу из-за травмы, Сара сама уговорит хирурга. Не подружившись с протезом, она придумает белое складное кресло и двух красавцев-переносчиков – не правда ли, точь-в-точь императрица в путешествии.
Надев протез, она снова играла даму с камелиями, любила, страдала и умирала. Изуродованное тело актрисы снова будило мужские желания, кавалеры находили бесконечно женственной и ранимой ту, которая ни разу не позволила себе женской слабости – это её последняя крайность.
