- Таня, я ничего не смогла сделать. Он сам предложил, — рыдала в трубку Марья Павловна.
- Знаю, Маша. Все глаза выплакала. Ничто Захара не остановит. Пять лет к походу готовился. Я и резала снаряжение, и жгла. В другой город его увезла. Он втихую от меня всё готовил.
- Ещё есть время. Я буду рядом. Попробую переубедить.
- Дай бог, буду молиться за тебя и за сына.
Мария Павловна положила трубку и посмотрела в окно. Грязный апрель прыгал по лужам и серым стлевшим сугробам. С последнего этажа высотного дома виднелась еще скованная льдом река. Она дарила спокойствие, усмиряла гневливый характер и напоминала в минуты бессилия, что всё течёт, а значит, проходит: и детство, и молодость, и смелость. С двенадцати лет Мария занималась водным туризмом. Пошла с подругою в клуб за компанию и прикипела. То ли Лилька, то ли Нинка, сейчас уже и не вспомнишь, бросила, через месяц, другой, а Маша связала с туризмом всю свою жизнь. Родных детей Бог не дал, как и мужа. Не срослось. Зато скольких воспитала. Того же Пантелеева, которому уже сорок. Он из первого набора, самого памятного. Сама зелёная, восемнадцать годочков, и подростки десяти-двенадцати лет. Такие же, какой недавно была она. Много через неё детишек прошло, но первые врезались в сердце.
Пять лет уже Марья Павловна не водит в походы детей. Лишь смотрит на скованную льдинами реку. Ходит весной на речушку с «мальками», учит ходить на байдарках, но большая вода не по силам.
«Зачем же ты вызвалась? — корила она себя. – Все планы нарушишь. Соревнования на носу, ребята беспризорными останутся».
Сердце сжалось, забилось испуганной птицей и вырвалось криком. Память вновь унесла ее на Аргут. В тот злополучный день, когда Никита, Ник, Никитос… Его не нашли. Не смог справиться с белой водой. Пантелеева вместе с обломками бубля вынесло к плоскому камню. Никита навечно остался в водах Аргута.
После случившегося Марья Павловна не была на Алтае. Что-то сломалось в ней вместе с крепкою рамой подвижного бубля. Вина повисла на шее, сложила гордые плечи: не усмотрела, не научила, не помогла. И неважно, что Никите уже тридцать пять. Он так и остался учеником.
Вернувшись с Алтая, она пряталась от Татьяны (жены Никиты) и колкого взгляда Захара, пришедшего в клуб вслед за отцом. Маша хотела уволиться. Не могла выносить запах сиротства. Слава богу, Татьяна вернулась с сыном в родной городишко.
«Мне дан второй шанс», — повторяла Марья Павловна, влезая по шаткой стремянке на антресоли. Она достала пыльный пакет, спрятанный за сломанной пластиковой ёлкой и спустившись, принялась проверять снаряжение.
***
Пантелеев спал плохо. Вздрагивал, крутился и шарил под кроватью в поисках полной бутылки перцовки. Пил из горла, крякал и снова крутился. Курил. Сон всё не шел.
Стоило закрыть глаза, и Пантелеев чувствовал остриё большущего рога. Видел, как болтается то, что осталось от тела Никиты, Романа, Петрухи и Васьки, как стекают кровавые струи по шерсти быка. Капают в воду, расплываются кляксами. Слышал дыхание монстра. Синий бык звал его. Требовал новую жертву. Вспенивал добела реку.
С середины апреля Пантелеев боялся воды. Пил газировку и сок, но чаще брал пиво. Не мылся. Ходил по бордюрам, опасаясь холодной темной воды, стекавшей с сугробов. Видел противную морду быка даже в кружке с водой. Отказался от чая и врал, что боится сглазить поход.
Пятый год он боролся с собой и сдавался. Полз к Карагыму, трясся от страха и выходи́л сухим из воды. Год доживал и снова сжимался от дикого страха. Вода пахла зверем, манила к себе, звала погрузиться поглубже.
Жена отказалась терпеть.
- Что происходит? – спросила она в первый год.
- Я не сказал тебе сразу. Тогда на реке должен был выжить Никита. Меня затянуло под камень. Я выменял его жизнь на свою, — сбросил с души груз Пантелеев и хлопнул стакан. Не полегчало.
- Ерунда, — отмахнулась жена. – Это не повод ходить с грязной шеей. Ты пахнешь.
- Не могу. Он заберёт меня, если не принесу ему жертву.
- Кому? – спросила она между делом.
- Быку.
- Ты бредишь или опять перепил? – взорвалась жена.
Были анализы и даже уколы по указанью взбешённой жены, отчего Пантелеев притих. Тайно купил влажных салфеток и, спрятавшись в ванне от грозного взгляда, тёр своё тело под звуки открытой воды.
Потом был поход и новая жертва. Карагымский прорыв забрал себе Ромку.
Пантелеев давал интервью, став снова героем.
Он больше не спал. Видел, как тянется к свету из пены Роман, слышал капель в подземной реке.
Он мог бы стать храбрым. Набрать себе ванну и лечь, закрывши глаза. Всплыть в Тойбодыме. Вернуться к быку, выкупить сердце, но Пантелеев был трусом. И снова искал себе жертву, пятую жертву.
«Все получилось. Никита встретится с сыном», - вздохнул Пантелеев и погрузился в пьяный угар.