Никто из знающих ситуацию туда не рвется. Вся Организация в курсе, что из сектора Т можно не вернуться, уже два человека пропали, а искать их в тех условиях просто нереально. Деньги хорошие, я не спорю, но они не стоят такого риска, Рин. Если хочешь, я компенсирую тебе отказ в том же размере, только останься здесь. Ты молодая красивая девушка, тебе есть что терять, какого черта ты собралась себя законсервировать на этой плесневелой базе с возможной перспективой невозврата?
Я усмехнулась, на этот раз открыто:
– Тебе-то какая разница, Гер? Я уже все решила и не собираюсь больше мучать эту тему.
На его лице появилось упрямое выражение.
– Ты хороший человек и мой друг, Ри. И мне будет очень плохо, если с тобой что-то произойдет. Как только я узнал, кого утвердили на должность, тут же сорвался к тебе, чтобы отговорить не сходить с ума, и послушать знающего человека. В институте все молодые специалисты с лаборантами и практикантами бесшумным строем по стеночке ходят, лишь бы на них не показали пальцем, сказав, вот он подходит, пакуйте его на базу. Они боятся этого как огня. А старые не парятся потому, что знают – хорошие кадры организация терять не захочет. Поэтому в эту гнилую базу и сажают молодежь, типа посвящение. А облажаются, жалеть их никто не будет. Таких молодцов у них пачками, это расходный материал. Короче, глупо, опасно, скучно и нечего делать, вот тебе краткое описание этой должности. Ну так что, – он с энтузиазмом гипнотизёра – самоучки вгляделся в мое лицо, – все еще хочешь поработать козой отпущения?
Я честно сделала вид, что задумалась. С одной стороны, я прекрасно его понимала. С другой у меня были причины, о которых Герман мог только догадываться. И они явно перевешивали его доводы. Он думал, что знал и видел меня насквозь. И это было ошибкой многих моих знакомых. Именно поэтому они не выходили из этой категории, не становились друзьями.
Они привыкли видеть во мне только миловидную маленькую девушку с большими доверчивыми глазами, глядя в которые хочется неосознанно защитить от всего, даже если их об этом не просят. Они липнут и навязывают себя, как бесценный подарок, и теряются не скоро.
Приходится долго убеждать и доказывать, что я не та, за кого они меня поначалу приняли. Вот только Германа мне убедить все никак не удавалось. В том, что в свои двадцать лет я сильная и самостоятельная, и уже точно знаю, что не буду нарываться на неприятности, как предыдущие белочки, которые исчезли по своей собственной глупой халатности.
Я слишком долго ждала этой работы, слишком много времени потратила на достижение цели. Да и для свежеиспеченной выпускницы института это прекрасный опыт. В конце концов, я слишком педантична и хорошо организована для того, чтобы делать глупые ошибки на рабочем месте. Я почти маньяк в работе, может именно поэтому в личной жизни мне так не везет, ведь трудно найти второго подобного фрика, сидя дома 24\7.
А может, я просто не люблю людей настолько, чтобы подпускать к себе вплотную, еще и это является причиной моего рвения. Да нет, не может. Наверняка! Я не люблю людей, и друзей у меня нет, и быть одной для меня величайшее из благ. И скучать по мне будет не по кому. А ведь сотрудник на базу требуется лишь один, а значит я буду одна, совсем одна на десятки сотен квадратных километров… Мечта.
Здесь, в шумном пыльном городе каждый день приходится так или иначе контактировать с незнакомыми и зачастую неприятными людьми. Даже поход в магазин порою лишает энергии на несколько часов… А там, в локации… первозданный лес. Люблю природу, деревья, листья, животных, чистое небо и солнце над головой. Они не отнимают энергию, они ее дарят.
Не знаю, в кого я такая уродилась… Может, я просто мало видела хорошего от других людей? Не знаю. С другой стороны, все люди разные, и, если я не делаю ничего плохого, значит и такого плана личности имеют право на существование?
Завтра последний день инструктажа, и я подписываю контракт, затем собираю вещи и лечу работать. Мои открытия меня уже заждались. Честно говоря, его неосторожное высказывание про компенсацию неприятно царапнуло по моем самолюбию. Я ни от кого не зависела с пятнадцати лет, и вероятность быть хоть сколько-нибудь ему обязанной сильно задевала.
Мои губы снисходительно растянулись в резиновую улыбку:
– Я тебя услышала, и я подумаю. Спасибо за беспокойство, это очень ценно для меня, ты знаешь.
Продолжение
