Ася КревецКуртуазную поэзию по-другому называют рыцарской. Ее авторами, как нетрудно догадаться, нередко были рыцари. Кто такой рыцарь? Вообще сословие рыцарей складывалось с 10 века и изначально рыцарь – это тяжеловооружённый конный воин (т.е. тот, у кого хватило средств на приобретение такого оружия и коня), причем тогда их нравы были грубы (по выражению знакомого мне преподавателя с кафедры зарубежной литературы одного из московских вузов А.А. Козина «первые рыцари более походили на наших «братков» их 90-х, которые жили по понятиям и решали проблемы своих паханов). Эта военная каста, возникнув, не подчинялась никому кроме Библии и Устава рыцарей .Но в дальнейшем сословие рыцарей стало знатным, привилегированным, они составляли уже элиту, они блистали не только в бою, но и в светской жизни. Короли (они возникли несколько раньше, в 8 веке), желая подчинить, «приручить» рыцарей наделяли их деньгами, титулом, невестой, многие из рыцарей получали земельный надел (феод), становились феодалами, тогда короли и те, кто их награждал владением, были сеньорами и сюзеренами (по отношению к ним рыцарь – вассал). Рыцарь, как мы знаем, становится носителем идеалов: это идеалы благородного человека, защитника слабых и угнетённых, служителя дам, борца за правду и справедливость, человека, превыше всего берегущего свою честь. Рыцарская эпоха (!) уходит завершается в 16 веке, тогда исчезает рыцарская конница, но рыцари и рыцарские ордены (например, Тевтонский или Мальтийский) остаются, посвящением в рыцари все еще считается наградой.
Кого мы вспоминаем, представляя рыцаря? Слово «трубадур» (а трубадуры – это чаще всего именно рыцари) знаем с детства по «Бременским музыкантам» В юном и взрослом возрасте при слове рыцарь нам на ум приходят мушкетеры, в чем несомненная заслуга Дюма. Отметим, что мушкетеры – это более позднее явление. Если рыцарство уходит к 16-17 веку как военная каста, остается лишь звание, то мушкетеры появляются в 16 и существуют в некоторых странах вплоть до 19 века. Это дворяне, которые могли позволить себе приобрести мушкет (огнестрельное оружие типа ружья) и содержать эту дорогую вещь, участвуя в битве. Грубо говоря, мушкетеры – те же рыцари, но более позднего образования, со своими нюансами.
Рыцарская, или куртуазная, поэзия воплощает в большую очередь те идеалы, которые сложились вокруг сословия, некую идеализированную картинку, по крайней мере идеализированную в глазах средневекового человека. Это идеалы христианского служения, подвигов во имя Господа и его святынь, а также идеалы романтической, чистой любви (это явление возникает впервые), деяний в честь прекрасной дамы, служение ей.
Нужно оговориться, что на деле эти идеалы имели своего рода оборотную, теневую сторону, то есть оборачивались чем-то иным. Так целью крестовых походов провозглашалось освобождение гроба господня (места захоронения Иисуса, которое, по преданию, находилось в Иерусалиме) из рук мусульман. Именно здесь находится пещера, где, по вере христиан, было положено тело Христа после распятия, а также само место распятия и воскресения. На месте пещеры установлен Храм Гроба Господня, который за долгую историю принадлежал и христианам, и мусульманам. (Даже сейчас ключи от этой главной христианской святыни хранят мусульмане, они торжественно отпирают храм в связи с разногласиями и невозможностью мирного сосуществования разных христианских общин (например, римско-католической и греко-православной). Христиане и в прошлом были довольно воинственны, непримиримы, нетерпимы к чужой вере, что сказалось и в крестовых походах, которые были весьма кровавыми, имели насильственный характер. Разные исследователи подчеркивают различное значение этих походов, например, также говорят и о приобщении к утонченной восточной культуре (так в быт европейцев вошли сахар, лимоны, рис, тонкие вина, белье, многие лекарства), расширении торговых связей, а также романтике странствий и воинских приключений (походы распространились на такие страны как Сирия, Палестина, Египет), выработке чувства европейского единства. Характер крайней жестокости этого явления отмечен, например, в советском школьном учебнике истории средних веков: «Грабежи и убийства прерывались лишь молитвами, после которых кровопролитие возобновлялось». А вот из советского же вузовского учебника: «Занятые устройством своих дел в захваченных областях, предводители крестоносцев, казалось, забыли о главной цели похода – «святых местах» <…> Завоеватели безжалостно истребляли мусульман, убивая без разбора мужчин, женщин и детей. Грабежи и убийства перемежались с молебствиями. Помолившись у «гроба господня», крестоносцы снова бросались на беззащитные жертвы. Все имущество перешло завоевателям, тому, кто первым его захватил».
Крестовых походов было около 9-и, после чего изжило себя. Когда движение уже шло на убыль, появилась идея детского крестового похода. Тогда возник слух, что Иерусалим смогут спасти только дети как еще наиболее чистые существа. В 13 веке 10 тыс. детей Франции были перевезены на восток купцами Марселя, часть из них погибла в пути, остальных судовладельцы продали в рабство в Александрии. Затем на юге Италии собрались крестоносцы-подростки главным образом из Германии, они были задержаны в дороге местными властями, основная часть их погибла на обратном пути от голода и болезней.
Хочу привести строки Рютбефа, которого относят к труверам, певцам севера Франции, где больше были распространены эпические песни. Вот отрывки из самого известного его произведения, посвященного крестовым походам «Спор крестоносца и некрестоносца»:
Крестоносец:
Безумец в полном смысле слова!
Умрет в своей постели тот,
Умрет позорно, как корова,
Кто вместе с нами не уйдет.
Коль обрету я смертью тела
Блаженство вечное души,
Во имя смертного предела
Мне все дороги хороши!
Готов я кинуться в сраженья,
Готов идти в темницу я,
И не составят преткновенья
Жена и дети для меня!
В ответ на это некрестоносец обращается к своему собеседнику как к прекрасному и дорогому сеньору, говорит, что отказывается от своих слов, что тот победил его, устроил ему мат (шахматы тогда были популярны) и что он возлагает на себя крест.
Между прочим, можно напомнить, что один из самых известных, популярных в свое время трубадуров (лирических певцов юга Франции) Бертран де Борн (конец 12 века) был необыкновенно воинственным. Он не уставал всю свою жизнь славить как любовь, так и битву, а в конце своей жизни удалился в монастырь. Он был увлечен борьбой английских принцев, Генриха и Ричарда, за будущий престол, втягивая баронов и других лиц, напоминая о причинах вражды. В борьбе стал участвовать и сам английский король. Одного из братьев даже поддержал французский король. Эту борьбу можно считать своего рода предвестницей разразившейся полтораста лет спустя Столетней войны между Англией и Францией, той самой, в которой прославится крестьянка Жанна д”Арк. Отмечу, что Бертран де Борн принимает сторону Генриха («молодого короля», как он его зовет). Сравнивает его с Роландом, главным героем французского эпоса, идеалом рыцарского мужества, служения долгу, зовет «императором всех храбрецов». Однако прежде в сирвенте (сатирической песне) он высмеивал того же Генриха, называл его королем трусов. Мир, заключенный между сторонами, не удовлетворял Бертрана. В конфликте находился он и со своми соседями (графом Периговским и виконтом Лиможским), и с семьей (братьями Константином и Ричардом).
Войну (наряду с любовью) в своих песнях он утверждает как нечто самое чаянное, желанное и прекрасное, к чему стремится его сердце (в этом отношении его высказывания крайне категоричны):
Повсюду мир – а все ж со мною
Еще немножечко войны.
Тот да ослепнет, чьей виною
Мы будем с ней разлучены.
Их мир – не для меня,
С войной в союзе я,
Ей верю потому,
А больше – ничему.
Или
Стремлюсь к турнирам я,
К войне, войну любя,
Я щедр и не тужу,
И женщинам служу.
Когда между Англией и Францией было заключено перемирие до Иванова дня, Бертран сетовал:
Дни мира для меня скучны;
Иванов день все не приходит,
И день так медленно проходит,
Как тридцать дней; меня изводит
Их милый мир.
Вот тут впору вспомнить слова д”Артаньяна: «Я сражаюсь для того, чтобы сражаться».
В стихах трубадуров (певцов Франции) не так много места уделено природе по сравнению с миннезинганами (певцами Германии). Трубадуры южной Франции как бы слишком ею избалованы, оттого не каждый умеет ее ценить. Но посмотрите, чем мила Бертрану весна!
Пора весны приятна мне
С ее листвою и цветами;
Люблю и птичек я: оне
Лелеют слух мой голосами,
Что в роще весело звучат.
Приятно, если перед вами
Равнины стелются с шатрами,
и если рыцари спешат
Туда и в шлемах, и в бронях
На боевых своих конях.
Далее:
Не даст питье мне, ни еда,
Ни сон такого наслажденья,
Как ощущаю я, когда
Заслышу крик в пылу сраженья:
«Вперед, туда!» В тиши лесной –
Коней осиротелых ржанье,
Вот слышно к помощи воззванье,
И кроет ров своей травой
Тела бойцов…Вон, погляди
Лежит боец с копьем в груди.
Итак, начиная с весенних цветов и птиц, трубадур в конце переходит к более сладкому сердцу виду мертвых, пронзенных тел…
Говоря о размолвке с возлюбленной Матильдой (виной чему его песни к другой даме) он пытается всячески напасть на «клеветников», их разлучивших:
Я знаю все, что лгут Вам про меня
Льстецы презренные, клянусь Вам я!
Не верьте им, их речь полна обмана;
Не уклоняйте сердца своего
Вы от меня, служителя его;
Подругою останьтеся Бертрана.
Вот какую казнь ему придумывает Данте, ценивший между тем талант трубадура, в восьмом кругу ада для сеятелей раскола и поджигателей раздора:
Он голову за волосы так смело,
Бесчувственно, как бы фонарь держал,
И голова, крича «увы», смотрела.
Он сам себе дорогу освещал,
То два в одном, и в двух один шагали,
Но как – решит лишь Тот, кто казнь послал.
Мы видим, даже в куртуазную эпоху война во многом продолжает править балом, как будто времена кельтов еще недалеки. Не будем забывать, что скальды - то тоже средневековое явление, только чуть более раннее… А певцы нашего века? У поэтессы Лины Томчи есть емкое определение из стихов, положенных на музыку: «Мы дети войны»… Это о кошмаре 1941-1945. Но сразу на ум приходит блоковское о начале того же века:
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.
1914 г.