Нет худо без добра. Во времена второй волны, - и последней, - спецпереселения народов, человек пятьдесят армянского населения оказались в нашем небезызвестном Шамсабаде. Им было выделено «гетто» - параллельная улица села, которая ответвлялась вначале и соединялась в конце с центральной.
Народ быстро освоился, и второй день пребывания потребовал выделить им место под погост для захоронения своих будущих покойников. Свои требования народ обосновывал тем, что они ортодоксальные шииты, и им запрещено самим имамом Али сесть за один стол с суннитами, коими являемся мы, не то, что лежать рядом на кладбище. Так что, или земля или противостояние на почве религиозных догматов. Председатель колхоза товарищ Иманов из-за нежелания и возможностей вступить в теологический спор, распорядился выделить им кусок земли, но за пределами села, при этом явно выходя за пределы своих полномочий, ровно за арыком Алпоут, на территории другого села. Стороны, довольные этим обстоятельством, разошлись.
Первый гость «за речкой» появился только через … семь лет. Но это уже другая история.
Да и имам Али такой глупости никогда не говорил, шииты появились только после его смерти. Но это тоже другая история.
По мере интеграции ответвлений Ислама, представители обоих направлений стали проникать друг в друга взаимной симпатией, вместе проводить время, пить водку, сыграть свадьбы, хоронить мертвецов, но каждый на своем погосте. Но через сорок лет и эта традиция была нарушена – покойников стали хоронить и тут и там, уже исходя из потребностей политической конъюнктуры.
Все это никак не влияло на мои представления о добре и зле. Меня больше всего беспокоила и коробила моя левая рука, которая взяла моду еще с пяти лет ломаться и вывихнуться, что просто не было мочи.
В пять лет я впервые сломал ее в трех местах, и орал так, что все испугались и разбежались. Кроме мужественного Ивраама, который взял меня на руки и побежал к знаменитому уже тогда Фейзи-дайы, подозрительному спецпереселенцу в религиозном отношении товарищу, шутнику и балагуру, человеку лет пятидесяти с лишним. Тот, не выдержав мой ор, бросил все свои дела, быстро срезал из тростника несколько ровных линеечек, приказал жене разбить десять куриных яиц и перемешать их в муке, а сам взялся поправлять мои сломанные нежные косточки, которые мне доставляли особые мучения. Боль была, видимо, недостаточно больно, что я никак не мог терять сознания. Выправив не без напряжений и усилий мою сломанную ручку, Фейзи-дайы стал накладывать на нее по всей длине раствор из муки и яйца. Потом на раствор стал ровными краями прикладывать линейки из тростника, и чуть на них придавливая, чтобы те хорошо сели на раствор. На предплечье ушло десять линеек, столько же на плечо, длиной на 12 см. К тому времени успела и моя мать, которая принесла с собой бинты, жгуты, вату и прочую мелочь для оказания первой медпомощи. Пригодился только бинт, с помощью которого Фейзи-дайы, крепко-накрепко перевязал мою несчастную ручку. Рука потяжелела на несколько порядков. Фейзи-дайы подвесил мою ручку на шее, привязав к нему петлю из ремня, позже замененного на пионерский галстук.
Через день Фейзи-дайы сам захаживал к нам проведать меня, и всегда подбадривал, что все будет хорошо, лишь бы я снова не падал. Когда он трогал мою ручку, я непременно орал, что иногда его выводило из себя. Мать говорила, что я очень боюсь Фейзи-дайы, потому и ору. Он ассоциировался у меня с моей болью, хотя Фейзи-дайы был единственным человеком на свете, который не заслуживал такой участи.
Прошло сорок с лишним лет после этой истории, но Ивраам, при малейшем случае, напоминает мне мою трагедию. Говорит, что если бы не он, то я до сих пор ( ?) валялся бы на том же месте и орал, пока вокруг творилась история. Я вынужденно молчал и проглатывал его упреки, пока однажды мне все это не надоело, и я ему высказал все то, что скопилось у меня в душе. Он молча меня выслушал и сказал : «Если бы не я …»
Ведь прав же негодяй. После того, как Фейзи-дайы сделал свое воистину великое дело, меня подняли и сказали : «Иди». А я идти не мог. Тогда снова вызвался Ивраам, снова меня взял на руки и отнес меня домой, до самой постели, и положил прямо в нее. По прошествии времени, когда подбиваю жизненный баланс, убеждаюсь в том, что эксплуатация Ивраамом меня на тутовым саду несколько была оправдана. Видимо, он считал, и не без основания, что я обязан таким образом отплатиться ему. Кто знает, наступит время, и я забуду о его благодеянии. Лучше синица в руках.
Позже я узнал, изучая состав раствора одной из средневековых крепостей, что раствор из муки и яйца является очень мощным цементирующим раствором, не подверженным власти времени.
Моя левая ручка почти два месяца висела у меня же на шее. Говорят, если даже твой родной брат висит у тебя на шее, это рано или поздно надоест тебе. А мне скоро надоела моя левая ручка, которая стала чесаться. Узнав об этом, Фейзи-дайы распорядился совершить к нему визит.
Когда моя мама привела меня к Фейзи-дайы, он уже лил в тазик горячую воду, но не настолько, чтобы я мог в нем вариться. Снял ручку с петли и пытался ее разогнуть. Рука не поддавалась. Я испугался, что больше моя рука не будет работать и всегда будет вот таком положении висеть у меня на плече. Поняв мое душевное состояние, Фейзи-дайы сказал : «Ничего особенного. Рука долгое время висела без движения и неестественно, вот и временно потеряла свою способность двигаться. А пальцы-то шевелят ? Ну-ка, пошевели пальчиками». Я пошевелил пальчиками, и у Фейзи-дайы лицо расцвело от радости : «Вот, что я вам говорил. Сейчас мы снимем гипс, и снова ты можешь поиграть обеими ручками». Он положил мою ручку в тазик с теплой водой, а я по традиции, захотел было крикнуть, Фейзи-дайы опередил меня : «Тссс, крысеныш, вот ты где у меня сидишь !», - и сделал резкий отрезающий жест по собственному горлу. Дальше дал указание моей маме : «По-тихоночьку, не спеша, отдирай линейки и гипс по мере увлажнения и массируй ручку». Через час, когда все было готово, Фейзи-дайы подошел, повертел мою ручку у себя в руках, и сказал : «Готов». Тут же моя рука стала функционировать на всех направлениях, хотя час назад я было совсем потерял надежды увидеть ее такой.
Фейзи-дайы стал символом народной медицины в нашем селе в части костоправства. К нему стали приезжать из других сел. Он свою работу делал на совесть и никогда ни у кого денег не брал. Это даже ему в голову не приходило. Он однажды выправил кости одному молодому человеку, которому не помог ни один врач. Прямо как в фильме «Знахарь». Потому этот польский фильм является моим любимым фильмом, даже персонаж очень похож на своего армянского прототипа.
До совершеннолетия я не раз обращался к Фейзи-дайы подправить у меня что-нибудь. Особенно я злоупотреблял левой рукой. Дошло до того, что моя мама меня стала не впускать домой, если я пришел с вывихом или переломом. Тогда я шел прямо к Фейзи-дайы, а он, бросив все свои дела, занимался мною. Позже он признавался отцу, что всегда ждал меня, ибо знал, у этого мальчика слишком слабая левая рука и слишком неусидчивый характер, чтобы снова ее не сломать. Что касается остальных частей тела мальчика, Фейзи-дайы, как-то от комментарий воздерживался.
Вплоть до призыва в армию, я старался не попадаться на глаза Фейзи-дайы, вместо того, чтобы поблагодарить его за спасенное я. А он был слишком мудрым, чтобы ожидать от меня благодарностей. Это сейчас мне нет от него спасения. Мне кажется, я с ним тогда обошелся не очень вежливо, скрываясь от него и не поблагодарив ни разу !
Говорят, он уехал к родным в середине 80-х, и я больше о нем ничего не знаю …