У моей подруги Аньки был дед, которого мы любили всем двором. Деда Мишу я помнила всю свою жизнь. Еще будучи маленькой, я называла его «дедушкой». Он казался мне старым-престарым, хотя сегодня я думаю, что в ту пору было ему чуть за 60. Он был лыс, почти беззуб и морщинист, как подмерзшее яблоко. Но одевался аккуратно и даже как бы щегольски: на нем всегда были чистая рубашка и какая-то несоветского вида кепочка. Дядя Миша всегда таскал с собой целый карман каких-нибудь дешевых сладостей и непременно угощал всю детвору. Был он признанным мастером на все руки. Вечно чья-то мамаша разыскивала его, чтобы он починил ей утюг, стиралку или отвалившуюся дверцу шкафа. Никому дед не отказывал. А когда у него выдавалась свободная от забот минута, он выходил во двор, и детвора со всей округи сбегалась к нему со своими детскими проблемами: починить цепь велосипеда, прикрутить отвалившуюся спинку санок, смастерить удочку или рогатку и так далее... А пока дядя Миша мастерил, ребята крутились рядом, слушая его бесконечные истории: он в молодости служил во флоте и повидал немало...
Анькины бабка с дедом жили очень скромно. Ютились в двушке с детьми и внучкой. Жили, впрочем, дружно. Само собой, Анька была у них любимицей. А когда у нее родился братишка Вася, молодой
семье наконец дали собственную квартиру. С молчаливого согласия отца и матери Анька так и осталась жить у бабки с дедом, пока не переехала в общагу института.
Все знали, что дед Миша гнал самогон, его запах разносился по всему подъезду. И понимающие люди утверждали, что самый лучший самогон в городке у Анькиного деда. Что скрывать, даже участковый забегал иногда к нему, чтобы купить бутылочку. Поначалу-то он ругался, конечно, грозил, что конфискует аппарат, а старика запрет в каталажке, но потом смирился. А какие у деда Миши были настойки! На апельсиновых корках, рябине, клюкве... Моя мать всегда запасала пару бутылочек к празднику.
Однажды дядя Миша показал подросшей Аньке какую-то старую металлическую канистру. Вроде той, куда он сливал готовый самогон, перед тем как приступить к его очистке.
— Вот, Анют, в наследство тебе оставлю, чтобы настойки делала такие же, как у меня.
— А... угу, — буркнула в ответ Анька, уставившись в ноутбук.
Я в это время была рядом и со смехом спросила:
— Ты что на самом деле будешь настойки делать?
— Господи! Ты с ума сошла? — фыркнула Анька. — Давай не отвлекайся. Нам еще половину курсовой надо успеть.
Несмотря на комнату в общежитии, нам все равно приходилось иногда приезжать домой для выполнения серьезных работ — оставлять ноутбук в общаге мы боялись. В те суровые годы воровство среди студентов было, увы, явлением распространенным.
Однажды мы приехали к старикам Аньки, а бабушка только что отошла. Обычная простуда незаметно перешла в воспаление легких, и... организм не справился. После этого дед Миша совсем сдал и, кажется, тронулся умом. Он все еще занимался самогоном и все чаще продавал его направо и налево. И снова и снова повторял, что все свои канистры завещает Анюте. Она кивала, родители ее крутили у виска пальцем, но дед, казалось, не замечал всего этого.
На время Анька переехала к деду, решив, что оставлять его одного уже небезопасно. Прожили дед с внучкой вместе недолго: однажды утром старик не проснулся. Помню, как я сорвалась с лекции после ее звонка. Аня горько плакала, а рядом толклись ее предки и обсуждали продажу дедовой квартиры. Они откровенно вздохнули свободнее, рассчитывая улучшить жилищные условия с дедовым наследством. Аньку, кажется, никто не спрашивал, где она собирается жить.
С тех пор Анька отчетливо поняла, что просто не нужна своим родителям. У нас маячил последний курс института, надо было что-то срочно решать с работой и жильем. Мы собирались снять на двоих квартирку в центре...
На 40-й день Аньке приснился дед Миша.
«Анюта, забери мои канистры, сколько я тебе повторял! Вот продадут твои родители квартирку мою, и тю-тю, пропадет наследство!» — сердито бубнил дед Миша в ее сне.
Она мне с грустью поведала утром, что и правда хочет их забрать.
— Зачем? — удивилась я.
— Это ж неуважительно, оставить их там, если дедушка так просит.
— Пожалуй! Но куда мы их денем? В общаге места нет, если на съемную поедем, там тоже не хоромы...
Аня все же поехала вечером за канистрами. Успела вовремя: тара уже стояла в прихожей, готовая отправиться на помойку. Отец начинал делать ремонт, а потому избавился от всего, что после деда осталось.
Подруга вывезла эти канистры в гараж моего отца. Причем одна была явно не пустой — довольно тяжелой. Анька со смехом сказала мне: «Вот на мой день рождения и выпьем последний раз напиток от деда Миши».
Открыв канистру накануне ее 22-летия, мы осторожно наклонили ее, и... ничего не потекло. Странно! Она точно не была пустой. Сняли насадку с горлышка и обомлели: из канистры вывалилась туго скрученная пачка денег... Потом еще одна и еще... А потом совсем хорошо дело пошло — золотые монеты, завернутые в полиэтилен, посыпались. Червонцы царские. Где их дед Миша насобирал, ума не приложу. Анька тоже не знает. Никогда у деда Миши не наблюдалось ни интереса к нумизматике, ни страсти к поиску кладов. Да такое и не найдешь! Хоть полжизни с металлоискателем по лесам ходи. Ну с купюрами-то ясно было, что делать, — в банк нести.
А вот над царскими червонцами мы голову поломали. Конечно, быстро нашлись темные личности, которые готовы были у Аньки их купить. Все разом. Что называется, оптом. Давали деньги вроде приличные, но я подругу отговорила — почувствовала подвох. Поняла, что Аньку облапошить хотят. Тут нам и пришлось с головой погрузиться в изучение вопроса. Оказалось, что весят-то все царские червонцы одинаково. Оно и понятно: их одним штампом клепали. Да и золото в них во всех одно и то же. Только вот цена у монет разная. Зависит от года выпуска и от того, какие на гурте (это ребро монеты так называется) буквы выбиты. Еще мы вычитали в Интернете, что в первые годы советской власти коммунисты, видя, что царские червонцы пользуются неизменным спросом, наладили выпуск новых монет. Да! Я сама не поверила! Пламенные революционеры шлепали червонцы с портретом расстрелянного ими Николая |. Однако это факт. Этих монет так называемого советского чекана полно — едва ли меньше, чем подлинных. Впрочем, советские червонцы с Николаем подделкой тоже не считаются — их же не фальшивомонетчики из какой-то дряни чеканили, а само государство — из проверенного золота. Поэтому стоят они тоже неслабо, хотя и меньше, чем те червонцы, которые при царе отпечатаны были. Нам об этом один старичок рассказал — дальний родственник ухажера Аньки, Толика Белоглазова. Мы к тому старичку специально в Саранск ездили. Так вот... Он каждую монетку полчаса
во всякие увеличительные стекла рассматривал, бархатной тряпочкой тер, про каждую на бумажке чуть ли не целый трактат написал: мол, отчеканена тогда-то и там-то, в подлинности сомневаться не приходится, сохранность такая-то, цена такая-то. Этот старичок и продать червонцы нам помог. Стал звонить по знакомым собирателям — таким же благообразным дедулькам. Они и купили. Хотя нет, вру. Тридцать монет музей из Казани приобрел. Там директором был товарищ старичка по учебе в университете. Старичок ему позвонил и уговорил: дескать, отменная подборка монет, готовая коллекция. Знали бы они, где эта коллекция хранилась и кем
была собрана! Кстати, когда с монетами вопрос решили, Анька старичка спросила: чем, мол, обязана ему за содействие. Это же не шутки — она с его помощью несколько сотен тысяч сберегла. Не было бы у нее такого знатока — облапошили бы ее барыги. А старичок, вы не поверите, ни копейки с подруги моей не взял. Посмотрел на нас внимательно грустными слезящимися глазами и сказал, что был несказанно рад видеть нас те несколько дней, которые потребовались для оценки монет. Потом на меня указал и говорит, что я ему напомнила утонувшую в 1962 году в Волге дочь. Тут мы с Анькой зарыдали, давай старичка обнимать и целовать. А у того слезинки в бороде серебрятся. Очень трогательный момент был.
Долго я рассказываю, но в итоге у Аньки собралась такая сумма, от которой у меня лично дыхание перехватывало. Купила на эти деньги Анька приличную двушку. Конечно, без ремонта, даже без перегородок. Но и на отделку деньги остались — спасибо доброму деду Мише. Я Аньке с ремонтом помогала. Как могла, конечно. Ездила с ней по строительным рынкам — грязь за строителями выметала. А потом все мы 3 дня гуляли у Анны на новоселье. Где я и познакомилась с Николаем — сослуживцем Толика Белоглазова. Но это совсем другая история. Пусть и не таинственная, зато очень красивая и со счастливым концом.
Понравилось? Не забудьте поставить "палец вверх"