2 марта 2015 года. Концертный зал им. П.И. Чайковского
(И. Брамс – Дэвид Гарретт, Симфония № 5 П.И. Чайковского – В.Т. Спиваков, Национальный филармонический оркестр России).
Почти месяц после концерта душа была в оцепенении от страстного, горячего и в то же время драматичного для меня концерта Брамса в исполнении Дэвида Гарретта. Только сейчас начали появляться слова, неспособные вероятно выразить в полной мере прекрасную и вдохновенную игру, оставившую огненный след в моем сердце. Что сердце, оно рвалось как волосы на смычке вместе с каждым пассажем скрипача. Меня поразила сдержанность Дэвида и в то же время его страстность исполнения концерта Брамса, исходящая, вероятно, от его внутренней целостности, познания себя, своих внутренних сил и, кроме того, от безусловного принятия на духовном уровне самой музыки. Его тонкое чутье, его свобода, его нерв, его дыхание, его техника и пластика движений и звуков как будто из самой природы, как будто и есть сама природа! Исходящая от личности исполнителя природа, которая выше разума и понимания, открывающая непознаваемый спектр его чувств, его мир и его интимные интонации скрытого личного.
Я выплакала все глаза и вместе с ними контактные линзы. Приходится констатировать, что виной тому его энергетика и темперамент, способные накалить температуру и пронзить самым высоким напряжением. Кто-то сказал: «слово метит мысль клеймом неточности», пусть оправданием моего неточного слова будет исключительно точно исполненная музыка. В пронзительной восприимчивости Дэвидом музыки — что-то от одержимости, не как болезни, а как дара, который способен вовлечь зрителей-слушателей в некое таинственное действие, необъяснимое единение, что есть, безусловно, тайна, имеющая неотмирную природу. Без сомнения, вспоминая прозвучавший концерт Брамса, все время возникает соблазн схватить и препарировать характер дара Дэвида Гарретта и его исполнения.
Совершенно торжественно и величественно прозвучало второе отделение концерта – 5-я Симфония П.И. Чайковского. Неповторимый стиль, зрелость и уровень мастерства Маэстро Спивакова были настолько безупречными для моего восприятия, что казалось, будто Маэстро был сам сопричастен духу, манере и характеру произведения. Колоссальная амплитуда контрастов — от подъемов до каких-то необъяснимых таинственных звучаний, насквозь принизывала тело, ум и душу. Невероятная скромность Маэстро Спивакова, его интеллигентная сдержанность перемежались необыкновенными эмоциональными подъемами и накалом, так, что был достигнут некий морально-этический баланс между бережностью к тексту автора и личной индивидуальной трактовкой произведения.
Что еще добавить? Я отогрелась у больших переживаний и была ими поглощена еще долгое время.
Я испытала невероятный трепет и смятение после концерта, оказавшись в служебном помещении. Вначале, перед невероятной тонкой и аристократичной Сати Спиваковой, затем в гримерке Маэстро Спивакова, где были скупые слова благодарности и признания, волнение и почтительная любовь к этому Великому и красивому Художнику. А потом, предстоя перед Дэвидом в молчаливой мольбе поставить автограф для сынишки моей подруги на скомканной, залитой слезами программке. Не было слов, только молчаливая благодарность и щемящая нежность за возможность стать частью его магического действа на сцене и возможность так запросто постоять рядом, посмотреть в глаза. Я минимизировала себя, боялась дышать, чтобы не нарушить его целостности, состояния мятежности и вместе с тем покоя после такого невероятного откровения и самопожертвования на сцене. Мне показалось, что любое произнесенное слово в тот момент будет лишним и лишено смысла, я чувствовала некоторую уязвимость и интимность момента.
Вряд ли вы запомнили, Маэстро, и вы, Дэвид, странную молчаливую девушку на костылях, с заплаканными и горящими глазами, но я вас не забуду никогда.
Екатерина Слезкина (Kate Sle)
Фото: Эля Пашкеева
Опубликовано на сайте MusicFirework 1.04.2015 г.