У анархистов есть всего 3 примера хоть сколько-то успешных действий (Шубин [Бывший анархист, историк Александр Шубин – «ИстЛяп»] любит их приводить): Парижская коммуна, испанская революция и махновщина. И во всех трёх случаях анархисты вели себя ультраавторитарно: навязывали свою точку зрения несогласным пулемётами и массовыми расстрелами…
«Революция не всерьёз», 2005 г.
Враньё Тарасова успешнее всего опроверг сам Тарасов. В статье «Мать беспорядка» («Скепсис», 9-23 июля 2009 г.) он подробно описал, что именно анархисты в Париже противились любому ограничению несовместимых с военным временем демократических свобод, играя на руку врагу.
«Из-за анархистской ненависти ко всему государственному, и уж тем более к карательным органам, прудонисты сделали всё, чтобы воспрепятствовать эффективной борьбе с контрреволюцией. В этой области Коммуна и так была почти беспомощна, не имея ни аппарата контрразведки, ни опыта, ни кадров для подобной деятельности. Большинство агентов Тьера [Адольф Тьер, глава разгромившего Парижскую Коммуну правительства в Версале – «ИстЛяп»] успешно избежало ареста, большинство арестованных было арестовано по ошибке и вскоре освобождено (причем многие агенты Тьера — сообщниками, воспользовавшимися неразберихой). Но и такой «борьбе с контрреволюцией» прудонисты отчаянно препятствовали, постоянно атакуя прокурора Коммуны бланкиста Рауля Риго, выступая против создания Комитета общественного спасения, а когда не удалось сорвать его создание — против действий последнего, таких как введение удостоверений личности (вполне логичной меры на войне). В условиях осады Парижа версальцами прудонисты требовали соблюдения максимально широких гражданских свобод для всех, включая врагов Коммуны, выступали против каких-либо репрессий (как говорил Арну [Шарль Арну, французский анархист и член Парижской Коммуны – «ИстЛяп»], «социалисты не должны пользоваться средствами, которые употребляли деспоты») и настаивали на том, что социалисты должны быть «философами и ставить разум выше силы.
И это при том, что Париж был буквально наводнен версальской агентурой, агенты Тьера успешно проникли в генштаб, в ЦК Национальной гвардии (Рауль дю Биссон), некоторые из них стали офицерами Национальной гвардии (например, начальник штаба 7-го легиона виконт Барраль де Монто). Агентом Версаля были начальник 6-го сектора обороны Коммуны полковник Лапорт и даже первый главнокомандующий Национальной гвардией Шарль Люлье. Тьер располагал планами обороны Парижа и планами баррикад, его агенты открыли версальцам ворота в город и сдали редут Мулен-Саке. В Версале под руководством секретаря Тьера Бартелеми Сент-Илера было создано специальное бюро по руководству шпионско-диверсионной деятельностью против Коммуны. Бюро располагало значительными средствами. Оно подкупало чиновников, журналистов, предпринимателей в Париже, организовало массовый саботаж (в частности, при осуществлении оборонительных работ, на железнодорожном узле, в госпиталях), успешно осуществляло диверсии — вплоть до взрыва патронного завода на улице Рапп (с почти сотней жертв). В Париже составлялись заговоры — с целью организации восстаний в тылу Коммуны при подходе версальцев — и если эти заговоры раскрывались (как в случае с заговором «трехцветных повязок»), то исключительно по случайности».
Никаких массовых расстрелов при столь безбрежном либерализме не наблюдалось. Таковым могла считаться только казнь 24 мая 1871 года 63 заложников, включая архиепископа Парижа Жоржа Дарбуа. Однако эта экзекуция не имела задачи навязать свою точку зрения. Заложников расстреляли в ответ на массовые казни версальцами пленных коммунаров, причём анархисты как раз выступали против. Инициатор расстрела первой партии заложников, включая Дарбуа — член Комитета общественной безопасности Гюстав Жентон и санкционировавший казнь прокурор Коммуны Теофиль Ферре, анархистами не являлись. Само решение об аресте заложников вынес предшественник Ферре на посту прокурора, Рауль Риго, а предложил глава военного ведомства Шарль Делеклюз — тоже никаким боком не анархисты.
Расправа вышла глупой и бессмысленной – к тому времени противник уже занял половину города и 28 мая Коммуна пала. При устроенном ей бардаке защитникам Парижа не помогли бы и пулемёты. Вопреки Тарасову они впервые появились на поле боя 25 октября 1893 года, когда британские колониальные войска расстреляли на берегу реки Шангане армию африканского племени матабеле. Новое оружие оказалось чрезвычайно эффективным, матабеле обратились в бегство, оставив на поле боя полторы тысячи трупов, а из 750 британцев погибло только четверо. После чего вдохновлённый результатом поэт Хилэр Беллок написал стихотворение «Современный путешественник» со знаменитыми строчками «Чтоб не случилось, известен ответ - у нас есть «Максим», у них его нет» (Whatever happens, we have got the Maxim Gun, and they have not).