Начало можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9 и часть 10.
– Да поймите же, ему надо взглянуть на вещь, по фотографии сказать ничего определённо нельзя. Опять же, Вениамин Теодорович рекомендовал своего знакомого. Возможно, станет известно, кто изготовил туфли. Может быть, что-то ещё…
– Я терпеть не могу, чтобы кто-то трогал мои вещи…
Неизвестно, как ей удалось уговорить его поехать к этому коллекционеру, но они уже стояли перед воротами загородного дома. Дом выглядел не особо приметно – приземистый, весь в окружении деревьев, будто скрытый за стволами, ветками и листвой. Участок оказался довольно обширным и ухоженным – не иначе тут работает садовник: ровные дорожки, подстриженные кусты, аккуратные газоны и симпатичные клумбы с набирающими цвет бутонами.
Их встретил сам хозяин и, не дав толком осмотреться, провёл в дом, сразу в одну из комнат. Константин Леопольдович выглядел так, будто собирался тотчас ехать на званый ужин или приём – брюки и жилетка песочного цвета, тёмная рубашка в тон, застёгнутая под самое горло, часы на цепочке, на которые он то и дело поглядывал, так что гости переминались с ноги на ногу, раздумывая, не пора ли уже распрощаться, толком не поздоровавшись.
Коллекционер словно прочитал их мысли и пояснил, что у него мало времени, важная встреча, но он готов взглянуть на обувную пару, фотография которой так его заинтересовала. Софья видела, что её друг нервничает, а его глаза начали метать молнии. Вот сейчас развернётся и всё… Она взяла инициативу в свои руки и принялась нахваливать стиль интерьера и костюм хозяина. Тот был польщён и усадил гостей в кресла. Мигель осторожно выудил чехол с туфлями из рюкзака, но не торопился отдавать свою реликвию, будто раздумывая.
Константин Леопольдович бережно взял обувную пару, некоторое время разглядывал её, опустив очки на кончик носа и вдруг ринулся к столу, сев за него спиной к своим визитёрам, что выглядело не очень-то вежливо. Он весь согнулся, поднеся к глазам лупу и что-то бормоча себе под нос. Кажется, коллекционер позабыл, что ему надо спешить. Он придвинул ближе лампу и вертел туфли и так, и эдак. Мигель не сводил с него глаз, словно боялся, что туфли по мановению волшебной палочки исчезнут, как в цирке в руках фокусника исчезают вещи.
Наконец, знаток редких предметов гардероба обернулся к гостям и спросил чуть дрожащим от волнения голосом:
– Где Вы взяли эту вещь?
– Она перешла мне по наследству, – ответствовал обувной мастер.
– Простите… А кто Ваши предки?
– Если бы я знал… К чему все эти вопросы?
– Обувь совершенно нестандартная. Определённо, туфли с историей. Конечно, точнее можно сказать, если произвести кое-какие исследования… Но вот что интересно. Если это 19 век, то в то время наиболее популярный материал, который использовали мастера, – прюнель – это довольно плотная ткань из шерсти, шёлка и хлопка одновременно. И женская, и мужская обувь шилась из неё. А здесь кожа. И кожа великолепно выделанная. К тому же, очень прочная. В каких условиях Вы храните эту пару? У вас имеется что-то вроде бокса или какой-нибудь стеклянный колпак? При какой температуре и влажности?
Когда Софья, нечаянно вклинившаяся в разговор, сообщила, что хозяин туфель в них танцует, Константин Леопольдович вытаращил в ужасе глаза и схватился за голову.
– Как можно так беспечно относиться к реликвии? Или же это настолько искусная подделка… Нет, быть не может…
– Да нет же, – поспешил оправдаться мужчина. – Именно в этих туфлях я танцую крайне редко, берегу. Для тренировок у меня есть сшитые на заказ.
– Да уж, эти надо бы поберечь, – покачал головой коллекционер. – Взгляните на декоративные элементы и пряжки – это наверняка изделия того времени. Кожаные туфли, на каблуке, со шнуровкой – тогдашняя мода, пришедшая из Англии. Дамские и даже мужские украшали нередко вышивкой, пуговицами… Простите, я увлёкся…
Гостья поспешила заверить, что всё это невероятно интересно, и вдохновлённый коллекционер принялся рассказывать о том, как вручную работали обувщики, какие появились механизмы, какие мастерские стали известны в Европе… Тут он спохватился и заговорил о главном:
– Я сразу же обратил внимание, что эти туфли не совсем обычные. То есть они не для повседневной носки. Подошва и каблук подбиты гвоздиками, а носы укреплены железом. Да, эта обувь предназначена танцору. Это немного не моя область, я позвоню своему коллеге, который более сведущ в этом вопросе, – хозяин поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
Пару веков назад…
Струи дождя хлестали по плечам и тулье шляпы. За шумом внезапной стихии было не разобрать, что кричит человек, держащий его на мушке. Сколько дорог исколесил его театр, сколько всего бывало в пути… И лихих людей встречали, не без этого. Но как-то всегда обходилось. А вот так близко оружие у своего лица он видел впервые. Нет, паники не было. Что он кричит, этот человек? Туфли?.. Зачем они ему, разбойнику…
– Чего застыл, поворачивайся! Открывай баулы! Живее! – грабитель махнул ружьём куда-то в сторону и вновь направил в лоб. – Проклятый дождь… у-у-у… напасть… Не видно не зги… Что встали, кабальерос, – махнул он своим приспешникам. – Спешиваться, живо! Ты, ты – к этому экипажу. Остальные – ко второму! Пошевеливайтесь!
Подручные принялись стаскивать поклажу, открывать сундуки. Ах, паршивцы… Да разве можно музыкальные инструменты под дождь, под сырость-то нельзя, а тут льёт, как из ведра.
Струи били в крышки ящиков и футляров, одна из гитар выпала, в ней сразу же забулькала вода. Арайя стиснул кулаки, желваки заходили по скулам. Боковым зрением увидел, что у второго экипажа тоже орудуют молодчики. Там закричала одна из женщин.
Не раздумывая, дон Алваро молниеносно выпростал из-под плаща правую руку и цепко ухватился прямо за ствол. Риск был велик, но ничего не оставалось. Он резко рванул вверх и на себя. Главарь от неожиданности присел и тут же получил удар локтем куда-то в шею и ухо. Второму, подскочившему на выручку, досталось прикладом – он рухнул набок, как подкошенный, чавкнула слякоть.
Арайя потянулся к ближнему сундуку – скорее укрыть под навес, и в этот миг тяжёлый удар обрушился на спину и голову. Один из налётчиков обошёл неприкрытого с тыла артиста… Алваро показалось, что он падает медленно, как-то нехотя. Он и действительно, не хотел…
Дождь лил теперь почему-то в лицо, заливал глаза, бежал за ворот. Ему почудилось, что сейчас он увидит Инес и всё образуется. Он так хотел прижаться к её щеке, взять её ладони в свои, поднять на руки сына… Инес всегда говорит, что он прекрасный отец. Удивительно, ведь сам он не видел отцовской ласки и заботы… Как это можно не заботиться о своём ребёнке, таком крохотном и беззащитном, своём наследнике, кровинке…
Почему он не может подняться, почему так холодно… Они ведь были уже совсем недалеко от дома, кони летели во весь опор. Совсем скоро он увидит Инес и сына… Но вместо них вдруг показалось лицо учителя и наставника. Дон Гильермо, старый обувной мастер, пропавший много лет назад, склонился над ним и смотрел отчего-то с тоской и состраданием…
– Кретин! Олух! – бушевал поднявшийся главарь, пытаясь стряхнуть комья земли и травы, налипшие на штаны. – Мерзавец! Что ты наделал… Пудовые кулачища, а бог умишком не наградил… И где теперь я буду искать эти туфли?! Здесь туфель, как грязи на проселочной дороге после ливня. Я ведь даже не успел задать ему вопросы, пощекотать этого артистишку. Да теперь тот почтенный идальго спустит нас с лестницы, не заплатив ни гроша… И это при лучшем исходе! Нет, в город теперь возвращаться нельзя. Уходим.
***
В это самое время в простом, но крепком доме под черепичной крышей зашёлся плачем младенец. Мать подхватила его из люльки на руки и прижала к себе. Неужто сынок заболел… Она ещё не слыхала, чтобы ребёнок так горько плакал.
Инес выглядывала в окно, ожидая увидеть повозки в сгущающихся сумерках. По серому небу метались тревожные тучи. Скоро ли вернётся муж? Отчего-то женщина задрожала всем телом, по спине побежал холодок и руки застыли. Эту дрожь она не могла унять до самого утра, когда в дверь дома постучали…
Наши дни
Когда они шли обратной дорогой через лес к выходу из коттеджного посёлка, Софья не выдержала:
– Вы-то сами как пришли к тому, что в этих туфлях, которые с вами с самого детства, надо танцевать?
Оказалось, что о предназначении туфель он ничего не знал совершенно до определённого дня.
– Несколько лет назад была у меня девушка, – Мигель покосился на Софью, та слушала со спокойным вниманием. – Как-то раз она уговорила взять билеты на филармонический концерт. Делать нечего, пришлось идти, хотя я не горел желанием. Концерт мне не понравился. Старинные европейские мелодии, совсем невыразительные – я чуть не уснул, – рассказчик усмехнулся и продолжал. – Но в финале вышла пара танцоров – девушка и мужчина. И музыка вдруг зазвучала совсем другая – гитарная, ритмичная. Танцовщица так двигалась – огонь! Гибкая, глазами сверкает, длинные волосы собраны в тугой пучок. Но это были не беспорядочные или просто ритмичные движения, она будто рассказывала танцем чью-то драму. Я не мог глаз отвести, даже моя подруга начала ёрзать. Но когда на сцене показался танцор, в зале наступила полнейшая тишина. Стать, походка, собранность… А что он ногами выделывал, не передать. Когда мы выходили, то столкнулись с артистами в фойе. Девушка моя попросила автограф, слово за слово… Оказалось, они из самодеятельного коллектива. Дали нам визитку, мол, приходите, посмотрите сами.
– Вот так история, – воскликнула Софья. – И что, Вы пошли со своей девушкой?
– Нет, – замотал Мигель головой. – Мысли не было. Мужское ли это дело... С подругой мы вскоре расстались, она была излишне… навязчивой что ли и не всегда искренней. С одной стороны, я остался один и даже был этому рад. С другой… Мне требовалось куда-то выйти, проветриться… Тут как раз я случайно наткнулся на визитку. Почему бы и нет? Школа танца была довольно далеко, но я всё же поехал. И там познакомился с её основателем и руководителем. Я попал в совершенно другой мир. Но главное, что эта музыка отозвалась во мне… Не знаю, как объяснить… Это что-то моё, что я знаю и чувствую. Для меня танец – тот же полёт, где музыка – небо, в котором я ощущаю себя по-другому, парю, дышу...
– Теперь Вы танцуете на сцене? – ахнула женщина.
– Нет, – засмеялся мужчина. – Сцена – не моё. Я, наверное, слишком одиночка, чтобы «дарить» себя публике. Выступил всего пару раз на общем концерте. Репетировал в зале, теперь больше сам.
– А туфли? – встрепенулась Софья. – Ваши туфли?
– Когда я увидел, в какой обуви занимаются танцоры, сразу подумал о своих туфлях. Показал руководителю. Тот заявил, что не видел ничего подобного и что они похожи на музейную редкость, но вполне крепкие. Потом мне дали адрес ателье, и я заказал пару для тренировок. А когда освоил уже некоторые азы и обул свои туфли… Все в один голос стали говорить о том, что у них необычное звучание – дробное, звонкое. Даже не знаю, в чём их секрет…
Сорок второй год двадцатого века
– Гляди-ка, какой молодец! – воскликнул высокий офицер, судя по всему, начальник, и внимательнее присмотрелся к вошедшему. – Худой больно. Ну, чисто птенец… Восемнадцать-то есть?
– Никак нет! – браво оттарабанил глазастый чернявый паренёк, высоко вскинув голову и вытянувшись по стойке смирно. – Скоро будет!
Комполка покачал головой, а комиссар наклонился к самому его уху и с расстановкой, чеканя каждое слово, негромко докладывал: «Парень толковый, комсомолец, активист. И потом… он из этих детей (шёпот). Отца расстреляли франкисты, мать пропала без вести. СССР ему теперь вторая родина. Идеологически подкован. Желает защищать Страну Советов и бить фашистов, мстить за отца». Комполка парировал вполголоса: «Мне тут не мстители нужны, не те, кому терять нечего, а лётчики с ясной головой, холодным расчётом и с подготовкой…».
«Так он, когда на автобазе работал, занимался в аэроклубе ОСОАВИАХИМА, – заметил комиссар. – Наш человек, чую». Так Хосе Арайя был зачислен в Краснознамённое училище лётчиков.
…Он сидел в казарме на своей койке, застеленной грубым серым одеялом, такие же были и на соседних койках, что стояли в два длинных ряда, и читал письмо. Жгучие глаза водили по строчкам, взмахивали пушистые ресницы (которыми она все восторгалась – вот бы ей, девчонке, такие!), и от уголков глаз бежали в стороны лучики, когда он улыбался, думая о ней. Она писала, что всё хорошо: сняла комнату у доброй старушки, устроилась в школу, раздобыла картошки и хлеба и скоро обязательно приедет его навестить.
Хосе давно уже заболел небом. Сначала в интернате, где тоскуя по родине, первое время частенько убегал по ночам и подолгу лежал на косогоре, уставившись в темный небосвод и размышляя, как бы раздобыть крылья и улететь домой. А потом на одном из сборов в Артеке в гости к пионерам приехала группа самых настоящих лётчиков, которые столько всего рассказали… А уж когда он увидел, какие пируэты выписывает в воздухе легкомоторный самолёт, решил твёрдо: буду летать.
Раньше, подростком, он очень ждал, когда на родине закончится война и они смогут вернуться домой. От родных не было вестей. А потом, когда ему сообщили про отца, он всё не мог придумать, как сказать младшим… Теперь же и сюда, на эту землю, пришла беда. Братья и сестра в эвакуации. А его вторая родина нуждается в защитниках. Он уже достаточно взрослый, через год 18. Что же, ему отсиживаться в кустах?! Разве этому учили его отец и старшие братья… А инструктор в аэроклубе? Небо нынче затянуто тучами, оно такое тревожное...
Да, в полётах, бывает, его мутит, когда болтанка в воздухе. И к морозам он никак не привыкнет. Но мужчина на то и мужчина, чтобы не показывать слабость. Ничего, прорвёмся…
Продолжение.