Случилось мне быть проездом в Костромской губернии. И вот, пережидая непогоду в небольшой придорожной корчме, стал я свидетелем необычного разговора. За соседним столом сидели двое - то ли охотники, то ли лихие людишки, и хвалились друг перед другом своей удачей. Оба крепкие и развязные, но один явно старше, с усами и шрамом косым на шее, уходящим на грудь. Второй моложе, выше ростом и в плечах внушительнее. Говорил усатый: - Вот тогда мы их всех, как щенят, и положили там. Всю стаю. Славно погуляли, не зря так долго готовились. Молодой крепыш согласно кивал, и хрустел луковицей. Дедок, сидевший за одним столом со мной, заговорил вдруг громко, подняв голову: - Да видали ли вы волков-то, охотнички? Не мудрено оравой с собаками молодняк загнать, да пострелять. Вот я видел волка, так волка, одно слово – зверь! Произнося последнее слово, старик потряс в воздухе указательным пальцем и выкатил глаза. - Ну, так расскажи нам, дедушко, – недоверчиво пробасил крепыш, не отрываясь от еды. - А ты сперва накорми да напои сказителя, мил человек, а после и спрашивай! Усатый только головой повел, тут же подошла хозяйка с кувшином и дымящимся блюдом. Старик жадно задвигал челюстями. Его никто не торопил. Все ждали его рассказа, и в этой тишине чувствовалось приближение чего-то таинственного, потустороннего. Казалось даже, будто в углах комнаты сгустился мрак. Наконец дед отложил ложку, вытер свою бороденку, и, явно довольный, прищурился и сказал: - Волков, говоришь, не боишься? Так вот слушай… Молод я тогда был, но дни те, как сейчас помню. Нашему селу волки никогда особо не досаждали, то ли добычи им в лесах хватало, то ли по окрестным деревням промышляли, не могу сказать. Но тут пошло вдруг – то козу чью-нибудь найдут разодранную, то овцы не досчитаются, а то и корова заголосит прямо на пастбище. Пока добежит до неё пастух, она уже еле шевелится, кишки наружу, брюхо в клочья разодрано. А собаки пастуховы скулят, да к ногам жмутся. Так и увидали его, шельмеца, как в лес уходил. Огромный волчище, не меньше тебя, - старик ткнул крепыша в плечо, - Спокойно так уходил, не боялся, не оглядывался даже. И что странно – не жрал он добычу свою. Загрызет, растерзает, а почти и не притронется. Донесли нашему помещику, что мол, творится в лесах неладное. Собрал тот дворовых, друзей позвал. Двинулись они в лес, только облавы у них не вышло – собаки след не брали, скалились да щетинились, под ногами у лошадей путались. Побродили, поездили по лесу, только всё впустую – ни логова не нашли, ни следов каких… Старик помолчал, сделал два больших глотка из кружки. Слушатели терпеливо ждали, обдумывая услышанное. - А время тогда было – начало лета, не так давно отсеялись, только чуть продохнули, и на тебе, такая оказия. – продолжал рассказчик. – Жил у нас мужик, Прохором звали. Один жил. Той весной хозяйку его Боженька к Себе призвал, а детишек они не нажили. Так вот, как овдовел, уж больно мрачен стал, аж лицом почернел. - Ты, отец, про зверя своего нам сказывай, - уважительно, но настойчиво перебил его усатый, видно было, что заинтересовала его история, но лица терять не хотел. – А мужичков-то мы и сами всяких перевидали. – тут он переглянулся с крепышом тяжелым взглядом. - А ты, мил человек, слушай дальше, да на ус свой наматывай, что судьбина с людьми делает. Так вот, со всей этой каруселью как-то и не заметили мы, что Прохора давно никто не видал. А как вспомнили, решили проведать. Тогда многие скотину на выпас перестали гонять, а тут человека хватились, грешным делом уже и худое на него подумали… Да только не нашли они Прохора. Нет. А вот случайно за баней нашли одежду его, вплоть до исподнего, да нож его рукоятью из земли торчал. А нож тот хорош был, красив да жуток. Его наш кузнец Никодим ковал. Он как с супружницей своей повздорит, или с хмельного дела, бывало, запрется в кузне, и до ночи кует всякие штуки, пока стоять может и молотом махать. Уж страшен он был в такие минуты – огромный, потный, в одном фартуке своём кожаном… И ночами бывало, ковал, только стук стоит, да искры из трубы летят. Так и Прохору нож, скотину резать, выковал после ссоры с женой своей, в апреля последний день, да за полночь уже, наверное… Старик обвёл взглядом слушающих, – поняли ли, что за день был, но объяснять не стал. Слушать собрались уже все, кто мог. - Деда, а что с волком? – нарушил тишину рыжеволосый мальчик, сын хозяйки корчмы. - А что с ним? Бегал себе по лесу, да волю давал голосу. – старик погладил мальчишку по голове, и продолжал: - Лютовать стал зверюга, скотину драть почти перестал, но начал в село захаживать. Выл по ночам страшно. Бывало, выйдет кто ночью во двор на собачий лай, а в воротах глазищи горят, да зубы скалятся. Никого не боялся, сам страху нагнал на всех, что даже днём по одному за село не ходили, и то всё с вилами и рогатинами… Тут уж приехал из города чин. Седой и статный, при мундире. А с ним человек пять свиты. Ясное дело – такие напасти не каждый день случаются. Походили служивые по избам, поспрашивали, записали всё, ну и уехали, что с них взять… А жить-то надо, да страшно, один уже пропал, чего дальше ждать? Тут уж последнее дело – к ведунье идти. Помолчала та, подумала, и говорит: «Вы прохоровы вещи где взяли, туда и верните, да всё как было оставьте. Ежели объявится ваш Прохор, не спрашивайте ни о чём, а вяжите сразу ». Сделали, как та велела. На третий день нашли Прохора в его бане, спящего мертвецким сном. Щетиной весь зарос, отощал сильно, да руки где-то до крови иссёк. Тут уж навалились мужички, повязали спящего. Старик еще выпил. В тишине казалось, даже мухи летать перестали, сели по стенам и слушают. - Спрашивали потом несчастного - где был? - только говорит, что не помнит ничего. Помнит только, как вышел за баньку, нож в землю со злостью всадил, да переметнулся через него, матеря весь белый свет. Увезли Прохора в город, и никто про него более не слыхал. И волчище тот как в воду канул. Но долго ещё людишки наши боялись в лес ходить. Только я вам одно скажу – не волк это был, а настоящий демон! - Ну, горазд ты, отец, на выдумку, - опомнился усатый, отодвинул блюдо с остывшей едой, потянулся. – Ну спасибо, позабавил сказочкой! - Не сказка это, мил человек, - спокойно ответил старик, - Самая настоящая быль. Видел я это всё сам, хоть и немного годов мне тогда было. Ваше дело – верить или нет. Рассказал бы вам еще, как Владимирского губернатора хоронили, да темно уже, и устал я. Старым и малым спать уж надобно, а остальным добрым людям тоже есть, чем заняться. Он встал, побрёл к выходу. Загудели, обсуждая услышанное, остальные. Надо ли говорить, что заснул я тогда далеко не сразу. Но прежде, чем дремота одолела меня, дал я себе слово обязательно узнать, что же случилось на тех похоронах, про которые упомянул старик. Но это уже совсем другая история.