Товиль запретил брать в поездку будильник. Неудивительно, что однажды Мава встал очень поздно: его организм требовал гораздо больше сна. Видимо, своей естественной потребностью Итшидо выбил всех остальных из колеи, особенно, конечно, Порфирия Вениаминовича, оскорбленного несерьезным отношением к его концерту.
- Почему ты вчера вечером не сказал, что ты ищешь? – строго спросил Порфирий Вениаминович. – Ты такой стеснительный у нас? Ничего, сейчас мы твою стеснительность быстренько победим! Говори живо, что искал!
- Ты о чем? – не понял Мава. – Я ничего вчера не искал! Разве что переодевался… Почему-то у тебя на глазах…
И тут Порфирий Вениаминович повторил слова Товиля:
- Ладно, на этот раз прощаю. Но, если в следующий раз будешь молчать, мало не покажется!
В зоопарке у Порфирия Вениаминовича возникли претензии к белоголовому сипу:
- А почему он так странно на меня смотрит? Надо будет пожаловаться директору!
Федериго пытался его отвлечь:
- Смотри, волк круги по снегу наматывает! Марафон, что ли, бежит?
- Да тьфу, - возразил Порфирий Вениаминович. – Носится по кругу без остановки! Ламы слишком красивые, а это плохо. Что там у обезьян написано? «Не стучите! Они не откроют!» Я знаю, что не откроют, но назло этим недоделанным юмористам буду стучать!
- Тихо! – закричал Товиль. – Дискуссия! Мава, кто такой недоделанный юморист?
- На мой взгляд, это не дискуссионный вопрос, - ответил Мава. – Все понимают, что недоделанный юморист – это тот, кто пытается шутить, но совсем не умеет этого делать.
Товилю было недостаточно… Он задал вопрос о признаках настоящего юмориста, который Мава так же легко атаковал. Но последовал и третий вопрос: кого Итшидо может назвать лучшим юмористом? Мава вспомнил Цукерберга, подумал о встречах одесской группы, и вдруг сердце его заныло. Нет, не воспоминание о летних встречах вызвало у него такой отклик, а Сема Кац, с которым неизбежно ассоциируется Цукерберг…
- Твое чувство глубже, чем простое незнание, - строго сказал Товиль. – Ладно, отвечу сам: тебе, вероятно, тяжело говорить.
- Балаболкин! – воскликнул Мава, испугавшись, что Товиль обо всем догадается. Балаболкин никогда не был юмористом…
- Хорошо ты разбираешься в этом низком искусстве, лучше меня. Я ничего не слышал о Балаболо, но слышал о Ефиме Цукерберге. Почему так?
- Ты запретил объяснять, почему! – воскликнул Мава.
Товиль понял и сказал:
- Хорошо. Сразу же по возвращении я познакомлюсь с творчеством Балаболо. А сейчас нужно продолжить осмотр.
- Беркута опекает общество «Беркут»! – расхохотался Порфирий Вениаминович.
- А что-нибудь более оригинальное не могли придумать? – нахмурился Товиль. – Федериго, смотри! Овцебык! Сегодня твой день!
Вдруг Мава вспомнил, что написал стихотворение о Федериго в зоопарке, где одним из героев был именно овцебык… Итшидо думал, что это просто шутка, но она оказалась правдой: бывший врач действительно любил этих животных.
- Нет! – сказал Федериго после зоопарка. – Товиль уже сформировал какой-то стереотип обо мне, но на самом деле мне не только овцебык понравился!
- А кто еще? – с усмешкой спросил Товиль. – Расскажи, а я всё подробно проанализирую! Как психолог, Федериго, как психолог!
- Хорошо. Я подвергнусь твоему психологическому анализу. Мне понравились дикобразы, крупные крысы, марал, шимпанзе, зебра, жираф, тигр, которого мы увидели после того, как Фелицата сказала, что здесь мало хищников, и медведь. Мава, у тебя есть носовой платок?
Мава хотел признаться, что не взял его с собой, но Товиль закричал:
- Правильно! Возьми платок и вытри сопли! Так приказал Порфирий Вениаминович! Для настоящего итальянца это великая честь, и отказываться от этого нельзя!
- Я не буду делать это у всех на виду, - возразил Мава. – Лучше отойду.
И он издал сморкающийся звук.
От прогулки по Рождественской улице все ожидали многого, но улица оказалась пустой и неинтересной. Единственной достопримечательностью оказалась стена Пушкина.
- Мава, помоешь сегодня голову? – ласково спросил Порфирий Вениаминович.
Но Итшидо ни за что не хотел нарушать график мытья головы, а самостоятельно он по каким-то причинам не мог справиться с Порфирием Вениаминовичем, поэтому позвонил Диане.
- Что случилось? – ужаснулась Итшидова. – Ты же для конспирации решил мне не звонить!
- Понимаешь, по расписанию я завтра должен мыть голову…
- Но дорогой, сейчас не время обсуждать такие подробности!
- Не время? А если Порфирий Вениаминович говорит, что я должен сделать это сегодня?
Вдруг Мава услышал голос Товиля:
- Порфирий! Ты только послушай, что Мава вытворяет! Не желает он тебе подчиняться!
Порфирий Вениаминович, узнав, в чем дело, накинулся на будущего эксперта:
- Почему сразу жене позвонил? Почему мне не сказал? Ладно, не мой свою грязную голову, но чтобы этого больше не было! Я заставлю Диану управлять тобой! Может быть, вы и не поженитесь! Ах, да, ведь тогда ты будешь счастлив… У тебя не будет неизлечимо больного ребенка…
Услышав слова о неизлечимо больном ребенке, Мава удивленно посмотрел на худшего отца Одессы. Разве Гоша не вылечится? Да не может этого быть! Мава понял бы такое наказание, если бы не ценил то, что у него есть, но после нравственного взросления такой удар необъясним. Однако после истории с мытьем головы у Итшидо почему-то, как и в «дотоптыгинские» времена, возникли мысли о с..........е. «Спокойно! – подумал он. – Вечером это бывает. Но уже завтра всё пройдет!» Но ничего не прошло, и Мава создал еще одно стихотворение по этому поводу: он хотел отправиться к реальному ушедшему артисту. Как и осенью, стихотворение об этом человеке завершило творческий подъем.
Но Маве пришлось покорно завязать шнурки, а потом их развязать. Колдовством тоже пользоваться не разрешалось. Этот запрет не мог объяснить даже Товиль. Может быть, Порфирий Вениаминович в ночь с 9 на 10 января осознает смысл «Проверки»? Мава исходил из своих сроков.
Канатная дорога его не впечатлила.
- Вот в Армении канатная дорога – это да! – со знанием дела произнес он, а потом честно признался: - Правда, в этой жизни я там не был никогда… А вот в одной из прошлых, кажется, было… Да, не покидает ощущение, что это не первая моя жизнь.
Но никто его не слушал…
- И церковь не та, - сказал Мава. Видимо, он заразился таким настроением от Порфирия Вениаминовича. – Везде лучше!
- Я знаю, где тебе понравится! – воскликнул Порфирий Вениаминович. – В техническом музее! Мне хочется рассказать о своём детстве, но, думаю, ты сам всё сможешь рассказать. Ах, нет, не сможешь, ты же итальянец…
- Он сможет! – неожиданно произнес Товиль.
Мава сразу понял, что от него требуется:
- Я не могу проводить экскурсии по Нижнему Новгороду. Тем более, я не русский, а итальянец.
- Ты, конечно, не русский, - прошипел Товиль, - но… Ну ладно. А всё-таки я еще законно завершу свой психологический эксперимент!
- До памятника Пушкину осталось два километра! – объявил Порфирий Вениаминович.
Маве показалось, что это расстояние гораздо меньше. Неужели он привык к длинным прогулкам? Или Порфирий Вениаминович неправильно определил расстояние?
- Фу, как изуродовали Пушкина! – воскликнул Мава. И технический музей не смог вернуть ему хорошее настроение…
Почему-то вечером в квартире Федериго читал вслух, что мешало Маве читать про себя. Видимо, в тот день была какая-то странная энергетика…
- А что? Всё нормально! – воскликнул Федериго. – Мы с сестрой всегда так делаем!
Хотя никакой сестры у Федериго никогда не было… Видимо, на всех действительно нашло какое-то помутнение.
Настал последний день отдыха в Нижнем Новгороде. Видимо, Порфирий Вениаминович решил окончательно сломать Маву, чтобы доказать, что Итшидо ничего не может без любимой Дианы:
- Куда ты смотришь? В детстве дорогу переходить не учили? Ах, конечно! Сначала мама тебя всегда сопровождала, а потом Диана! Ты и не думал никогда, куда смотреть! Я попрошу Диану исправить это упущение в твоем воспитании! Лямку поправь! Почему она у тебя постоянно сваливается? Почему у Федериго не сваливается? Ах, как неприятно слышать про Федериго! Я правильно понял? Не выдерживаем конкуренцию и плачем? Да что же это такое! Опять лямка свалилась! Слова о Федериго ни к чему не привели! Вот и памятник Жюлю Верну. Тот, кто проштрафился по всем пунктам, лезет в корзину и не фотографируется! Все остальные лезут в корзину и фотографируются! Все, конечно, понимают, кто у нас сегодня проштрафился, кого я больше всех ругал…
- Только никто не понимает, за что! – воскликнула Карла.
- Молчи! – перебила ее Фелицата. – Ты всё-таки его подруга, а я заступаюсь объективно! Действительно, ругали зря!
- Я тоже согласен! – воскликнул Товиль. – Мава ни в чем не виноват! Поэтому он первый лезет в корзину и фотографируется! Да, на этот раз я всё-таки старший учитель, Порфирий, а ты вообще не учитель! Твой опыт преподавания в вузе – это далекое прошлое! И вообще, поездка совершается в экспертной команде «Русса», а твой вуз с ней никак не связан, поэтому главный здесь я!
Но Мава понимал, что его еще будут обижать. Он держался из последних сил, но, когда у него получалось ничего не ответить, чувствовал невероятную мощь.
- Сморкайся в храме, Мава! – закричал Андреев, и Товиль снова заступился, объяснив, что храм предназначен для других вещей.
Вокзал. Снова Порфирий Вениаминович и Мава Ибрагимович играют в «Эрудит», позабыв все обиды. Но Федериго не мог забыть, какая рана была нанесена его другу, поэтому решил мстить очень странным способом… Но надо было дождаться замечания в адрес любого человека. Федериго поднес книгу очень близко к глазам, ведь так приходится делать людям, у которых очень плохое зрение.
- Близко, - спокойно сказал Порфирий Вениаминович. Видимо, он по каким-то причинам хотел «уничтожить» именно Маву… Однако Федериго и такого спокойного замечания было достаточно, чтобы начать осуществлять задуманное:
- А тебе какое дело? Как хочу, так и читаю! Этот процесс контролируется только в начальной школе, да и то по другим критериям! И вообще, я, как бывший врач, заявляю, что мы неправильно питаемся! Вот хотя бы булочка, которую ты, Порфирий, только что купил… ну-ка, покажи, есть не буду! Фу! В глазах не рябит?
Порфирий Вениаминович не понял, а Федериго имел в виду состав: бывший врач увидел на упаковке огромное количество букв Е, от которых и должно было рябить в глазах.
- Так, это я понял… А что тут по-русски написано?
Порфирий Вениаминович отказался отвечать: он считал чтение составов пустым и ненужным занятием. Федериго разозлился, да так сильно, что ругаться на людях было неприлично, - он пошел в туалет. Тем, кто купил билет на поезд, полагалось бесплатное посещение туалета, но Федериго не стал брать билет у Порфирия Вениаминовича, поэтому просто так потратил пятьдесят рублей. Позднее худший отец Одессы вспоминал эту ссору так:
- А знаешь, почему мы с тобой в Нижнем Новгороде серьезно поссорились? Потому что я какие-то твои сухарики съел!
Но Федериго ни слова не говорил о сухариках… Может быть, Порфирий Вениаминович сошел с ума на фоне эпидемии кокиуха? В поезде Андреев подвел очень странный итог, почему-то оценив только Маву и Федериго:
- Молодцы, дети мои, хорошо себя вели. Ах, да, вы не дети… Но всё равно хорошо себя вели! Мава – девяносто девять процентов, почти все мои замечания спокойно сносил. Федериго – девяносто процентов. Всё было нормально, но в последний день ты почему-то мне устроил…
Мава и Федериго решили, что именно они подвергнуты оценке потому, что они только в прошлом году прибыли в экспертную команду «Русса», но на самом деле никакой логики не было в словах и действиях тирана… Федериго посмеялся над своими процентами, а Мава расстроился: не хотел терять время, а потерял процент! Наверное, из-за головы… Кто вообще придумал, что взрослый человек не может решить, когда ему мыть голову?
Оставшиеся дни каникул
Возвращение было тяжелым. Изначально Мава думал, что подготовка к экзаменам будет проходить под стоны новорожденного, но больной Гоша создал новую проблему.
- Мава, что делаешь? – то и дело спрашивал он.
И обязательно надо ответить, иначе ребенок подумает, что папа не уделяет ему никакого внимания… Значит, надо говорить: «Сейчас я учу стихотворение Пушкина, сейчас пишу сочинение, сейчас готовлюсь к лекции… сейчас читаю «земскую поэзию»?» Последнего Мава почему-то стеснялся. Он исполнял «земские» произведения, но при сыне нельзя читать и слушать их: это легкий жанр. Поэтому придется на 12 недель (а именно столько времени Гоша должен пролежать у Мавы в комнате) забыть об этом удовольствии…
- Почитай стихи, Мава, - вдруг попросил Гоша.
Мава прочитал последнее выученное стихотворение – «Вновь я посетил…» Пушкина.
- Красиво, - улыбнулся мальчик. – Это ты к экзамену выучил?
- Да, к экзамену. Слушай, Гоша, а ты нормально разговариваешь, ты проявляешь умственные способности! Ты практически здоров! Так почему же тогда лежишь? Ничего не хочется?
- Ну да… Ничего не хочется и больно очень. Я только вчера научился сдерживаться и не кричать по ночам. Так что будешь спокойно спать!
«Это хорошо, - подумал Мава. – Одно дело – обычный плач новорожденного, другое – когда понимаешь, что ребенку больно!»
- Вспомни, как ты приезжал в Санкт-Петербург, - сказал Гоша, который сам никак не мог этого помнить. – Расскажи что-нибудь!
- Но ведь я тогда был совсем маленьким! – удивился Мава. – Тем более, после, вероятно, обычной для сна потери памяти я знаю это только со слов твоей мамы.
- А я и без этих слов помню, как ты пошел в Эрмитаж! Твоя обувь очень сильно стучала, и ты, чтобы избавиться от этого противного звука, встал на носки и пошел, а охранник стал тебя ругать! Охранник говорил, что ты хулиганишь! Но бабушка защитила тебя.
- А у меня разве была бабушка? Всё стерлось… Эрмитаж, бабушка… Кажется, это ложные воспоминания.
- Это могло бы быть, если бы у тебя было детство, - вдруг сказал Гоша. – Вернее, даже не могло бы быть: это у тебя запрограммировано, но находится очень далеко.
Опять бредит! Что же делать? И при чем тут какие-то трамваи, на которых Мава с бабушкой могли бы кататься до конечной без всякой цели? Значит, ребенок всё-таки болен. Но ничего страшного в этом нет, ведь он скоро вылечится! Переживая, Мава зашел в тупик в прозаическом творчестве. Его выручила Диана, сказавшая одну фразу: «Сейчас кролика на ужин порежу!» Но кролика она резала очень долго…
Вдруг появился Рудольфо. Если он просто так вошел в комнату, значит, произошло что-то серьезное… Но на этот раз главный эксперт напомнил о приятной новости, которую не забыл никто, кроме измученного Мавы:
- Завтра концерт академической музыки сна на миллион лет! Федериго вымыл голову, нарушив расписание. Что за безобразие! Я надеюсь, ты, Мава, не такой д..ак, чтобы, вспомнив о завтрашнем мероприятии, менять планы на сегодня!
- Да, Рудольфо, я не такой д..ак, - согласился Итшидо.
Почему-то он перестал стесняться и прочитал «Голубую воду» с открытой дверью в комнате Порфирия Вениаминовича. Это всё-таки была репетиция, а репетировать при Гоше будущий эксперт не мог. Правда, мальчик даже ничего не слышал и не догадался об увлечении отца… Вдруг к Маве опять пришел Рудольфо. Итшидо уже не боялся, но на этот раз новость была плохая:
- Твоя невеста не купила диван. Придется тебе ночевать вооон в том доме. Там, вероятно, когда-то жила твоя бабушка. Так, по крайней мере, говорил Гоша. Она, кстати, жива, потому что это сон! Но, если Гоша не вылечится, твоя бабушка никогда не войдет в этот дом!
Мава знал, что его бабушка не могла жить в Венеции, но почему-то, когда он вошел в этот ничем не примечательный дом, сердце сжалось. Никогда Гоша не вылечится… Почему-то Мава стал думать именно так. Ему хотелось плакать, но плакать при Диане нельзя: она не поймет. Она, казалось, совсем не переживает…
Подготовка Мавы на следующий день началась именно в этом доме. Как приятно было заниматься! Но почему вдруг? Вероятно, потому, что не было никаких отвлекающих факторов. Библиотека! Рудольфо разрешил взять несколько книг. Мава долго выбирал и в конце концов остановился на стихах Омара Хайяма и на повести Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Гоша был очень доволен этим выбором. Однако недоволен был Порфирий Вениаминович, только сейчас узнавший о напряженном режиме работы экспертов.
- Ах, шесть часов! – воскликнул он. – Ну, я вам покажу шесть часов! Неужели не понимаете, что организму нужен отдых? Я пожалуюсь Рудольфо!
- Не получится, - улыбнулся Мава. – Рудольфо спит в таком же режиме. Тем более, в Нижнем Новгороде у нас не было возможности заниматься, и нам нужно наверстать упущенное, ведь наши каникулярные планы были составлены еще в декабре.
- Хорошо, хорошо. Но это только временно! Как только нагоните, сразу будете спать в обычном режиме! И, кстати, Диана твоя ко мне приходила, просила, чтобы я не приставал к тебе со шнурками… Неужели это так принципиально? Неужели ты готов так серьезно ссориться со мной из-за каких-то десяти секунд?
«Ладно, - подумал Мава. – Я, конечно, не Топтыгин, но ведь я могу приблизиться к Ещько! Уже совсем скоро эта аксиома должна дойти в соответствии с моим сроком…»
- Погуляй! Совсем не гуляешь!
Мава любил длинные прогулки, но на сегодня это не было запланировано. Однако приказ пришлось выполнить. Сделать это нужно с пользой, ведь изначально никакой прогулки в плане не было. Конечно, это не означало, что Мава возьмет на улицу учебник, но у него появится возможность проверить первую часть новогодней лекции – об Апрельской. Нужно же готовить и дальнейшие материалы! В первый вторник после каникул состоится специальный выпуск об Андрее Волкове по заказу поклонницы.
На концерте Маву впечатлило произведение какого-то еврея, и он всеми силами это скрывал. Однако от Товиля ничего не утаишь:
- Вообще-то, в нашей команде сионизм хуже антисемитизма! Правда, не я это правило придумал, но меня заставляют ему подчиняться… Я вижу, какое произведение тебе понравилось. Очень надеюсь, что не по национальному признаку. Если сумеешь убедительно аргументировать свой выбор, я от тебя отстану!
- А что не так? – вдруг осмелел Мава. – Все мы люди, и нам могут нравиться разные произведения, в том числе еврейская музыка. Это же не говорит о том, что я еврей, верно?