В августе 1828 года скончалась Арина Родионовна, няня Пушкина.
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Это начало стихотворения поэта, которое так и называется – «Няне».
Более всего Арина Родионовна нам известна в образе няни Татьяны, героини «Евгения Онегина». Но она также стала прототипом нескольких женских персонажей в «Борисе Годунове», «Дубровском», «Русалке», «Арапе Петра Великого».
В документах она называлась по отцу – Ириной Родионовой, в быту именовалась Родионовной. И совсем не упоминается как Матвеева – по фамилии мужа.
Впрочем, в те времена у крепостных фамилии использовались редко – ни к чему было. Официальная фамилия была нужна лишь для «пашпорта». А его выправляли нечасто, обычно «отходнику», то есть работнику, который уходил на отхожий промысел вне постоянного места жительства.
Поэтому до сих пор распространен миф, что фамилии у крепостных появились лишь после манифеста 1861 года. Но это не так. Тогда бы не было такого разнообразия русских фамилий. А они весьма часто образовывались из родовых прозвищ. Если бы их не существовало, то после отмены крепостного, когда началась массовая выдача паспортов, половина населения России носила бы фамилии типа «Беспрозванный», «Бесфамильный». И употребление отчества тоже имеет у нас особое значение. Хотя сейчас иные любят на западный манер величать: Федор Достоевский, Александр Пушкин. Хорошо еще, что не «Алекс». Впрочем, может со временем и до такого дойдет...
Есть сведения, что еще бабка Пушкина хотела дать няне вольную, но та отказалась. Оно и понятно – муж умер, свои дети выросли. Да и вообще дворовые люди, те что использовались помещиками в качестве прислуги, редко соглашались на вольную, поскольку не имели определенного ремесла, да и привыкли к своей жизни при хозяевах. И о хлебе насущном не надо было заботиться. Кстати, разряд дворовых людей стал настоящей головной болью властей при подготовке манифеста 1861 года. Но это совсем другая история.
Арина Родионовна жила в Михайловском во время ссылки Пушкина в 1824-1826 годах. Ей тогда уже было под 70-ть...
В своих тогдашних стихах и письмах поэт называет ее единственной подругой.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Друг Пушкина, князь Петр Андреевич Вяземский с шутливым опасением писал, что поэт "сойдет с ума или сопьется".
К счастью, не случилось ни того, ни другого. Михайловская ссылка стала взлетом пушкинского гения. В псковской глуши он написал три главы «Евгения Онегина», «Бориса Годунова», большую часть поэмы «Цыгане», «Сцены Фауста», «Графа Нулина», многочисленные стихи, в том числе «Я помню чудное мгновенье»...
А в конце XIX века один «прогрессивный» публицист «демократического направления» , как его охарактеризовал Василий Васильевич Розанов, всерьез поругивал старозаветных нянюшек. Дескать, они вдалбливают в головы своих юных воспитанников всякие небылицы, глупости, суеверия и предрассудки. Вот бы его послушал Пушкин! А то, что няни, а позднее – родные бабушки, учат своих питомцев первым азам родной речи, воспитывают в них первые нормальные человеческие чувства, рассказывают о том, что такое хорошо, и что такое плохо – это не в счет. Глупые необразованные няньки – вот главный тормоз прогресса России, писал разудалый публицист. И ведь все это говорилось всерьез! Наверно, няни должны были внушать своим подопечным не первые азы любви и доброты, а штудировать с ними сочинения Бакунина, Маркса и Бебеля. Слава Богу, что Арина Родионовна не имела никакого понятия о Канте и его «категорическом императиве», а то, кто знает, может быть Пушкин стал бы не «солнцем русской поэзии», а приват-доцентом или зауряд-профессором какого-нибудь провинциального университета...
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет — уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.