— Ну, Людочка, ну, посмотри, как я? — женщина крутилась перед невесткой, пока та стояла рядом, держа их со свекровью пальто, два зонта, авоську Варвары Константиновны с двумя кило абрикосов (купила по случаю, не пропадать же такому хорошему товару), и свой рюкзак, так как свекровь перехватила Люду у спортзала, аккурат после тренировки. — Ну? Сзади топорщится, по–моему! Да что ты молчишь? Сейчас вызовут меня, вызовут фотографировать, а я не готова! Мы в очереди за кем? Я уж забыла, волнуюсь так! За вами, мужчина? Да? Ну, вот! Вы, а потом я! Люда! Людмила!
Людмила вздрогнула, как будто задремала прямо так, стоя. Длиннющая очередь у кабинета паспортов замерла, что нервировало Варвару Константиновну еще больше, а Люда мечтала о том, как закончится этот день, как приедут они домой, разогреют себе по котлетке, Варварой Константиновной слепленные, навернут салатику, потом чай с конфетами… И спать… Ну, еще Никитушку с работы встретить. Но это уж Варвара Константиновна… Она обычно желала невестке спокойной ночи около девяти, потом прикрывала дверь в своей комнате, смотрела телевизор или читала, но непременно бдила. Чу, только скрипнет дверь в холле, раздадутся шаги, она уже у входной двери стоит, ключ в замочной скважине мурыжит. А тот не крутится, опять перекосился, начинается паника, что Никита домой не попадет. Шепчет Варвара Константиновна тогда, припав к щелечке: «Подожди, я сейчас! Я справлюсь, ты не дергай! Ох, да как же это?! Да что же, родной сын домой попасть не может!..»
А Никитушка, две сажени в плечах, поставив на пол свою сумку, шепчет в ответ:
— Не надо, мама! Иди, отдыхай! Я сам!
А голос у Никиты зычный, густой, так что уж и Люда проснулась, выкатилась из спальни в полупрозрачном пеньюаре да в кружевной сорочке, трет глаза, зевает.
Наконец Никита впущен в дом, мама воркует рядом с ним, щебечет, ласково принимая в руки курточку и бейсболку, а потом, увидев стоящую в коридоре Людмилу, вскрикивает и отворачивается, как будто приведение стоит там, а не невестка.
— Ох, ну разве можно такое носить! — потом, на кухне, усадив сына ужинать, распаляется Варвара Константиновна. — Купи ей халат хороший, Никита! Нормальный халат. Махровый или атласный. Знаешь, у нас в универмаге раньше такие халатики продавали… Мммм… Постой, а ведь у меня один такой лежит! Да, точно, лежит! Мне по цвету не подошел, а Людочке в самый раз будет!
Женщина, поставив перед сыном две тарелки и чашку – первое, второе, третье, — бежит к себе в комнату, шуршит там пакетами, причитает и, наконец, появляется с полосатым свертком в руках.
— Вот. Погляди, ей очень пойдет! Современно, правда? — Варвара накидывает на плечи махровое чудовище, рябящее в глазах Никиты ужасным сочетанием кислотных цветов. — Забираете? Ну и хорошо, а то он мне так мешал, так мешал!..
Никита закрывает открытый, было, для ответа рот, кивает и, отодвинув подарок в сторону, доедает ужин.
А Люда спит. Нет, раньше, по первости, она тоже вот так кидалась к мужу, когда тот приходил домой, обнимала, он в ответ целовал её и называл мышонком… А потом к ним переехала Варвара Константиновна. И с тех пор в прихожей устраивалась какая–то сутолока, женщины терлись локтями, отпихивали друг друга, желая не обделить вниманием вернувшегося с работы добытчика.
— Люд, да ты ножичек ему положи к тарелке–то! Нет, дорогая, нет! Ножи для стейков у нас, ой, прости, у вас, лежат в другом ящике!
— Никита этим любит резать! — пожимает плечами Люда.
— Мало ли, что он любит. Любит, потому что ты не приучила его к хорошему, не постаралась. Теперь нужно исправлять! А суп у тебя жирноват, я так тебе скажу. На постном мясе надо, а то у Никиты желудок… Нет, моя хорошая, такая чашка для него мала! Я тут по случаю ему красивую купила, смотри, какая большая. Вот ее и наливай!
Варвара Константиновна поставила на стол высокую, с собачьими мордочками, чашку. Люда приподняла брови, но тактично промолчала…
А однажды ей это всё просто надоело, она как будто сдалась, признала поражение и теперь мирно почивала, пока мужа накормят, напоят и, велев идти чистить зубы, уберут за ним посуду…
Варвара Константиновна, приехав на месяц, как–то подзадержалась, обвыклась, прижилась в квартире молодых, сама не заметила, как прошло месяца три. Ремонт в ее квартирке на Азовской уж закончен давно, а она всё не находит сил уехать. Ведь как раньше было? Никита приезжал к ней раз в неделю, а то и в две, быстро делал, что там нужно было, ел и убегал, потому что Люда уже трезвонила, требуя мужа обратно. А что ей Никитушка?! Ведь ни приготовить, ни рубашки красиво отгладить – ничего не может! Видела Варвара, как молодая мужу рубашки выдает! Страшно смотреть! А надо, чтобы рукавчик к рукавчику, чтобы остренькие стрелочки, чтобы манжетики, застиранные мылом «Солнышко», были белее белого, воротничок чтобы не царапал шею, а аккуратно топорщился, загнув свои уголки–крылышки… В общем, пока Никита привыкает к новой должности на своей важной работе и должен быть всегда хорошо одет. Варвара останется! И пусть Люда глаза–то свои не закатывает!..
Однажды в начале весны, в одну из мартовских пятниц, уж так получилось, что стояла Варвара Константиновна в коридорчике, очередное пятно на полу оттирала, а дверь в комнате молодых приоткрыта была. Ну, бывает – то ли сквозняк, то ли петли слабые… Так вот, пока терла Варвара пятно, услышала, что собирается Людмила Никитку на море везти. Да на самолете, да за границу!
Варвара так и замерла. Страшно ей стало! Вон, сколько всего про эту «заграницу» рассказывают по телевизору – то землетрясение, то наводнение, то отравились, то утонули, то… Словом, пускать нельзя, никак нельзя отпускать! Единственный сын, в любви выращенный, а тут увезет его Людка, потом ищи–свищи ее!
Люда – женщина хитрая, на три года Никиты старше, хваткая, давлеет над мужем, что паучиха, а он в любовной паутине увяз, выбраться сил никаких не находит…
Нет, с Людой отпускать Никиту нельзя. Курорты эти – вещь опасная!
Так Варвара на общем семейном ужине и заявила:
— Не пущу! Что хотите, со мной делайте, не даю своего благословения! Людмила, ты просто телевизор не смотришь, вот и такая легкомысленная! А ведь в мире–то что творится!
Люда, пнув мужа ногой под столом, шепчет:
— Я говорила, дверь надо было закрывать! Вот теперь сам и объясняйся!
Откашливается Никита, разговор будет долгим, трудным, нужно найти нужные слова…
— Мам, мы уже тур купили… Ты извини… Там деньги обратно не вернут ведь, а сумма большая…
— Большая сумма? А что ж не вернут?! Давай, я схожу, я добьюсь! Я столько всего в жизни добивалась — и путевку тебе в лагерь пионерский зимой, и комнату нам в подвале, и комбинезончик тебе финский, синенький такой, помнишь? Вот и тут добьюсь! Нет, ехать определенно нельзя!
— Мам, да там страховка, если что, сразу помогут. Нормально всё будет! Люд, принеси ноутбук, покажем маме отель, номер наш. Ты, мам, только внимательно всё посмотри, не спеши!..
Людмила, вздохнув, поплелась за аппаратурой. Вот говорят люди, что все тайное всегда станет явным, да и правда…
… — Ну! Ну вот, смотри: удобства в номере, кровать хорошая…
— С ортопедическим матрасом? — вскинулась Варвара.
— Конечно! А вот буфет там, столовая, ресторан, много разнообразной еды, на любой вкус!
— Ох, да куда они столько готовят?! Да и как это? Лежит всё на воздухе, портится , все руками это трогают!
— Мам, да не в еде дело! Море, мама! Море! Ты смотри, какой песок, какой пляж! Развлечения всякие!
— Погоди, очки надену, не видно ничего! Да не мельтеши, не успеваю разглядеть!
Варвара Константиновна приникла к экрану, рассматривает развлечения – и на «банане» покататься, и с понтона попрыгать, и акваланг, и… Словом, богатый выбор.
— Так! — подвела она итог, положив на стол свою натруженную, узловатую руку. — Я еду с вами. Люда молодая, несмышленая, ты, Никитушка, тоже можешь наломать дров, а я еще внуков хочу! Поняли? Удумали они себе развлечения! В общем, еду. Как туда, ну, в санаторий этот, путевку достать?
Людмила защебетала, было, что не получится, что уж поздно, но свекровь только глянула на нее один раз, Люда и замолчала.
— Сынок, справишь мне туда путевку?
Вот тогда и выяснилось, что нет у гражданки загранпаспорта. И понеслось… Очереди, квитанции, анкеты… Десять лет работы перечислить, а что забыла, вспоминай, а трудовая книжка давно уж утеряна… В помощницы Варвара невестку взяла, всё сдали, всё подписали. Теперь только фотография осталась, ну, и пошлину заплатить.
— Люда! Очнись, стоит как столб, я тут кручусь, а ей будто и наплевать! Как выгляжу я, губы не очень сильно накрасила? А брови? Посмотри, брови ровно?
— Всё хорошо, Варвара Константиновна! Вы отлично выглядите, да там черно–белое фото, какая разница, какие губы!
Варвара хотела что–то ответить, но тут подошла ее очередь, и женщина юркнула в кабинет, а Люда осталась стоять в коридоре.
— Вы из социальной службы? — обратился к ней какой–то пожилой мужчина. — Пенсионерам помогаете?
— Нет! С чего вы взяли?! — Люда удивленно пожала плечами.
— Вы очень терпеливая! Очень! Это в наше время редкость, всё чаще кричат на своих родственников, ругают, а мы что?.. Мы не виноваты, что уж голова не та, с чудачествами…
— Да что вы! Всё у вас хорошо, вы еще ого–го! — попыталась сделать комплемент Людмила.
— Нет! Говорят, что плохо у меня… Дочка внуков не пускает, не привозит. Вот, сам к ним полечу. Документы выправлю и полечу…
Он хотел еще что–то рассказать, но тут дверь резко распахнулась, оттуда выскочила Варвара Константиновна, остановилась на пороге, обернулась и продолжила начатую фразу:
— Сами вы криворукая! Фотографировать надо уметь! Этому учат специально! А тут насажали кого ни попадя! Да? Да? Нормально я смотрела, куда сказали, туда и смотрела, это вы все испортили! Пойдем, Людмила! — женщина выхватила из рук разомлевшей Люды свое пальто и решительно зашагала по коридору к выходу.
— Да что случилось, Варвара Константиновна? — абрикосы опасно накренились, потому что Люда упустила одну ручку у пакета и никак не могла ее подцепить обратно.
— Нет, как так вообще можно?! Вот муж мой, твой свекор покойный, как фотографировал? Как художник! А здесь? Ни челочку поправить, ни синяк под глазом от ночей моих бессонных замазать, ни головку ровненько повернуть – ничего не сказала эта работница! И получилась я, Людочка, страшная на фото! Такая страшная, сил нет! А, может быть, это мой последний снимок! Может, вам с Никитой придется его на кладбище ставить…
— Ну что в такое говорите, какое последнее?! Ну разве можно?.. — Люда закатила глаза, распахнула перед свекровью дверь и пошла следом, таща вещи.
— Кто знает, дорогая! Кто знает! Жизнь непредсказуема, а уж конец ее тем более! Вот моя знакомая – раз, и всё. Тромб оторвался. Тоже на памятник фотографию долго н могли подобрать!..
— Нашли, о чем думать… — покачала головой Люда. — Я вам обещаю, если что, у вас будет самая красивая фотография!
— Да? — Варвара смущенно улыбнулась и кивнула. — Спасибо, девочка моя!..
…Когда купленные на рынке, сочные плоды были успешно распотрошены и выварены, а потом закатаны в банки, когда последний луч заходящего солнца уж канул в бездну облачного далека, Варвара Константиновна, сев у окошка, вздохнула.
Устала она… Всё проконтролируй, за всем проследи, от неприятностей огради, сына любовью одари…
Вот и в субботу затеяли молодые по магазинам ходить, наряды Людочка будет к поездке покупать. Надо бы с ними сгонять, да в библиотеке очередное собрание будет по поводу капремонта.
— Ладно, собрание важнее, а ребята мне все потом сами покажут! — решила Варвара и, выключив на кухне свет, ушла спать.
В субботу молодежь вернулась только ближе к десяти вечера. Шуршали в прихожей пакеты, сумки, какие–то свертки, смеялась тихо Люда, Никита шептал ей милые глупости, но замолчал, когда заметил, что из гостиной вышла мама.
— Добрый вечер, не поздно вы? Я волновалась! — поздоровалась она. — Купили?
— Купили, конечно, купили! Всё, через неделю летим! Вам, кстати, место в другом номере дали, недалеко от нас, очень удобный номер, даже телевизор есть! — защебетала Люда.
— Выпимши Людмила! — решила про себя Варвара Константиновна. — Ишь, соловьем заливается! — А вслух добавила:
— Милая моя, я же не телевизор туда еду смотреть! Ладно, пустое это. Давайте смотреть, что Никите купили. Надо же и шортики, штук пять, и футболочки, и… Ну, словом, белье.
— Ма, всё есть. Давай завтра, сил уже нет! — Никита поцеловал мать и, чуть отодвинув ее, прошел в ванную.
— Ну, завтра так завтра! — согласилась Варвара. Ничего, она подождет, пока ребята лягут, а потом сама все посмотрит – качество, материал, шовчики…
Посмотрела – всё на выброс! Сплошная синтетика, не знамо что! И выбросила бы, только ценники остановили…
— Ладно, сама сошью! Шорты, пару рубашечек, исподнее… — Варвара загибала пальцы, сбивалась, потом взяла бумажку и, произведя строгие подсчеты, пришла к выводу: если не сесть шить прямо сейчас, то не успеет с обновками…
Людмила, встав попить водички, заметила свет из–под двери, потом оттуда полился стрёкот швейной машинки.
— Никит, там мама твоя что–то затеяла. Ты бы сходил, проверил…
— Ма, ты чего? — Никита, щурясь, заглянул в комнату, — ты на часы смотрела?
— Ой, разбудила? Спи, сынок, спи! Да я тут тебе рубашечки, костюмчик решила пошить. А то всё, что Люда тебе купила, ну, сынок, даже не знаю, как назвать… Нельзя в таком на людях ходить, ты пойми!..
Никита хотел что–то возразить, потом махнул рукой и ушел спать.
Надо отметить, что Варвара Константиновна была отменной швеей, одно время шила платья и юбки на заказ, хорошо зарабатывала, благодаря чему и вырастила сына в достатке и сытости. Так что в качестве одежды можно было не сомневаться, вот только фасон…
…Выстирав и выгладив Никитины обновки, Варвара стала собирать сумку в дорогу.
— Мам, основное в чемоданы надо положить. А с собой что–то легкое, незначительное! — поясняет ей Никита. Варвара кивнула. Пузатится ее сумка нужными вещами, ничего в ней лишнего нет…
Как приехали в аэропорт, Варвара Константиновна занервничала, ведь она летала на самолетах давным–давно, и теперь глянец и суета современного мира пугали ее. А магазины с иностранной валютой вызывали шок и растерянность.
— Никит, вот зачем она с нами летит, а? Ведь замучает! — Люда, в коротком платье и с заплетенными в косу волосами, примостилась на сидение в зале ожидания и огляделась. Народу вокруг много, все бегают, а Варвара Константиновна угрюмо стоит чуть поодаль, недовольна чем–то. — Что она надулась? Позови ее, пусть сядет, ждать еще долго!
Никита подошел к матери, но та отвернулась, будто обиделась.
— Мам, что?
— Ничего, иди, иди, сиди на этих стульях железных! И никаких уж внуков у меня точно не будет! Иди!
Она оттолкнула сына от себя, строго посмотрела на него, но потом, заинтересовавшись висящими в киоске шалями, оживилась, сунула Никите сумку и пошла рассматривать товар.
… — Варвара?! Варвара Константиновна?! — услышала женщина за собой густой, громкий бас. — Вы ли? Какими судьбами?
Женщина обернулась, внимательно рассмотрела стоящего перед ней мужчину.
— Ох, Роман Петрович! Надо же, как тесен мир! Рада вас видеть! — Варвара заулыбалась, протянула мужчине руку и чуть пожала плечами. — Я… Вот, с сыном и невесткой едем отдыхать. Волнуюсь безмерно! А вы куда путь держите?
Роман Петрович кивнул на деловую сумку, висящую на плече.
— Да вот, по делам. Работа…
— Всё строите? Не пора ли на покой? — Наклонила голову Варвара и сочувственно вздохнула.
— Да что вы! Некогда и выходной дома провести, а вы о покое… Ой, не вас ли объявляют? — прислушавшись, нахмурился мужчина.
И правда, женский голос настойчиво приглашал Варвару Константиновну на посадку в самолет.
— Ну что ж, рада была увидеться, Рома! Счастливо! — Варвара кивнула и заспешила, куда было велено подойти. И как будто помолодела она лет на двадцать, старалась идти легко, уверенно, знала, что Роман Петрович смотрит ей вслед…
… Они знали друг друга много лет, работали когда–то вместе, вместе ездили на картошку и наряжали в актовом зале своего института елку, вместе поднимали руку на голосованиях, а вот жили порознь… Так уж вышло. Варя рано вышла замуж, родила Никитку, крутилась между яслями и работой, а Рома… Он мечтал – о новых зданиях, о том, как они украсят город, как не будет больше уродливых построек, а заменят их высотки–гиганты. Варвара печатала под его диктовку доклады, он выступал на симпозиумах, разрабатывал проекты, получал награды. А Варвару так и не получил. Да и не боролся за нее тогда… А зря, ведь была она уж сто раз свободная, если бы он только предложил, она бы согласилась…
Теперь поздно, теперь у нее взрослый, женатый сын, того гляди, внуки пойдут… Варвара как бы перепрыгнула его, перешагнула ту ступеньку, на которой стоит нынче Роман Петрович, назад идти не собирается…
…— Мама! Мама, ну, куда ты пропала?! Одну тебя ждем! — Никита недовольно подвел мать к работнику аэропорта. Девушка проверила билет, паспорт, а потом вдруг сказала:
— У вас такое фото хорошее! Вы на актрису похожи, не могу вспомнить, какую! Ну, идите, идите, пора!
Варвара Константиновна, зардевшись от комплемента, зашагала по «рукаву» к самолету…
…Пропажу чемоданов обнаружили, когда все уже свои расхватали, а семья Титовых все еще топталась у траволатора.
— Я устала! — Людмила переминалась с ноги на ногу, то и дело оглядываясь. — Никит, сходи, узнай, где вещи!
— Да ходил я уже. Они сами не знают! Ты затыркала меня уже! Надоели! В самолете мать не отставала — то поешь, то поспи, сейчас ты за горло берешь! Я тоже устал! Я не спавши вторую ночь! — Никита бросил на пол сумку и ушел покупать себе кофе.
— Да что же это? Ну, Людмила, зачем ты к нему пристаешь? — Варвара Константиновна сокрушенно покачала головой. — Сейчас мы сами все выясним. Пойдем со мной!
Люда послушно зашагала за обладательницей сногсшибательной фотографии в загранпаспорте.
На чистейшем французском, глядя в удивленное лицо какого–то выловленного из толпы охранника, Варвара Константиновна втолковывала ему свои тревоги о пропаже вещей. Мужчина не понял ни слова, но заулыбался, думая, что Варюше понравился аэропорт, и она благодарит его владельцев за гостеприимство.
Люда слушала, слушала, потом, слегка отодвинув свекровь, строго глянула на незнакомца и хмуро сказала:
— У нас пропали чемоданы. Все вещи там. Кто понесет за это ответственность?!
Мужичонка сразу как–то весь подобрался, глазки забегали, он закивал и убежал куда–то, потом вернулся и стал твердить только одно слово «Будапешт».
— Люда, не пойму, что он говорит? Причем тут Будапешт? — растерянно оглянулась на невестку Варвара.
— А там теперь наши с Никитой вещи. Платья, шорты, купальники – всё теперь там… Ошибка…
Людмила, ужасно расстроенная, пошла искать мужа, выудила его из–за колонны и сообщила пренеприятнейшее известие.
— И как теперь? — растерянно спросил Никита.
— Не знаю, обещали, как найдут, вернуть. И что ты у меня спрашиваешь? Я должна ходить, выяснять, разбираться? Я или ты?! Тот, что кричал, что он главный в семье!
— Но, Люда, я просто расстроен, там же мои плавки, там всё… В чем же я теперь…
— Не переживай! — появилась рядом варвара. — Я захватила те, что сшила сама, в ручную кладь! Как чувствовала! Вот молодец я у вас, правда! Приедем, ты переоденешься. А Люда… Люде придется купить… — Варвара чуть нахмурилась. — Нашли, о чем ругаться! У меня все припасено!
Людмила слегка улыбнулась, удивленная щедрости свекрови.
— Нет, только самое необходимое, но купить! — подвела итог Варвара, взяла сына за руку и повела к выходу. Нужно найти такси, доехать, обустроиться, а еще в номере прибраться, мало ли, что там…
… И вот уже через несколько часов Люда в симпатичном льняном костюмчике, Никита в широких, «нигде не трущих и самых хлопковых из всех возможных» шортах, сопровождаемые Варварой Константиновной, заселились в номер и пришли в ресторан пообедать. Варвара протерла салфеточкой все столовые приборы, проверила калорийность выбранных для Никиты блюд, пожурила Люду, что та не помыла руки.
— Ой, хорошо–то как! Надо же… Ресторан… А я в ресторане не была с тех пор…. С тех пор, как… — мечтательно закатила она глаза и вдруг смутилась. Последний раз ее водил в ресторан Роман Петрович. Он вроде как хотел сделать ей предложение, начал, смутился, потом заговорил о другом. Словом, тот ужин Варя запомнила навсегда…
Прогнав воспоминания, женщина строго выпрямила спину, шикнула на сына и прошептала:
— Никита! Где твои манеры?! Ты чавкаешь!
— Извини, просто очень вкусно. Не так, конечно, как ты готовишь, но вкусно!
Мужчина подмигнул матери, та скромно потупила взгляд.
— Спасибо, — кинула она…
… На пляж тоже ходили вместе. Варваре одной было скучно, да и лежаки занимали три подряд, так удобнее. И потом, молодежь купается, а Варя вынет вязание, и делом занимается, и вещи их стережет.
— Люда, Никиту позови. Где он? А, вижу! Что он там среди девиц затесался?! Нехорошо! Никита! Никитушка! — она прикладывает ко лбу руку, внимательно оглядывает пляж. Никита в салатовых шортах, сшитых матерью, буйком трепещет на волнах…
И вот уже Варвара Константиновна встает и, велев Люде охранять вязание, идет по самой кромке воды, осторожно ступает в теплую воду и на миг закрывает глаза, когда волна, кошкой подкравшись к ноге, обнимает ее своей теплой лапкой.
Никиту выудили из воды, привели к шезлонгам, потом мать долго отчитывала его за то, что не бережет себя от солнца, что лезет, куда ни попадя, да еще и задумал гидроскутер взять, по волнам покататься.
— Это опасно, легкомысленно и дорого! — бурчала Варвара, отсчитывая петли, — Я ни в коем разе не разрешаю. И не понимаю, Людмила, почему ты так спокойна?!
Молодые люди кивали, поддакивали и клятвенно уверяли, что впредь не будут столь безрассудны…
… — Никит, — Люда заговорщицки подмигнула мужу, сидя с ним на балконе в номере. — А давай твою маму на экскурсию отправим! И ей интересно, и мы отдохнем! На целый день подберем ей поездку, а?
Никита пожал плечами, почесал лоб и, улыбнувшись, ответил:
— Я согласен. Тогда я, чур, на парашют!
— А я на тайский массаж пойду, потом в сауну, потом… Ух, успеть бы…
Вечером, за чашечкой кофе, сообщили Варваре о завтрашней экскурсии.
— Избавиться от меня решили? — строго глянула на молодежь Варвара Константиновна. — Что–то задумали? Что?
— Да ну что ты, мама! Мы просто вспомнили, ты же хотела посмотреть достопримечательности. Вот, взяли тебе рекламку, посмотри!
Женщина скривилась, взяла в руки рекламный проспект, полистала его, потом вдруг оживилась, о чем–то задумалась. На картинках были греческие развалины. О них когда–то ей рассказывал Роман Петрович, а теперь она увидит их своими глазами!
— Хорошо! И даже славно очень вы придумали! Ну, что я при вас, как при малолетках! Вот и поглядим, как вы без меня станете себя вести!
Утром, сопроводив Варвару Константиновну на экскурсию, ребята кинулись исполнять задуманное.
К полудню Люда, совершенно размякшая и как будто бескостная, лежала на шезлонге и дремала, а Никита уже погонял на гидроскутере по волнам, поиграл в «Бочу», в водное поло и пострелял из лука, а теперь он затеял самое–самое…
— Ну, я пойду? — потянувшись, спросил он.
— Иди, — не открывая глаз, прошептала Люда. — Береги себя, милый!
Они поцеловались, и Никита пошел искать главного по парашютам. Вот сейчас прицепится он к этой махине парусиновой, потянет его вверх потоком воздуха, оттолкнутся ноги от воды… И мир ляжет под тобой дымящейся теплом и буйными красками сферой, зарябит в глазах от блесток солнца на поверхности моря, захватит дыхание от ощущения собственной всесильности и отрешенности от проблем. Они остались там, внизу, их не видно, а, значит, и не стоит переживать!..
Никита нацепил экипировку, кивнул сам себе и закрыл глаза. Началось…
…Варвара Константиновна, шатаясь и дрожа, вылезла из такси. Роман Петрович подал ей руку и помог выпрямиться.
— Ну как же вы… То есть, ты, так, Варвара! — покачал он головой. — Солнце печет, а ты на экскурсию!
— Ром, я не хотела. Дети отправили… Надоела я им, я понимаю, суюсь везде, поправляю, забочусь… Вот и избавились от меня.
— Да ну брось ерунду говорить!
— Я не ерунду, я правду говорю. И сама уж не рада, что с ними жить осталась, а уехать — значит, снова в одиночество окунуться… Чем я, старуха, еще себя могу развлечь?..
— Варя! Какая ты старуха? Тебе еще жизнью наслаждаться, для души жить, для счастья! А ты… Эх, Варюша, если б ты тогда не ушла, если бы дослушала меня в ресторане, то всё было бы по–другому…
Роман Петрович с сожалением махнул рукой.
— Тогда ты был не готов. Я это видела. Ты работал, строил карьеру, я бы тебе мешала только. Ведь ты бы меня с Никитой взял, а это совсем другое, это как будто с середины семейную жизнь начинать…
— Да? Жаль…
— Чего?
— Семейной жизни жаль, жаль, что ты за всех всё решила. Так, наверное, и за сына сейчас решаешь. И ошибаешься…
— Да как же?! Ты не знаешь ничего! Ты, Рома, о себе всегда был высокого мнения, со всем, думаешь, справишься, а на самом деле…
— Ну, договаривай!
Варвара развернулась, чтобы хлестко ответить ему, она устала, у нее болела голова, и ныли натертые сандалиями ноги, ей хотелось пить и в холодный душ…
Женщина уже открыла рот, нахмурилась, а потом, испуганно вскрикнув, стала тыкать в небо пальцем, мычать что–то и хватать Романа Петровича за руки.
— Что?! Что случилось? — мужчина, нацепив очки, оглянулся.
В небе, вопреки всем законам гравитации, парил в красных шортах Никита. Он дрыгался, вопил и смеялся, растопырив руки. Его красная обновка, сшитая Варварой, точно огромный помидор, плыла по небу, заставляя чаек испуганно улетать прочь. Никита прищурился, наклонив голову чуть набок, потом вдруг загалдел:
— Мама! Мама, смотри, я лечу! Мама, привеееет!
Варвара, вцепившись в руку Романа, шептала:
— Господи! Либо убьется, либо покалечится! Либо одно, либо другое! Рома, сними его оттуда, Рома!
— Зачем? Варька, это ж красота какая! А шорты! Ты погляди, какие шорты отхватил твой отпрыск! Это ж феерично! Он это потом детям будет рассказывать, а ты внукам! Эге–гей! — Роман Петрович замахал руками и улыбнулся.
Но Варе было не до смеха. Она уже неслась по пляжу, ища глазами Люду.
— Ты что! Людмила, ты зачем его отпустила?! Ты…Убьется же!
Варвара тыкала пальцем в небо, трясла за плечо задремавшую невестку и отчаянно всхлипывала.
— Сядьте, Варвара Константиновна! — велела, скинув вдруг солнечные очки, Люда. — Вот вам коктейль – это раз. Выпейте!
Варя залпом осушила стакан.
— Второе – успокойтесь! Никита взрослый мальчик, он уже многое попробовал в этой жизни и знает, что к чему. Вы кое–чего о нем не знаете, поэтому не верите, что он справится. А он пробовал курить в пионерском лагере, куда вы выбили ему путевку, пробовал и не стал. Он первый раз выпил портвейн на вечеринке у друга в шестнадцать лет. Стал он алкоголиком? Нет! Он прыгал с гаражей вниз головой, катался по ухабам на велосипеде, он сам вправил себе вывих на руке, делов–то! Всего–то палец на волейболе выбили. И не погиб от этого. Понимаете? Выжил и вполне себе доволен! Он справится, он мужчина!
Варвара Константиновна, сглатывая, слушала невестку и следила взглядом, как Никита плывет уже где–то совсем далеко, его почти уж и не различить на фоне облаков. Женщина вздохнула, а потом ответила:
— Ну ладно, шортики у него красные, если что, будет его легко искать… А вот про курение и портвейн я не знала… Мой мальчик… Мой хороший мальчик…
Она замолчала, растерянно глядя по сторонам.
К ним подошел Роман Петрович, сел рядом. Помолчали.
— А, может, поужинаем вместе? — как будто между прочим, подмигнув Людмиле, предложил Роман.
Та строго смерила мужчину взглядом, как будто оценивая, достоин ли он Варвары Константиновны, потом, пожав плечами, ответила:
— Хорошо. Мы принимаем ваше предложение. Правда, Варвара Константиновна?
Та смущенно кивнула. Хорошо, что и себе она сшила новое платье. Как Золушка, за одну ночь… И теперь будет бал, тропический, жаркий, с райскими птицами и гирляндами из цветов. И Варвара будет танцевать, как когда–то давно, в молодости. А Роман Петрович, в красивой рубашке и отглаженных брюках, будет рядом, а потом уведет её на пляж. И звезды будут падать им в руки, и Луна лить медовый свет на спящее море, а счастье накроет их куполом безмятежности, заставив забыть обо всем…и улыбнется фотография в Варином загранпаспорте счастливой улыбкой. И да не перестанет жить на земле любовь, всемогущая и слепая…