Вторая книга «Восточный фронт» будет «описывать» события, происходившие задолго до истории первой книги.
Сюжетная линия выстраивается на основе жизни пацана Димки, который, став взрослым, свяжет свою судьбу со школой и наворотит всего того, с чем читатель знаком по событиям первой книги.
Есть ли закономерность между тем, что происходит с нами в детстве и тем, как проживаем мы свои жизни? Какие силы давят на ростки наших судеб, направляя их в ту или иную сторону? А может быть, наши судьбы только в наших руках или в руках наших родителей? Надеюсь, книга хотя бы приоткроет ответы на подобные вопросы.
С точки зрения художественной она обязательно будет отличаться от первой. Дело в том, что первая писалась чуть ли не ежедневно, вечерами после работы, по горячим следам. Там не было нужды в фантазии и особенных размышлениях, были необходимы навыки стенографиста и стиль изложения, собранный из массы прочитанных ранее книг.
С продолжением сложнее. Дело в том, что далеко не все события своего детства помнит автор. А влияние заботливо сохраненных памятью событий нужно оценить, осмыслить и оформить в виде внятного и, желательно, интересного художественного повествования.
Кроме того, пацан-подросток-юноша Димка будет образом собирательным. Таким, который впитает в себя не только авторское прошлое, но и некоторые эпизоды из судеб других детей и подростков.
Учитывая изложенное, остается только надеяться, что вторая, значительно более художественная книга, окажется не многим хуже первой.
ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ.
Молот и наковальня.
Пролог.
Разговаривали двое.
- А как же твой… как его? Шаварш? – Значительный Чиновник сидел в мягком кресле, подставляя лицо под прохладные струи разогнанного вентилятором воздуха. На собеседника он не смотрел, но и тот не стремился к встрече взглядов, изучая живую изгородь вокруг расположенных во дворе фонтанов.
Вид был красивым.
Лучи яркого солнца, – а оно в Армении неслабо так пригревает в сентябре – изо всех своих небесных сил пытались побороть заключенную в тиски инженерной мысли стихию воды. Но та упорно сопротивлялась, принимая форму брызг, ряби, мелкой волны и пузырей. Во все эти причудливые пузыри, изгибы, впадины и врезались лучи. Разбиваясь на то, что когда-то давно великий Ньютон назвал «спектрумом», а советские школьники в восьмидесятых годах двадцатого века знают, как «спектр».
И выглядела эта битва стихий прекрасно! Все блестело и переливалось. А с того угла, где находился кабинет Значительного Чиновника можно было видеть прозрачный кусочек радуги. На него-то и смотрел главный Бюрократический Спортсмен (или «Спортивный Бюрократ»?), в чьем ведении были вопросы подготовки спортсменов из Армении к чемпионату мира по плаванию, который должен был состояться в сентябре 1976 года в Ганновере.
Налетевший ветерок закинул в открытые окна объемную волну свежести от фонтана. А самые дерзкие брызги сумели преодолеть трехэтажную высоту, слегка освежив разгоряченное лицо Спортивного Бюрократа.
- Слушай, сопляк возомнил о себе слишком много! Будет полезно дать ему по носу разок. Да и потом, как мы откажем… - Спортивный Бюрократ многозначительно промолчал, помявшись лицом и пожевав губами, намекая на имя того, о ком разговаривали пять минут назад. – Нельзя отказывать.
- Но этот же не возьмет золота.
- А и чёрт с ним! Подумаешь, плавание! Ну пошлем Шаварша в следующий раз.
- Честь страны?
На этот вопрос Бюрократический Спортсмен отвечать не стал, взглянув на хмыкнувшего Значительного Чиновника и ехидно улыбнувшись. А почему бы и нет, когда честь страны лежала на одной чаше, а успех номенклатурной карьеры и многие следствия на другой? В таких условиях какую-то там «честь» выберет только дурак или фанатик. Никто из собеседников дураком себя не считал и фанатиком, конечно же, не был. Вот и получилась шуточка. Да, с горьковатым привкусом, ну и что с того? Улыбаться он не мешает.
Вот так, по просьбе одного влиятельного аппаратчика из ЦК компартии Армении еще двое чиновников решали судьбы многих. Решали, достойна ли страна золота чемпионата мира. Нужна ли такая победа Родине и тем миллионам, которые по глупости доверились им всецело. Павка Корчагин перевернулся бы в гробу, зная, кто придёт после него.
Разговаривали двое…
Шаварш сидел в холле гостиницы на мягком кожаном диване.
Мимо него туда-сюда сновали туристы и дипломаты, иностранцы и советские граждане, так же как он прибывшие в столицу из союзных республик. Но парень не обращал на окружающих никакого внимания. Он боролся с эмоциями и сильнейшим желанием поднять скандал.
В свои 23 года Шаварш был крепким мужчиной среднего роста. С истинно горскими тяжелым подбородком, орлиным носом и горячим взглядом темных глаз.
Шаварш сидел в холле гостиницы на мягком кожаном диване.
Мимо него туда-сюда сновали туристы и дипломаты, иностранцы и советские граждане, так же как он прибывшие в столицу из союзных республик. Но парень не обращал на окружающих никакого внимания. Он боролся с эмоциями и сильнейшим желанием поднять скандал.
В свои 23 года Шаварш был крепким мужчиной среднего роста. С истинно горскими тяжелым подбородком, орлиным носом и горячим взглядом темных глаз.
Перед внутренним взором до сих пор стояла трибуна съезда Добровольного общества содействия армии, авиации и флоту. Больше всех остальных запомнился один выступающий – трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, возглавлявший ЦК ДОСААФ. И его удивление: «Как в безводной Армении мог вырасти подводник?»
Шаварша не взяли в сборную Союза. Вместо него должен был лететь другой спортсмен. Он был хуже подготовлен, имел намного меньше спортивных заслуг, но, по-видимому, больше высоких покровителей.
Подводник, казалось, доверху был наполнен гневом. Гнев давил изнутри, как давит сжатый под давлением воздух на стенки баллона. Но так же как специальные механизмы контролируют подачу воздушной смеси, воля спортсмена контролировала его эмоции. Жестко, неумолимо. Он не даст им ни малейшего повода поднять вокруг себя скандал. Не проявит слабости. Он продолжит тренировки. Еще более изнуряющие, беспощадные. Он будет как никогда раньше рваться к новым победам и мировым рекордам и докажет, что является лучшим. Чтобы ни у кого не могло возникнуть даже малейших сомнений.
Шаварш взглянул на часы. Уверено встав на ноги, поднял спортивную сумку и направился к выходу из гостиницы. Его ждал аэропорт и самолет. Не в Ганновер.
В Ереван.
Человек не может уверенно ответить на вопрос о существовании Бога. Многие великие умы на протяжении всей истории пробовали найти на него ответ. Еще большему количеству только предстоит столкнуться с этой задачей в будущем. И это несмотря на то, что еще в античной древности была высказана и даже отражена в виде рисунка простая, но далеко не очевидная идея. Состояла она в том, что если схематично изобразить знание человека в виде круга, то за границей этого круга будет незнание. Тогда сама граница… она и будет границей между знанием и неизвестностью. А вся соль в том, что чем больше у человека знаний, тем больше диаметр круга. И тем длиннее граница.
Этот нетривиальный факт метко подмечали не единожды. Подметил его великий Сократ, сказавший: «Я знаю только то, что ничего не знаю. Но другие не знают и этого».
Поэтому можно возразить Полю Анри Гольбаху, сказавшему, что если незнание природы дало начало Богам, то познание ее должно уничтожить их.
Что же, действительно, «всякое знание ограничено, лишь незнание не имеет пределов».
И вроде бы, учитывая сказанное, давно пора отказаться от идеи познать Бога. По крайней мере, при помощи науки и разума. Но человек не таков! Он открывает новые законы, запреты для того, чтобы нарушить их и взмыть в небеса подобно Дедалу с сыном. Одну за другой он рушит преграды на пути познания. Одну за другой он будет рушить их до тех пор, пока не умрет в нем человеческая сущность. Или, пока ее в нем не убьют…
Так, одним из аргументов божественного творения жизни на земле парадоксальным образом выступила теория сторонников научного подхода. Верующие, едва только услышав о первичном бульоне Опарина, заявили, что такое массовое стечение случайных обстоятельств невозможно. А значит, не обошлось без божественного вмешательства. Им ответили, что если вселенная не имеет ни начала, ни конца, то за бесконечное время может произойти любая случайность. Но они возразили, что время вселенной может быть и бесконечно (что само по себе является вопросом), а вот период в истории планеты ответственный за возникновение жизни согласно новой теории точно уж ограничен. Спор, таким образом, в очередной раз зашел в тупик. А Опарин в 1970 году стал почетным президентом Международного научного общества по изучению возникновения жизни. Как связан восьмидесятидвухлетний мудрый старец с двадцатитрехлетним спортсменом? Как связаны они, проживающие в одно время, но в разных городах? Занимающиеся разными делами?
Никак. Просто вокруг теории биохимика вспыхнул один из самых горячих философских споров на тему случайности.
Вот и вокруг Шаварша обстоятельства сложились либо поразительно случайнейшим образом, либо, как говорится, «на все воля Божья». Ведь за несколько недель до изменившего его судьбу съезда ДОСААФ, Маринка из ереванского района Конд очень сильно желала обычного человеческого счастья. И была уверена, что для поимки «птицы» нужно всего лишь устроить на работу недавно освободившегося из «мест не столь отдаленных» мужа. Маринка… почти как та «Аннушка, которая уже разлила масло».
А ведь был еще и Васак Абигович. И Анатолий Сергеевич, беззаботно проживший три - до этого семьдесят шестого - года. Впрочем, обо всем по порядку…
