Посвящается доблестному 44-му Нижегородскому драгунскому полку, русским воинам, павшим за Отечество и их родственникам
Джеванбулахская победа, лишившая осажденный Аббас-Абад надежды на помощь, привела к падению крепости. Еще недавно «грозно стоял он пе-ред русским корпусом, вот-вот ожидая прибытия на выручку к себе огром-ной армии наследного персидского принца Аббас-Мирзы, но теперь ждать ему было некого – крепость доживала свои последние дни».
Как только русские войска вернулись с Джеванбулахского поля, командую-щий русским корпусом граф Паскевич приказал выставить на главной ба-тарее отбитые у неприятеля знамена. Их водрузили на бруствере при залпе всей русской артиллерии, и один из пленных, взятых при Джеван-Булахе, был отправлен в крепость с известием о поражении Аббас-Мирзы и с тре-бованием о безусловной сдаче. Весь день продолжалась легкая перестрел-ка из орудий, а вечером из Аббас-Абада явились парламентеры и, после недолгих переговоров, капитуляция была подписана.
На другой день, 7 июля, в семь часов утра, Паскевич со штабом прибыл на главную батарею, где уже ожидал комендант крепости Сардар-Махмет-Эмин-хан, один из важнейших сановников Персии, женатый на родной сестре наследного принца, и который поднес Паскевичу городские ключи, а офицеры гарнизона вручили ему знамена своих батальонов. В Аббас-Абаде уже очистили заваленные камнями ворота, и гарнизон в 2700 чело-век, выйдя на гласис (пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости), положил оружие.
Когда церемония сдачи окончилась, сводный полк с музыкой вошел в ворота и занял караулы. Вслед за ним въехал Паскевич, и войска стали выстраиваться на площади вокруг аналоя, перед которым уже стоял рус-ский священник в полном облачении. С началом молебствия грянул пу-шечный выстрел, и русское знамя, развившееся над башней персидской цитадели, стало символом того, что Нахичеванская область навсегда при-соединена к Российской империи.
С падением Аббас-Абада русские войска утвердились в Нахичеванской об-ласти; не долго продержались бы и осажденные Эривань и Сардар-Абад, но этому не суждено было сбыться: палящий зной, непривычный для на-ших солдат, и вообще весь местный климат, привели к распространению в войсках болезней настолько, что все военные операции пришлось приос-тановить до осени. Даже свой главный лагерь Паскевич решил передви-нуть из-под Аббас-Абада в сравнительно прохладную горную полосу, к селению Кара-баба, «ожидая ее благотворного влияния на здоровье сол-дат». «Кратковременное прекращение военных действий, – писал он государю – не отвлечет нашего внимания от неприятельских движений и даст мне способы открыть осеннюю кампанию с еще большим блеском».
Наш корпус был еще на марше, когда пришло известие, что персидская армия выступила из Хоя и идет отвоевывать у нас Нахичеванское ханство. Паскевич, однако, не придал этому большого значения: «Если это правда, – отмечал он в своем журнале – то я дам персиянам обложить Аббас-Абад, и тогда спущусь с гор и разобью их». Но на всякий случай, «для первого сюр-приза Аббас-Мирзе», Нижегородский драгунский и Борисоглебский улан-ский полки с конной артиллерией были оставлены под Аббас-Абадом и «скрытно расположены в холмистой местности, чтобы дать первый отпор неприятелю».
Персияне нигде не показывались, и через несколько дней Нижегородцы отступили в горы и встали лагерем за Кара-Бабой, в долине речки Айдары. В смысле климатических условий стоянка здесь «обманула ожидания» – войскам было нисколько не легче, чем под Аббас-Абадом, и количество заболевших только в Нижегородском полку составляло 170 человек.
Не оправдались также и надежды Паскевича на спокойствие края: жители левого берега Аракса то и дело подвергались разорительным нападениям со стороны курдов и карапапахов. Во главе их стоял Керим-хан, последний персидский правитель Нахичевани, один из самых именитых людей старого ханства. После сдачи Аббас-Абада он одновременно предложил свои услу-ги Паскевичу и Аббас-Мирзе, ожидая, кто больше заплатит. Но так как ни тот, ни другой не спешили, он начал «специализироваться» на набегах на мирных жителей и на время стал главной причиной для «беспокойства» русского войска.
Вскоре пришли известия, что Аббас-Мирза переправился через Аракс у Сардар-Абада и вторгся в Эриванское ханство. Вышедший ему навстречу генерал Красовский с двухтысячным отрядом был окружен под Аштараком, и 17 августа понес большие потери. Остатки его отряда пробились в Эчми-адзин, заперлись в монастыре и готовились выдерживать блокаду.
Тянуть время было нельзя, и три батальона пехоты из Кара-бабы отправи-лись к Эчмиадзину 27 августа.
Кавалерия, бывшая «на траве», задержала на два дня с выходом самого Паскевича. Нижегородский полк явился к походу в полном составе, но из уланской бригады из-за болезней и смертности пришлось образовать один сводный четырехэскадронный полк. Вместе со сводным гвардейским пол-ком, вторым эшелоном, выступили они из Кара-бабы 29 августа под лич-ной командой Паскевича, присоединив по пути еще Чугуевский уланский полк и казаков Карпова, шедших из Карабаха. Прибытие к Эчмиадзину главных сил Паскевича заставило Аббас-Мирзу отступить за Аракс, и Эривань опять стояла перед нашими войсками одна.
Но кроме Эривани предстояло овладеть еще и Сардар-Абадом, важным по своему положению городом на пути к той же Эривани. Обнесенная двой-ными высокими стенами, с огромными башнями, крепость его смотрелась внушительно. В обороне ее присутствовал еще один «элемент», заключав-шийся в личности ее коменданта – старого Гассан-хана, уже отстоявшего пару десятков лет назад Эривань при осаде ее генералом Гудовичем.
9 сентября, дождавшись осадной артиллерии, русский корпус выступил от Эчмиадзина – и Сардар-Абад был обложен; началась его бомбардировка.
Ночью 15 сентября трое рядовых (все из разжалованных) Коновницын, Пущин Михаил Иванович и Нижегородского полка Руфин Иванович Доро-хов были отправлены для осмотра крепостных стен и выбора места для брешь-батареи. Воспользовавшись сырой и туманной погодой, они про-брались сквозь сторожевую персидскую цепь под самые стены крепости, изучили местность и «трассировали батарею для ночных работ». К рассвету они, полностью вымокшие, вернулись к генералу Паскевичу и в его палатке начертили план осмотренной местности. «Паскевич, чтобы отогреть нас, – рассказывал в своих записках Пущин – приказал подать шампанского, и с нами, тремя солдатами, распил две бутылки».
М.И. Пущин, сосланный на Кавказ за участие в декабрьском восстании 1825 года, часто упоминается в Пушкинском «Путешествии в Арзрум», написан-ном Александром Сергеевичем, когда он участвовал с Нижегородским дра-гунским полком в боевом походе во время Турецкой кампании.
О «бытии» Пущина, друга Пушкина, в кавказских войсках интересные стро-ки оставил также осуждённый по делу декабристов А.С.Гангеблов: «Более всех был на виду М. И. Пущин. С самого поступления в отряд, ещё в Пер-сии, он оставлен был при штабе. Паскевич дал полный простор деятель-ности и энергии Пущина: он отличался храбростью и исключительными военными способностями и был фактически руководителем инженерных работ в армии Паскевича. В своей солдатской шинели Пущин распоря-жался в отряде, как у себя дома, переводя офицеров и генералов с их частями войск с места на место, по своему усмотрению; он руководил и мелкими, и крупными работами, от вязания фашин и туров, от работ киркой и лопатой до устройства переправ и мостов, до трассировки и возведения укреплений, до ведения апрошей и, кроме того, исполнял множество военных поручений. В той же солдатской шинели он присут-ствовал на важных советах у главнокомандующего, где его мнения почти всегда одерживали верх…»
*
…Брешь-батарея была «заложена» по указанию Пущина, и с рассветом 18 сентября загрохотала наша осадная артиллерия. Особенное впечатление производила бомбардировка ночью, когда огненными точками вспыхи-вали гранаты и бомбы, разрушая башни, стены и все остальное.
Два дня продолжался обстрел, а вечером 19 числа с крепостной стены кто-то вдруг крикнул: «Солдат, иди! Сардар бежал!» Карабинерная рота, стояв-шая в траншеях, кинулась в город – и не нашла там уже ни одного перса: весь гарнизон вместе с Гассан-ханом бежал через Эриванские ворота. В лагере ударили тревогу, вся конница поскакала в обход, чтобы перехватить бежавших на дороге к Эривани и Тавризу.
Нижегородцы с полковником Раевским первыми настигли бегущего неприятеля, а к ним подоспели казаки и Чугуевские уланы. Ночь стояла темная, как говорят, в двух шагах ничего не было видно, но когда с рас-светом кавалеристы возвращались назад, на месте ночного боя они насчитали пятьсот неприятельских тел и привели в лагерь 250 пленных. Гассан-хану удалось уйти, и он, пробравшись в Эривань, принял коман-дование над ее гарнизоном.
*
В осаде Эривани Нижегородский полк непосредственного участия не принимал: вместе с двумя казачьими полками и четырьмя орудиями он был направлен на правый берег Занги, чтобы не дать уйти противнику, если гарнизон попытается прорваться, как это случилось под Сардар-Абадом.
Эривань была взята 1 октября, а на следующий день Паскевич назначил парад. «Пороховые тучи, окутывавшие город все дни осады, уже рассея-лись, на грозных стенах, еще недавно уставленных пушками, теперь сидели любопытные зрители».
Войска, построившись в огромное каре, слушали благодарственное молеб-ствие; потом был церемониальный марш. «Главной» на военном празднес-тве была артиллерия – огромных размеров осадные орудия, сумевшие сок-рушить персидскую твердыню, и которые теперь медленно, с длинной упряжью проходили мимо Паскевича. «С победой поздравляю, ребята!» – приветствовал командующий каждую проходившую часть. Солдаты отве-чали «Ура».
Источник: Потто В.А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка / сост. В. Потто. - СПб.: типо-лит. Р. Голике, 1892-1908.