Увы, иногда встаешь перед беспощадным фактом: не сумела оценить что-то очень важное, что-то самое дорогое… Но разве даже тяжелая потеря — повод обесценивать то, что осталось?
Моя юность протекала, мягко скажем, бурно. Я жила под девизом: «Когда мне будет восемьдесят лет, я не должна вспомнить ни один бездарно прожитый день». Не стану утверждать, что сей девиз ошибочен. Скажу лишь, что плакала я часто.
Практически каждый день. Успокаивал» меня обычно Сашка. Он был моей «лучшей подружкой» — женщины по понятным причинам со мной водиться не хотели. Сашка вытирал мне сопли, лечил от похмелья и вытаскивал из неприятностей. При этом как мужчину я его совершенно не воспринимала.
Все по-другому…
Я не хотела делать аборт. Нет, я понимала, что отец от ребенка откажется (он северным оленем ускакал от меня при одном только слове «задержка»). Я понимала, что в нашей квартире, где я живу в одной комнате с младшим братом, только грудного ребенка и не хватает… Но я не хотела делать аборт.
Я сидела на лавочке возле городского абортария и ревела. А Сашка большим носовым платком привычно вытирал мои слезы.
— Все. Пойду, — наконец решительно поднялась я.
— Слушай, Алка, — тихо сказал Саша, — а, может, ну его?
— А дальше что?
Сашка помолчал, а потом резко встал и схватил меня за плечи:
— Дальше мы поженимся, я усыновлю ребенка, и все будет хорошо.
Я расхохоталась. Сашка дернулся, как от удара, но молчал, не отпуская моих рук. А я все хохотала. Очень уж смешным мне показалось Сашкино предложение. Потом вытерла слезы и вошла в старое темно-серое здание. Бывшую усадьбу князей Долгоруких, ныне — городской абортарий.
Я вышла через четыре часа, пошатываясь от наркоза. Сашка стоял на том же месте, где я его и оставила. Рядом с ним стояла молодая девушка и что-то кричала, размахивая руками. Я подошла ближе.
— Вы все, все сволочи! — кричала девушка. — Ну что ты тут стоишь? Чем ты ей теперь поможешь?
Сашка молчал.
— Ну почему, — продолжала девушка, — только женщина должна отвечать за то, что делается вдвоем?
Как же я вас ненавижу!.. А хочешь, я тебе подробно расскажу, что там с ней сейчас делают, хочешь?
Сашка молчал. Я подошла ближе.
— Не кричи, пожалуйста, — сказала я девушке. — Он мой брат.
— О, господи, — схватилась за голову она, — извините, пожалуйста.
Я повернулась к Сашке:
— Увези меня отсюда.
Он заботливо усадил меня в свою старенькую восьмерку.
— Ты как?
Я пожала плечами:
— Бывало получше.
— Куда тебя, домой?
— Домой… К тебе, ладно?
Он привез меня к себе, довел до кровати, и я вырубилась.
Очнулась я, когда было уже темно. Сашка сидел у изголовья кровати и протягивал мне стакан с темно-красной жидкостью.
— Что это?
— Гранатовый сок. Ты ведь, наверное, много крови потеряла.
Я выпила сок, посмотрела на такого заботливого, такого родного Сашку и поняла, что я дура.
— Сашка, а ты еще хочешь на мне жениться?
— Хочу… Я дурак, да?
— Нет, совсем наоборот. Сашка, женись на мне, пожалуйста.
Он встал на колени возле кровати, помолчал, а потом поднял на меня глаза и твердо сказал:
— Ты никогда не пожалеешь, что сказала это.
Я не жалею
Сашка старался изо всех сил — работал на десятке работ, брал что-то на дом, спал по четыре часа в сутки. При этом устраивал каждые выходные генеральную уборку и готовил на неделю вперед. Чтобы меня не напрягать.
Я оценила. Через полгода после свадьбы я устроилась на работу и вскоре получила возможность тоже дарить Сашке то, о чем он мечтал, но никогда бы себе не купил.
Я стала получать настоящее наслаждение от жизни без сюрпризов. Постарела, наверное. А еще вернее — поумнела.
Сашка открыл маленькую фирму, которая стремительно набирала обороты и через два года не казалась такой уже маленькой.
На очередной день рождения я подарила Сашке золотой «Паркер» — вещь абсолютно нефункциональную, но для любого мужчины приятную. Но муж почему-то не запрыгал от счастья, и я надулась.
— Сань, я не угадала, да? А что бы ты хотел, скажи?
— Алка, — сказал он, — а ты пьешь противозачаточные таблетки?
Я не пила. Я знала, что Сашка мечтает о ребенке, да и сама мечтала. Но вот только первый аборт… Я не могу иметь детей. Не хотелось говорить об этом Сашке. Но я сказала.
Дениска
После тысячи оформленных бумаг, после сотни взяток в белых конвертиках мы, наконец, приехали забирать Дениску. Малышу было одиннадцать месяцев, и Сашка, впервые взяв его на руки, никак не мог с ним расстаться.
Мне было все равно, лишь бы у нас был ребенок. Я не стала бросать работу, и Саша, отвергнув три десятка кандидатур, взял няню.
Каждый день, вернувшись с работы, я видела валяющихся на полу мужа и Дениса, которые собирали очередной конструктор, складывали кубики или просто бесились. И когда только он работать успевал?
К трем с половиной годам Денис уже свободно читал, умел считать до пятидесяти, отлично плавал и умел еще много всего того, что мальчишке его возраста уметь не положено. Сашка им ужасно гордился.
Одни
А еще через год Сашка от нас ушел. Я не знаю толком, почему. То есть, я знаю, конечно, что у него появилась другая женщина, но вот почему она появилась… Я вроде очень старалась… Хотя, наверное, плохо старалась — мы никогда не ценим того, что нам легко достается.
Сашка ушел красиво — оставил мне и квартиру, и обе машины, и каждый месяц переводит мне немаленькую сумму денег. Но он не мог выбрать лучшего способа доказать мне, какую ничтожную ценность имеют ценности материальные, простите за тавтологию. Мне не нужны были ни квартиры, ни машины, мне нужен был Сашка.
Как-то вечером после очередного телефонного разговора с Сашей я сидела на кухне и ревела. В дверь вошел Дениска, обнял меня двумя ручками и прижался ко мне. В ту минуту я вдруг поняла, что этот маленький, умненький мальчик мне совершенно чужой. Я ведь в свое время пошла на поводу у Сашкиного желания усыновить ребенка… Мне казалось, что это — наше общее решение, но на самом деле все было не так. Это Сашка хотел ребенка, любого, а я хотела своего.
Теперь мне с каждым днем все тяжелее и тяжелее. Как ни трудно признать, но это правда — я не люблю Дениску. Да, я не могу иметь своих детей. Но чужих — не хочу. Я стараюсь держаться, быть ровной и нежной к сыну, но Денис умный мальчик, он чувствует что-то. Мне его очень жалко, но…
Мне тяжело его видеть. Что делать? Не отдавать же его обратно в детский дом. Это уже совсем подлость. Он и не помнит-то всего этого — слишком маленький был. И не знает, что я не его мать…
Сашка навязал мне чужого сына, а сам бросил нас. Так не честно…
Поверьте, я прекрасно понимаю, что нельзя так думать. Но я, думаю именно так!
Не торопитесь и разберитесь в себе!
Я не стану говорить, что усыновление — это даже большая ответственность, чем рождение собственного ребенка. Это и так все понимают. Но все-таки думать нужно очень серьезно.
Ведь не может быть ничего хуже, чем предать беззащитное существо, у которого на целом свете нет никого кроме вас, и что самое важное, которое вам верит. Поверьте, сплошь и рядом самым родным на свете становится человек, который не связан с другим кровными узами.