По Петровскому проспекту шли двое. Невысокий чернявый мужчина что-то горячо доказывал второму, с окладистой бородой и серьезным вдумчивым взглядом.
— Ах нет, милейший Михаил Иванович, помилуйте, откуда же там взяться гармонии?
— Не могу с вами согласиться, Александр Сергеевич! Дело гармонии дорисовывать те черты, которых нет и не может быть в мелодии.
Смуглый кудрявый мужчина в недоумении развел руками:
— Ну с вами решительно невозможно спорить. О вашем упрямстве мне еще Кюхля рассказывал.
Михаил Иванович усмехнулся.
— Вильгельм Карлович Кюхельбеккер, мой гувернер по Петербургскому благородному пансиону при Главном педагогическом институте? Помню, помню, вы тогда частенько к нам наведывались. Но я никоим образом не упрям, только лишь справедлив в суждениях о музыке.
Пушкин отмахнулся. Глинка с улыбкой скосил глаза на недовольное лицо поэта и вдруг предложил, указывая на здание, мимо которого они проходили:
— Взгляните, Александр Сергеевич, какой особняк! Да и именуется знаково — Familia. А не зайти ли туда нам, представителям двух знаменитых петербургских фамилий?
Пушкин задорно тряхнул кудрявой головой.
— Отчего же и не зайти? Зайдем, Пушкины и Глинки изрядную славу Петербургу принесли.
Бесшумные двери впустили двух творцов в просторный, сияющий золотом холл. Глинка сразу же заметил стоящий в стороне рояль и направился прямиком к нему.
— О, старинный мой друг Шрёдер! Был у меня некогда такой же, звучания отменного. А как ты звучишь тут?
И Михаил Иванович легко пробежался по клавишам.
— А исполните-ка, любезнейший Михаил Иванович, мой любимый отрывок из «Руслана и Людмилы», — попросил Пушкин.
— Извольте, да не судите строго, давненько я не исполнял свою оперу да еще и перед автором поэмы, — покачал головой Глинка.
И зазвучала увертюра, мощно взмывая ввысь и стремительно спадая долу. Пушкин, облокотившись на старинный рояль, полностью погрузился в музыку. Тонкие трепетные его пальцы отстукивали мелодию по лаковой крышке.
И вдруг двери отворились, в холл вошли молодой мужчина и девушка.
— Слышишь? Музыка! — девушка остановилась и огляделась.
— Интересно, откуда она звучит? Рояль закрыт, динамиков не видно, — удивился мужчина.
— А так хочется танцевать! — упоенно пропела девушка. — Жаль, что мелодия не подходящая.
Пушкин и Глинка обменялись взглядами, и Михаил Иванович заиграл свой «Вальс-фантазию». Девушка охнула и в восторге закружилась по гладкому мраморному полу.
— Евгения, душа моя, позволь пригласить тебя на тур вальса, — воскликнул мужчина.
Она остановилась.
— А ты умеешь танцевать вальс? — удивилась она.
— Ты многого обо мне не знаешь, — улыбнулся мужчина и галантно подал девушке руку.
Она присела в реверансе, принимая приглашение. И пара закружилась, отражаясь в золоте блестящих стен и зеркал.
— Мне кажется, что я вновь на балу Его Императорского Величества, — заметил с улыбкой Пушкин.
— Живы еще традиции российского дворянства, хоть и пролетели века, — согласился с ним Глинка.
А музыка летела, кружась в вихре вальса. И казалось, что дом со звучным именем Familia танцует вместе с ними.