В доме на Гендриковом переулке
Квартира Бриков и Владимира Маяковского занимала четвёртую часть того домика, в котором сейчас находится музей.
В этой квартире было четыре маленьких комнаты.
Комната Маяковского была угловая: одну стену во всю длину занимал диван, на котором Маяковский мог как раз улечься. Был ещё шкаф, стол и стул и два окна в разные стороны садика.
Рядом столовая с маленьким буфетом между двумя окнами, столом и мягкими табуретами.
Было по-тогдашнему даже не тесно.
Однажды утром в столовой собрались Асеев, Кирсанов, Кассиль и я – мы пили чай. Дверь в комнату Маяковского открыта; Владимир Владимирович бреется, стоя перед шкафом: на шкафу маленькое зеркальце.
Молодой, узколицый Лев Кассиль в разговоре сказал что-то несогласное с другими и удачное.
Я не помню, что было сказано, вероятно, что-то такое, что нарушало тогдашнюю литературную субординацию.
Семён Кирсанов, тоже очень молодой, но уже давно писавший, мрачно отметил:
Одного Кассиля ум
Заменил консилиум…
Николай Асеев без паузы принял стих:
Мы пахали, мы косили,
Мы нахалы, мы Кассили…
Из соседней комнаты Маяковский немедленно заступился:
Сильного не осиля,
Навалились на Кассиля…
Вспомнил потому, что захотел рассказать о Маяковском справедливом и по-своему ласковом и о том, как у поэтов были мобилизованы слова и стихи были пластичны в руках.
Только не думайте, что мы часто ссорились – мы были дружны.