Импозантый мужчина на картинке - Пётр Александрович Валуев, личность весьма примечательная. Родовит, деятелен, влиятелен - погуглите, кому интересно.
В 1855 году, будучи курляндским губернатором, написал для узкого круга широко известных людей записку - "Дума русского во второй половине 1855 года". Несколько месяцев назад скончался Николай I, Крымская война продолжается, но итог ее предсказуем - в это интересное время автор пытается осмыслить причины происходящего.
Начинает он с болезненного:
"Давно ли мы покоились в самодовольном созерцании нашей славы и нашего могущества? Давно ли наши поэты внимали хвале, которую нам: "Семь морей немолчно плещут"?
Давно ли они пророчествовали, что нам: "Бог отдаст судьбу вселенной, Гром земли и глас небес"?
Что стало с нашими морями? Где громы земные и горняя благодать мысли и слова? Кого поражаем мы? Кто внимает нам? Наши корабли потоплены, сожжены или заперты в наших гаванях. Неприятельские флоты безнаказанно опустошают наши берега. Неприятельские армии безнаказанно попирают нашу землю, занимают наши города, укрепляют их против нас самих и отбивают нас, когда мы усиливаемся вновь овладеть отцовским достоянием (речь, видимо, о неудачной попытке отбить Евпаторию - авт.)".
На фоне падения с высоты ожиданий на уровень подготовки внешнеполитическая ситуация не радует от слова вообще:
"Друзей и союзников у нас нет. А если есть еще друзья, то малочисленные, робкие, скрытные друзья, которым будто стыдно сознаться в приязни к нам. Одни греки не побоялись этого признания. За это их тотчас задавили, и мы не могли им помочь.
Мы отовсюду отрезаны, один прусский король соблаговолил оставить нам открытыми несколько калиток для сообщения с остальным христианским миром. Везде проповедуется ненависть к нам, все нас злословят, на нас клевещут, над нами издеваются. Чем стяжали мы себе стольких врагов? Неужели одним только нашим величием? Но где это величие? Где силы наши? Где завет прежней славы и прежних успехов? Где превосходство войск наших, столь стройно грозных под Красным Селом? (речь о маневрах и учениях - авт.)
Еще недавно они залили своею кровью пожар венгерского мятежа, но эта кровь пролилась для того только, чтобы впоследствии наши полководцы тревожно озирались на воскресших нашей милостью австрийцев. Мы теперь боимся этих австрийцев. Мы не смеем громко упрекнуть их в неблагодарности, мы торгуемся с ними и ввиду их не могли справиться с турками на Дунае. Европа уже говорит, что турки переросли нас. Правда, Нахимов разгромил турецкий флот при Синопе, но с тех пор сколько нахимовских кораблей погружено в море! Правда, в Азии мы одержали две-три бесплодные победы, но сколько крови стоили нам эти проблески счастья! Кроме них, всюду утраты и неудачи"
Автор резонно спрашивает:
"Зачем завязали мы дело, не рассчитав последствий, или зачем не приготовились, из осторожности, к этим последствиям? Зачем встретили войну без винтовых кораблей и без штуцеров? Зачем ввели горсть людей в княжества и оставили горсть людей в Крыму? Зачем заняли княжества, чтобы их очистить (то есть, отступить оттуда - авт.), перешли Дунай, чтобы из-за него вернуться, осаждали Силистрию, чтобы снять осаду, подходили к Калафату, чтобы его не атаковать, объявляли ультиматумы, чтобы их не держаться, и прочая, и прочая, и прочая! Зачем надеялись на Австрию и слишком мало опасались англо-французов?"
Валуев видит, что расчет на лучший сценарий привел к утрате инициативы, следствием чего и стали "перегруппировки", "красные линии" (на которые противнику, внезапно, наплевать) и героизм, как попытка "заткнуть дыры" планирования и командования:
"Зачем все наши дипломатические и военные распоряжения с самого начала борьбы были только вынужденными последствиями действий наших противников?
Инициатива вырвана из наших рук при первой сшибке, и с тех пор мы словно ничем не занимались, как только приставлением заплат там, где они оказывались нужными. Не скажет ли когда-нибудь потомство, не скажут ли летописи, те правдивые летописи, против которых цензура бессильна, что даже славная оборона Севастополя была не что иное, как светлый ряд усилий со стороны повиновавшихся к исправлению ошибок со стороны начальствовавших?"
Очень просто было бы ткнуть пальцем в виноватых - поискать стрелочников среди живых и мертвых, но Валуев видит проблему в системе управления, а не в персоналиях:
"Благоприятствует ли развитию духовных и вещественных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления? Отличительные черты его заключаются в повсеместном недостатке истины, в недоверии правительства к своим собственным орудиям и в пренебрежении ко всему другому. Многочисленность форм подавляет сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь"
Например:
"Взгляните на годовые отчеты. Везде сделано все возможное; везде приобретены успехи; везде водворяется, если не вдруг, то по крайней мере постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды или полуправды, и редко где окажется прочная, плодотворная польза. Сверху блеск внизу гниль. В творениях нашего официального многословия нет истины. Она затаена между строками; но кто из официальных читателей всегда может обращать внимание на междустрочия!"
Казвлось бы, казус исполнителя? Но, автор пишет:
"У нас самый закон нередко заклеймен неискренностью. Мало озабочиваясь определительной ясностью выражений и практической применимостью правил, он смело и сознательно требует невозможного. Он всюду предписывает истину и всюду предопределяет успех, но не пролагает к ним пути и не обеспечивает исполнения своих собственных требований. Кто из наших начальников или даже из подчиненных может точно и последовательно исполнять все, что ему вменено в обязанность действующими постановлениями? Для чего же вменяется в обязанность невозможное? Для того, чтобы в случае надобности было на кого обратить ответственность. Справедливо ли это? Не в том дело, справедливость или неточное соблюдение закона, смотря по обстоятельствам, заранее предусмотрены - в главе многих узаконений наших надлежало бы напечатать два слова, которые не могут быть переведены на русский язык: "Restriction mentale" (умственно ограничен - авт.)"
Резюме не будет. Sapienti sat.
PS: Нужна ли была война, получившая имя Крымской и ставшая в национальном мифе "нелюбимым ребенком"? Да, нужна. Империи нужен был контроль (не завоевание!) над транзитными путями русского зерна, а его из южных губерний вывозил через Черное море стремительно растущий русский торговый флот (его потеря стала одним из следствий неудачной войны). В тоже время, Турция не показала себя надежным партнёром - поэтому, дело пошло к столкновению. Другое дело, что официальная легенда войны строилась на отвлеченных тезисах - защите христианства и балканских народов.