Патриотическое воспитание в вузах стало центральной темой очередной рабочей командировки вице-премьера правительства РФ — полпреда президента РФ в ДФО Юрия Трутнева на Дальний Восток. Эта повестка оказалась очень актуальной, что выразилось в дискуссиях и на страницах СМИ, и в новых медиа. По итогам работы во Владивостоке Юрий Трутнев в интервью ИА PrimaMedia поделился своим видением, что должно измениться в сознании молодого поколения, как может строиться эта работа в образовательной среде, а также рассказал о пользе визитов в зону проведения спецоперации (СВО) для всех высокопоставленных чиновников.
— Юрий Петрович, вы неоднократно были в зоне СВО, знаете, что происходит на новых территориях. У вас там много друзей, людей, с которыми сложились очень такие мужские, добрые отношения. И важный вопрос — как наша молодежь, наши люди сейчас относятся к ситуации и, в частности, специальной военной операции. Этому было посвящено совещание с представителями вузов во Владивостоке. Как вы видите воспитание чувства патриотизма у молодежи, которое за последние 30 лет утеряло свое значение, но сейчас требует максимального внимания и восстановления? И что для вас патриотизм?
— Патриотизм для меня всегда был естественным качеством человека, родившегося и живущего в России. Так меня воспитали в семье, и так думали мои родители, дедушка и бабушка. Я всегда знал, чем каждый из членов моей семьи занимался в Великую Отечественную войну. Эти рассказы оказали на меня большое влияние. Патриотизм для меня был неотъемлемой частью моей личности, в которой я никогда не сомневался и которую нельзя изменить или переделать.
Когда началась специальная военная операция и я выехал туда первый раз, слово "патриотизм" для меня немножко изменило свое значение. Сегодня, когда тысячи наших молодых ребят сражаются, находятся в окопах на передовой под обстрелами, патриотизм не ограничивается пониманием просто "любить Родину". В наше время патриотизм — это твоя помощь Родине в достижении победы для своей страны.
Я продолжаю и буду продолжать, пока мне будет доверено, работу по развитию Дальнего Востока. В этой командировке у меня было четыре территории Дальнего Востока, в том числе Владивосток. Но при этом ограничить свою сферу ответственности только регионами Дальнего Востока я уже не могу, потому что дальневосточники воюют в Донецкой и Луганской Народных республиках, Запорожской и Херсонской областях. Это наши ребята, они оставили здесь свои семьи, они вернутся сюда, и мы обязаны помогать. Я чувствую себя ответственным за всех наших ребят, которые сейчас находятся там.
Дальневосточным регионам поручено восстанавливать восемь территорий в Донецкой Народной Республике. Считаю, что это высокая ответственность, которую я обязан возлагать и на себя. Мы создали дальневосточный штаб, в котором работают представители полпредства, дальневосточных регионов. Этот штаб помогает решать вопросы с главами территорий, контролирует ход работы на местах и поддерживает контакт с населением. Эти люди работают хорошо. Три человека, из них двое в этом году награждены медалью ордена "За заслуги перед Отечеством". Горжусь этой командой, у нас нет ни одного проекта, который был бы просрочен. Люди, которых живут в восстанавливаемых новых регионах, благодарны за новые школы и отремонтированные объекты. Мы делаем все возможное, чтобы им помочь.
— Как нам интегрировать и донести это до молодежи, которая не до конца понимает, что там, в зоне проведения спецоперации, происходит? Например, отсутствие воды, электричества и других простых благ. Это то, о чем здесь даже не приходится задумываться. Вот вы предложили фотохудожникам из ДВФУ съездить туда и поработать, чтобы запечатлеть лица людей и процесс изменений на территории…
— Действительно, предложил и готов помочь организовать эту поездку. Мне кажется, это очень важно. Мы же и премию им. Арсеньева немного изменили, распространили ее на военкоров. Прошло первое вручение. Считаю, что это было правильное решение, так как военкоры выполняют очень важную работу.
Такие решения я не принимаю сам: советуюсь со специалистами. Когда мы пригласили уважаемых в нашей журналистике людей — редакторов крупных изданий — они одобрили эту идею (по включению военкоров в премию — ред.), и один из редакторов спросил, не хотим ли мы включить в премию номинацию для фотографов. Он спрашивает, знаю ли я, что там делается с точки зрения фотографии. Отвечаю, не знаю. Редактор говорит, я вам покажу. Прислал конверт с фотографиями, сделанными нашими противниками. Там был, наверное, всего десяток отобранных фотографий. Вы знаете, что скажу… Это очень сильная работа. Эти фотографии сделаны профессионалами, они много в себе несут. И они все направлены против нас. Мы не можем уклониться от этой борьбы. Мы должны донести правду, показать, что и как мы видим там. Иначе проиграем в диалоге. Люди, которые видят эти фотографии и читают материалы, написанные нашими противниками, не будут нам верить. Значит, нам нужны фотографии и поддержка журналистов. Мы должны делать это.
Но что касается того, как это довести до ребят, до молодежи… В наших высших учебных заведениях накопилось много сложных моментов. Я говорил об этом со многими, в том числе некоторыми бывшими министрами высшего образования. С одним был такой разговор. Спрашиваю: "Вы разве не видите, что это неправильно?". Он мне ответил: "Если я займусь преподавателями, которые против России и против нас всех, то у меня рейтинг понизится". Я возразил: "Ты же не для рейтинга здесь работаешь, тебя никто не выбирал, зачем тебе бежать за рейтингом? Ты должен работать для страны, а не считать свой рейтинг". Ну, вот рейтинги, не рейтинги….
Но факт в том, что мы долго не занимались этой работой, а сейчас начинаем. Конечно, не я один — мне одному уж никак не справиться. Что касается моего видения организации этой работы, во-первых, много ребят, которых не надо ни к чему подталкивать, они сами хотят помочь в разных направлениях. В этой связи как раз и ответ получается простой: не надо шаблонов, не надо указывать, как проводить мероприятия. Надо дать ребятам возможность помогать в том, в чем они хотят, поддержать их. Потому что их вера в то, что они делают правильное дело, гораздо мощнее, чем любые указания начальства. Знаю многих людей, которые помогают восстанавливать территории, помогают людям, которые там живут, семьям. Здесь помогают вернувшимся бойцам, их семьям, военным частям. Каждый из этих людей выбирает свое направление. Они это делают искренне. И упаси нас, господи, это испортить. Мы должны поддерживать их и распространять их работу, чтобы к ней подключалось как можно больше остальных людей.
Сейчас основная задача, которая ставится перед ректорами и проректорами по воспитательной работе в высших учебных заведениях Дальнего Востока, заключается в создании тренда и понимания в головах ребят, что те, кто идут в этом направлении, — молодцы, а те, кто не идут, — не молодцы. А те, кто идет в обратном направлении, — еще хуже.
— А кто должен этим заниматься? Потому что вы обозначали, что должен быть проректор по воспитательной работе. То есть это все на его плечи?
— Это очень точный вопрос. В одном из выступлений на совещании прозвучала странная фраза. Говорят, а у нас кадров для воспитательной работы недостаточно. Ну как же недостаточно? У нас есть кадры — это преподаватели высших учебных заведений. По моему мнению, любой преподаватель, который заходит в аудиторию, должен, помимо своего предмета нести любовь к Родине. Мы не нуждаемся в преподавателях, которые не любят свою страну. Зачем они нам?
У меня был случай в Китае, посещали предприятия, в том числе Huawei, и один местный руководитель говорит: "Все программное обеспечение нашего нового аппарата создано вашими выпускниками, которые приехали к нам работать". Они были счастливы, думали, что и я обрадуюсь. А я не испытывал радости. Иду и думаю, почему они в Китае создают программное обеспечение, а не у нас?
— Что-то мы, наверное, не так делаем. Юрий Петрович, а когда, на ваш взгляд, состоялся этот откат? Я тоже родился в Советском Союзе, в селе Уральское, Чайковский район Пермской области. Мы с вами земляки, как большая часть вашей команды. Когда началось такое непопулярное отношение к стране? Когда пришел такой паралич?
— Это не болезнь, это не паралич. Это осознанные действия наших противников, которые мы прозевали. После развала Советского Союза маятник начал качаться в сторону того, что все западное — хорошо. Наши противники призывали нас отменить все законы, прекратить говорить о политике, присоединиться к международным альянсам, разоружиться, простите, до трусов. И тогда все будет хорошо. А сейчас они сбросили маски. Уже понятно, что за всем этим стояло совершенно другое.
Все последние десятилетия нам старались ежедневно доказать, что все в России плохо, некачественно, никуда не годится. А то, что на Западе — это и есть настоящая мечта. Много людей уплыло в эту сторону. Вы упомянули Советский Союз.
Я тоже родился в Советском Союзе, и у меня есть прививка от иноземного воздействия, но у многих ее нет. Многие современные люди не очень понимают, что такое патриотизм и почему нужно любить и защищать Родину, бережно относиться к своей стране, гордиться своим Отечеством.
Целое поколение и не одно поколение выросло под влиянием идеи о том, что Россия отстает. Им это вбивали в голову каждый день. Поэтому они уезжали в другие страны, чтобы там заниматься программным обеспечением. Я сам занимался бизнесом в самом начале своей трудовой деятельности, и я знаю много ребят, которые уехали искать счастья за границу. Кто-то — в Швейцарию, кто-то — в Америку. И тем не менее все мои знакомые вернулись в Россию. Некоторые мне рассказали свои истории возвращения, и они были очень забавными. Никто из них не стал счастливым там. И мне кажется, это абсолютно обоснованно, потому что если не можешь стать сильным и раскрыть свой потенциал в стране, где ты родился, где ты знаешь все и где тебя знают многие люди, готовые поддержать, то как ты станешь сильным в чужой стране? Так не бывает.
— В продолжение темы воспитания, вопрос о поддержке и развитии преподавателей и студентов вузов, которые проявляют желание помочь и принять активное участие в СВО. Каким образом можно создать условия для реализации их потенциала?
— Сейчас нужна не столько поддержка, но и возможность для каждого, кто желает помочь в победе страны, найти свое место. Можно запустить этот процесс. Я сказал о том, что мы точно не будем ничем командовать. У нас уже есть примеры преподавателей, которые сами становятся инициаторами и вовлекают быть активными студентов. Руководитель медицинского вуза, к примеру, рассказал, что его ребята и преподаватели ездили в госпитали, работали там, будут это продолжать. Ну что же, замечательно.
Важно, чтобы каждый смог делиться своим опытом и навыками. Вузы предлагают идеи, ищут свое направление работы. Некоторые уже специализируются в определенных областях.
Звучали разные предложения. Одно из них — построить учебные военные полигоны. Может быть, когда-то это и надо будет сделать. В принципе раньше в каждой школе был небольшой тир. Сейчас — ничего подобного. Но мне кажется, что сейчас надо не в стройку ударяться, потому что время потеряем. На мой взгляд, необходимо использовать уже существующие тренировочные возможности для обучения и подготовки студентов, через сотрудничество с Министерством обороны и Федеральной службой безопасности — у них-то полигоны есть и не заняты 24 часа в сутки. Мы должны работать над улучшением работы созданных 12 центров военно-спортивной подготовки и патриотического воспитания, чтобы эффективно использовать их потенциал. У нас уже есть предварительные планы, и ожидается увеличение числа подготовленных специалистов в этой области.
— Центры военно-спортивной подготовки, о которых вы говорите, уже работают?
— Да, и мы должны по концу этого года обучить на них девять тысяч ребят.
— Юрий Петрович, это будут постоянно действующие структуры? Такой подход, на ваш взгляд, актуален только в период ведения боевых действий или в мирное время военно-спортивной подготовке тоже необходимо уделять внимание в воспитании личности, формировании его мировоззрения?
— В моем понимании каждый мужчина должен уметь защищать Родину, мать, семью, близких. Иначе он в мое понимание мужчины не укладывается. Девушки с удовольствием идут на тактическую медицину.
У нас же очень странная сейчас система. Есть в ДВФУ военно-учебный центр. В нем 70 человек при наборе на все специальности в
7 тысяч. Почему? Я этого не понимаю. В свое время я не выбирал. В юности я решил стать горным инженером. Но я вышел и лейтенантом. Прошел полный курс подготовки, военные сборы и знаю, с какой стороны держать автомат. Думаю, я и сейчас его соберу и разберу с закрытыми глазами. Эта подготовка формирует личность, помогает уверенно себя чувствовать в любое время.
Конечно, еще раньше надо было этим заниматься. Ну, так сложилось, что, как у нас говорят, пока гром не грянет — мужик не перекрестится. Поэтому центры мы создали, их количество будем расширять. И я не считаю, что эти центры на время специальной военной операции. Важно создать условия для подготовки молодежи и не только в период СВО. Это долгосрочная задача по формированию патриотического духа молодежи и готовности к защите Родины.
— Вы сейчас много бываете в зоне СВО. Раз-два в месяц. Может быть, даже чаще, чем на Дальнем Востоке. И, если смотреть по новостным лентам, далеко не каждый вице-премьер правительства посещает прифронтовые территории. Это личная позиция или вы по линии правительства координируете какие-то вопросы? Какие задачи решаете?
— Я могу вам сказать, кто из вице-премьеров бывает точно чаще меня. Это Марат Шакирзянович Хуснуллин. Он ведет большую работу по восстановлению всех территорий. Я только по восьми, за которые Дальний Восток отвечает.
Не уверен, надо ли ставить вопрос, чтобы все вице-премьеры или министры регулярно посещали зону СВО. Но сказать честно, я бы на их месте разок выехал. Потому что картинка в голове сильно меняется. Сильно меняется понимание того, что происходит. И сильно меняется отношение к работе и к себе, если хотите.
Кто со мной работает, знает, что у нас на совещаниях бывают жесткие моменты. Когда вижу, что некоторые коллеги несерьезно относятся к своей работе, не ждут результатов, в такие моменты невольно вспоминаю ребят, которые там в окопах сидят с автоматами, и задаюсь вопросом: почему там так, а здесь по-другому? Скажем так, в таких случаях жестко разговариваю с коллегами или просто предлагаю расстаться.
Мы стараемся не мешать там на месте, не отвлекать народ, а помогать. Это важно для ребят, знать, что мы о них не забываем, что мы с ними, что их не бросим. Не буду вам называть точку, в которой мы находились: это было место, где с трех сторон на расстоянии нескольких сотен метров были наши враги. Туда была единственная дорога. Ребята, с которыми мы там встретились, сказали, что не поверили, что мы в такую ... — не буду повторять слова, которые они применили — приехали. Но я видел, что для них это имеет значение.
Второе. Мы приезжаем не с пустыми руками. За время специальной военной операции мы вывезли туда более 50 автомобилей, под сотню тысяч боеприпасов для высокоточных винтовок, 127 винтовок класса мирового уровня, станции радиоэлектронной борьбы и многое другое. Это все за счет внебюджетных источников.
Кроме того, поскольку мы с ребятами в постоянном контакте — и действительно уже, я считаю, появилось немало друзей, — каждый раз, уезжая, получаем наказы, что еще нужно, чем помочь. Ну и, как уже сказал, ты сам начинаешь глядеть на все другими глазами, и начинаешь другие требования предъявлять к собственной работе.
— Юрий Петрович, что вас больше всего там потрясло — был такой случай?
— Знаете, наверное, не случай, а поведение бойцов. Вот представьте себе, находимся рядом с противником. Получают ребята по рации информацию, что противник переходит в наступление. А нас 9 человек. Мы ближе к противнику, чем основная линия обороны. Я смотрю, ребята начинают разбираться, сколько у них патронов осталось калибра 5,45, цинк начинают вскрывать — готовятся. Я спрашиваю: "Ребята, секунду, мы сейчас готовимся к чему? Там их тысячи, а здесь 9 человек. Чего делать будем?". Они говорят: "Ну, сколько можно, будем отбиваться, а потом там лощинка есть, попробуем уйти". И это все абсолютно спокойно. Без страха, без пафоса, без чего бы то ни было. То есть 9 человек готовятся к отражению атаки нескольких тысяч солдат противника с бронетехникой.
Знаете, вот это мужество ребят на передовой достойно глубочайшего уважения. И когда я говорю о подготовке здесь, мы вот таких бойцов должны готовить. Должны готовить бойцов, которые готовы один к 100 выстоять. Тогда точно победим.
— Юрий Петрович, еще вопрос. В одном из интервью не так давно упомянули, что учитесь на снайпера. Для чего?
— Не совсем так. Не совсем учусь. Я взял в руки оружие еще в 13 лет. Родился я в лесном поселке в Пермской области. Лес был с четырех сторон, и мы без леса себя не ощущали. Для нас уйти в лес мальчишками было такое естественное, любимое занятие. Раскрою страшную тайну: старое ружье у нас было одно на троих, мы его прятали в дупле дерева, потому что если с ним пойти по поселку, то взрослые обязательно отобрали бы и еще подзатыльников надавали. Я научился стрелять еще в то время. Соответственно, оружие я держу в руках больше 50 лет. Умею стрелять неплохо.
Когда начал думать о том, чем я могу помочь специальной военной операции, то снайперское оружие было одним из тех направлений, которые я для себя выбрал, потому что понимаю, какая винтовка хорошая, какая плохая, какая подходит для каких задач. Поэтому те 127 винтовок совершенно разных производителей, разных калибров и предназначения туда и увезли. Но именно когда этим начал заниматься, понял, что знаю все-таки далеко не все. А я человек упрямый. Мне хочется, если мне что-то интересно, разбираться в этом хорошо. Поэтому стараюсь увеличивать свой объем знаний.
А потом, все-таки тактический снайпинг существенно отличаются от снайпинга спортивного или охоты с оружием в руках. В тактическом гораздо более широкий объем знаний, потому что здесь ты сталкиваешься не с кабаном или медведем, а с вооруженным противником. Как выйти в зону выполнения задачи, как маскироваться, как уйти живым, как попасть — это все отдельные навыки. Поэтому мне интересно.
— Во Владивостоке вы встречались с теми коллегами из полпредства, а до этого из Минвостокразвития и КРДВ, кто решил стать добровольцами. Сколько по вашим ведомствам ребят отправилось на СВО, и на какие позиции они заходят?
— Десять. Не так много. Но если брать к количеству, скажем так, воюющих сейчас по отношению к численности военнообязанных РФ, то пропорция многократно в пользу наших структур. Первый человек, который ушел в зону СВО, работал, да и еще работает, федеральным инспектором на Камчатке. Женя (Евгений Макаров — ред.) подошел ко мне, говорит: "Хочу поехать, как вы отнесетесь?". Говорю: "Руку тебе пожму". Вот мы потом к нему приехали, он работал снайпером в одном из подразделений, я ему винтовку привез и, соответственно, все, что к ней нужно для дневного и ночного выполнения задач.
Мне это кажется важным не потому, что десять человек там что-то изменит в пропорции на фронте. Другая задача. Просто люди должны понимать, что вот те, кого у нас называют чиновниками — мне больше нравится все-таки словосочетание "государственный служащий", — готовы идти воевать и защищать Родину. Они не прячутся за большими столами.