Несколько замечаний по поводу колонки К.Ю. Богомолова. Очередной манифест Б. – это еще один танк, застрявший в цирке. Весь такой серьезный, страшный, про жуткую смерть в Венеции, которая ждет всех эмигрантов не бродских, а уж кто Бродский – тем более, с десятисантиметровой броней пафоса, а публика… смеется.
Сначала об уехавших временно. «Но это "временно" с течением времени стало превращаться в "навсегда". Они оставили квартиры. Пожилых родственников. Животных. Работу. Друзей. Растения, которые нужно поливать. Пылящиеся книги». (Этот «припев» повторится еще раз.)
Никто еще ничего не оставил «навсегда». Всё пока поставлено на паузу. А кстати, вот скажите как на духу: а у вас, как и у всех оставшихся, книги не пылятся? Только честно. Вот видите! А друзей, да, надо поливать… «Навсегда» было при отъезде в 70-е. И то, как оно обернулось через 20 лет... Так что «Это было навсегда, пока не кончилось» (надеюсь, это книжка А.Юрчака у Б. еще не запылилась).
Нельзя быть политиком издалека, из вне, по Скайпу и Zoom. Только так: «В доме восемь, дробь один, у Заставы Ильича…» И можно без хлеба. Поэтому, когда одни вернулись, чтобы сесть, а другие и уезжать не стали, чтобы составить им компанию, то, думаю, у всех жила уверенность: то, что у нас, не навсегда. Не на 25 лет, и даже не на десять. Пока, однако, сами видите… Поэтому до «навсегда» еще года три. Вот тогда и начнется массовый исход, продажа квартир, родственников и друзей. Единственное с чем никому никогда не удастся справиться в России, так это с тем, что «кони – всё скачут и скачут, избы – горят и горят», а книги – пылятся и пылятся. По-моему, с «навсегда» – явный фальстарт.
А вот то, что меня поразило, – убежденность Б. в том, что «русский эмигрант с неприязнью взирает на любого оставшегося», что «злые бабушки (сиречь релоканты) провожают идущих на работу» словами: "Идет он/она! Как ни в чем не бывало! Вот же мразь!", о «нездоровом румянце на щеках и остром блеске в глазах при чтении новостей о боях» и т.д., не говоря уж про «коллективно-бессознательное внутреннее счастье при новостях о физических страданиях или материальных лишениях соотечественников», «удовлетворенном собирании в корзину поражений и провалов», «чтобы в пределе жизнь здесь, в России, прекратила течение свое».
Ну, это просто неправда. Ложь. Сам совсем недавно несколько месяцев наблюдал и плотно контактировал с русской диаспорой в одном из таких мест, где концентрация IT-специалистов просто зашкаливает. Чувства разные: недоумение, сожаление, чаще всего – равнодушие, но уж никак не ненависть. Испытывать радость от несчастий других? И вы не испытываете, и позвольте мне, как и большинству нормальных людей, тоже не испытывать, какими бы «пузырями на воде» мы ни были.
А вот, наконец, и центральный тезис:
«Эмиграция – это смерть. Самая мучительная из возможных. Это смерть при жизни».
Нет, Константин Юрьевич, и эмиграция – не смерть, и корректное существование с режимом – не смерть. Что все присутствующие и отсутствующие благополучно доказывают. Просто в первом случае отрыв от родины, от родной культуры и языка, от «Вкусно – и точка», от «Доброй Колы», от «Ростикса» воспринимается как пытка, а во втором – как добровольная каторга. У некоторых – сладкая. Но каторга. Хотя и по три. Зато вчера – по пять. Но вчера. А сегодня и мелко, и склизко, и с червями. Но по три. Противно, но жить можно.
И еще важное положение. Как бы собеседник, глядя на Б., думает: «Там же [в России] не может быть хорошо. Тебе [Богомолову К.Ю.] не может быть хорошо. Просто: НЕ МОЖЕТ БЫТЬ [капслок авторский]».
Так, очень важный вопрос: может ли быть хорошо здесь сейчас? Человеку, что подразумевается, скажем мягко, гуманитарной сферы. Причем из всего текста следует, что ему, лично ему, КЮБ, очень даже может быть хорошо. Даже отлично. Как на Бали.
Не верьте! Обманывает нас, КЮ, дурит. Ответ прост (как и ответ про возможность идеального мужа): НЕ МОЖЕТ. Художнику всегда плохо. И не только потому, что книжки, твари еб****, пылятся. А потому, что мир несовершенен, что не получается. Что не удается полностью самореализоваться. Потому что художник всегда на ножах с властью, с совестью, да он сам себя часто ненавидит и презирает.
Кого там Б. упоминает из «наших»? Горький. Хорошо ли ему было?
Когда приходилось, например, выслушивать от Ленина такое:
«…хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей... А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно…».
И бил Максимыч, бил, хорошо бил, пока его самого не убили.
Гончаров А.А. Хорошо ли было Андрей Санычу, когда Эфроса выгоняли из театра, когда лишали гражданства Любимова, когда он сам, своими руками, закрывал у себя из-за ревности, не выдержав превосходства ученика над учителем, выдающийся спектакль Петра Фоменко по Сухово-Кобылину?
Хорошо? Трава же растет, детей рожают, если бы еще не эта х**** запыленная повсюду, то вроде и ничего. Но разве ваши, Константин Юрьевич, манифесты непрерывные не о том, что и вас постоянно колбасит и колдобит? И разве вы сами не «зависли между адом и раем, между небом и землей, между бытием и небытием».
Вот прямо сейчас, когда вы е***** от пыли книги, вы разве не висите между адом и раем? Если не висите – значит, вы плохой режиссер. А так как вы хороший – значит, висите.
Леонид СОКОЛОВ